варианте при опросе небольшого числа анализируемых выяснилось, что в семи из восьми случаев отец их принадлежал к энеатипу VI, VII или V. В другом - четверо из пяти утвердительно отвечали на вопрос: «Не потому ли вам свойственна слабая и мягкая позиция в жизненных делах, что в детстве вы не имели рядом с собой примера здоровой агрессивности, что в вашем сознании отсутствовал образ энергичного, решительного отца?»
Представитель энеатипа VII имеет тенденцию превратиться в искателя удовольствий - до такой степени, что любовь к нему со стороны другого лица означает для него прежде всего потакание любому его желанию. К тому же поиск любви приобретает характер нарцистического стремления - в том смысле, что способы привлечь к себе любовь - например, быть открытым, забавным, ловким - развиваются в самостоятельные мотивы, а погоня за чарующим и благожелательным превосходством над людьми в своем поведении становится самодовлеющей целью. Таким образом, как и в других личностных ориентациях, отдельная, частная грань любви становится заменой самой любви - и препятствием к нормальному развитию любовных отношений.
Как и у других типов характера, преобладающая страсть здесь поддерживается изо дня в день не только воспоминаниями о прежнем наслаждении или имевшей место неудаче, но и благодаря помехам, которые создает данный тип характера в нормальном функционировании организма и в реализации способностей индивида.
Как и в случае других страстей, ненасытность можно понимать как попытку заполнить пустоту. Ненасытность - точно так же, как (орально-агрессивная) зависть, - ищет вовне то, что, как она смутно понимает, у нее отсутствует внутри. Только в отличие от зависти (у которой налицо резко выраженное сознание своей онтической недостаточности) ненасытность лукаво маскирует недостаточность мнимым избытком, типологически сопоставимым с таким же избытком, как спутником гордости. (В результате страсть избывается без полного ее самоосознания.)
Онтическая недостаточность, однако, не только источник гедонизма (и избегания страдания), но и его следствие; ибо отождествление любви с удовольствием делает недоступным для гедониста более глубокий и богатый смысл любви, не сводящийся к сфере непосредственно доступного. Ощущению внутреннего дефицита (inner scarcity) способствует, конечно же, и отчуждение индивида от своей экзистенциально переживаемой глубины, что происходит вследствие гедонистической потребности иметь дело только с приятными переживаниями и избегать неприятных. Это ощущение подпитывается также скрытым страхом, пронизывающим описанный тип с характерной для него любезностью и мягкой услужливостью, - страхом, при котором невозможно быть самим собой. Оно поддерживаемо, кроме того, склонностью манипулировать людьми, что предполагает отторжение от естественной, от природы данной человеку эмоциональной общности с людьми (как бы ни замаскировывался этот факт), благодаря постоянной имитации общительности и дружелюбия, что является одним из элементов чарующего обаяния.
Наконец, ориентация ненасытности на духовное, эзотерическое и паранормальное, притом, что по существу она стремится этим поиском решить проблему своей онтической недостаточности, лишь увековечивает эту недостаточность, ибо, ища сущее в будущем, в отдаленном, воображаемом и потустороннем, индивид тем самым только удостоверяет свое бессилие найти ценность в настоящем и действительном.
Глава 6
Гордость и лицедействующая личность
Энеатип II
В христианстве гордость считается не просто одним из смертных грехов, но первейшим и самым тяжелым - более фундаментальным по сравнению с остальными. В величайшем памятнике христианского ясновидения, «Божественной комедии» Данте, мы обнаруживаем Люцифера - того, кто, подстрекаемый гордостью, сказал «Я» в присутствии Единственного Сущего (Only One), - в центре Ада, представляющего собой в поэме конус, сужающийся к центру земли. Эта огромная впадина (воронка) была образована, согласно дантовскому мифу, всей тяжестью гордого ангела при падении его с неба. В согласии с религиозной ортодоксией, Данте предназначает гордости самую глубокую из адских преисподен и соответственно (следуя методу обратной последовательности грехов в Аду и Чистилище) - первый круг на уступах горы, являющейся местом очищения. На этой горе, на которую пилигримы взбираются по нависающим одна над другой террасам (в традиционно понимаемой последовательности грехов), уступ гордости лежит ниже всех, будучи ближайшим к основанию.
Чосер, писавший несколькими десятилетиями позднее Данте, в «Кентерберийских рассказах» [140] дал хорошую, хотя и не доведенную до конца характерологическую аллюзию на гордецов в «Рассказе священника», который представляет собой, по существу, проповедь о семи смертных грехах. Он упоминает среди «злых ветвей, произрастающих из гордости»: непослушание, хвастовство, лицемерие, презрение, надменность, бесстыдство, переполнение сердца, наглость, чрезмерную радость, нетерпение, неповиновение, самонадеянность, непочтительность, упрямство и тщеславие. Образ, возникающий из соединения этих свойств, характеризует человека, который не просто утверждает свою собственную ценность, но делает это с агрессивным самовозвышением по отношению к другим и подчеркнутым неуважением к общепринятым ценностям и авторитетам.
При всей жизненной верности, свойственной образам Чосе- ра, в нарисованной им здесь картине отсутствует целый ряд черт, свойственных характеру, главным психологическим нервом которого является гордость. Фундаментальной для такого характера является стратегия дарения - с целью как обольщения, так и возвышения в собственных глазах. «Официальной психологии», имевшей дело с энеатипом II, не удалось, как мне думается, адекватно описать столь характерное для этого типа ложное великодушие, поскольку упор при описании всегда делался на импульсивную эгоцентричность, ему свойственную, тогда как было бы более правильным говорить о взаимно дополняющих друг друга эгоцентричности и притворном великодушии. К тому же в существующих описаниях истерического характера прослеживается тенденция интерпретировать эротизм истерической личности как феномен в конечном счете сексуального происхождения, тогда как, наверно, было бы правильнее рассматривать этот эротизм в качестве средства, к которому прибегает обольстительность, инспирируемая желанием получать любовь от других.
Восприятие гордости как наиболее греховной, сравнительно с другими, человеческой склонности, возможно, и неплохая педагогическая стратегия для того, чтобы заставить задуматься гордецов над своим поведением; тем не менее у определенного направления в психологии, которое я представляю на страницах этой книги, несколько иная точка зрения на этот вопрос. Согласно протоанализу, все страсти требуют одинаково серьезного к себе отношения, и если одна из них рассматривается как более фундаментальная - вызывающая расстройство или даже психологическую смерть, - то в такой констатации не содержится указаний относительно степени греховности страстей или того, какое место им принадлежит согласно сделанному прогнозу. Позиция пункта 9-го в середине энеаграммы скорее заставляет думать, что лень можно рассматривать в качестве нейтрально-без- различной средней точки спектра страстей и что активное бессознательное, хотя оно присутствует в любом падшем уме (ballen mind), в проявлениях энеатипа IX играет ведущую роль.
Мы можем уже предварительно охарактеризовать гордость как страсть к самораздуванию (self-inflation), или же, говоря другими словами, страсть к преувеличенному представлению о самом себе.
Соответствующую фиксацию или твердое и безотчетное предубеждение, с которым
