копие тяжелое и булаву железную.
«Триста воинов в повелениях грозного Буйслава — хищного подобно тигру ливийскому, неукротимому, подобно буре».
«Веди меня», — вещал Рогдай; обнажил меч свой; повесил по бедре булаву и устремился в путь.
«Витязь! — сказал Слотан в недоумении. — Или не внял ты словам гонца белоградского? Триста воинов ожидают нас».
«Мольбы народа, на помощь коему стремлюсь, испросят мне у небес силы достаточные! Приятно, сладостно вкусить смерть за отечество, — говорили воины Святославовы и поражали робких греков, как поражает орел гор Днепровских слабых горлиц».
Вскоре достигли они до стана печенежского. Рогдай вострубил в трубу ратную, — и враги возмутились. Жители града услышали звук сей и познали крепкую грудь российскую. Они устремились на стены градские — зреть прю великую.
Буйслав со своими оруженосцами вышел к нему во сретение, на коне, питомце пещер Кавказских. Поражающи были взоры его; в них открыта была душа негодующая на дерзость Рогдаеву.
«Чего ищешь ты? — возопил он гласом бурным. — Чего ищешь, витязь незнаемый, в стане нашем? Груба твоя звучит брань свирепую; но она возвещает твою погибель неизбежную! Удались же, древний витязь! С мужами испытанными первых дней Владимировых испытывал я крепость копия своего и оставался непостыженным. Седый витязь!
Ты зришь Буйслава и дружину его!»
Печенег умолк и с равнодушием извлекал великий меч свой.
«Рогдаю ли судили боги слышать гордость сию?» — возревел Рогдай и со всею крепостию мышцы своей поверг в него копье тяжелое.
Раздался треск сокрушенной брони Буйславовой, восколебался он — и мгновенно простерся на сырой земле, подобно утесу скалы дикой, отторженному громом и поверженному в пенящиеся волны свирепеющего от ветров моря.
Быстро Слотан устремляется к оглушенному Буйславу и, связав его вервями шелковыми, прикрепляет к стремени Рогдаеву. Победитель течет ко граду. Тщетно ратники печенежские порываются на него с неистовством. Булава Рогдаева, свистя вокруг главы его, очищает путь ему и его сподвижнику. Кровь печенежская льется ручьями, — и болезненные вопли их смешиваются с радостными восклицаниями жителей града.
Они, узрев со стены падение Буйслава гордого, исходят с оружием и поражают неприятеля с тылу.
Печенеги, видя такое расстройство рядов своих, отчаялись получить спасение. Едва малая часть от них осталась.
Остановились, возвысили гласы умолительные, прося пощады, и вонзили в червленную землю мечи свои.
Рогдай опустил булаву и отер кровь и пот с лица своего.
«Довольно! — вещал он, — дерзость наказана и не восторжествует более. Теките с полей наших, безрассудные, и возвестите чадам своим, чего могут ждать неприятели на полях Росских».
«Витязь непобедимый! — воскликнули старейшины печенежские, — будь толико же великодушен, колпко неустрашима душа твоя. Возврати нам бездушные останки нашего повелителя, да воздадим ему последнюю почесть по обычаю земли нашей. Ценой злата и сребра искупаем их».
«Никогда, — рек Рогдай, — не отважу жизни своей для сребра и злата; и последнюю каплю ее ценю дороже богатств всего света. Единственно отечеству посвящена жизнь витязя земли Русской — для него только проливается кровь его. Возвращаю вам Буйслава, вашего повелителя, — и оставляю себе меч его и броню железную».
Печенеги в знак согласия преклонили главы свои. Слота и совлек с Буйслава броню его и меч великий; вонзил их на копье свое, и тако все потекли к Белграду спасенному.
Жены, дети и старцы исшли им во сретение с веселием; и прелестный сонм любимиц князя Владимира, в одеждах брачных, проводили его в палату пиршества.
Долго после заката солнечного длилось оно; веселие носилось на взорах каждого; каждый воспевал любезность и прелести дев славянских; каждый восхищался, повествуя о подвигах ратных росских витязей.
Вечер IV
Велесил
Едва Световид явился на долинах Полянских во всем блеске своего величия, Велесил, один из древних витязей двора Владимирова, друг его на полях кровавых и пиршествах шумных его собеседник, Велесил, коему из всех храбрых владыки Киевского могли противоборствовать Рогдай и Добрыня, мужи непобедимые, — Велесил с Бориполком, своим оруженосцем, стоял у подножия холма высокого, и слезы струились по седой браде мужа великого.
На вершине холма того стоял кипарис возвышенный; на ветвях его висели доспехи ратные, булава и меч великий.
С другой стороны низменный древесный крест, к дерну склонившийся.
Мрачный витязь длил безмолвие свое. Наконец, он поднимает тяжкую десницу свою, опускает ее со стремлением на широкую грудь — глухой стон раздался вокруг холма; Велесил вещал, указывая перстом на крест могильный:
«Тамо, Бориполк, там под полуистлевшим крестом сим сокрыто все, что было в мире сем прекраснейшего и драгоценнейшего для моего сердца. И любовь моя, безмерная, беспредельная любовь дней пылкой юности, повергла несчастную в обитель вечного мрака. Боже! Обладатель земли! Кто воззовет ее оттоле?»
Умолк; горестная тишина носилась по челу его. Се есть печать тоски неумолимой.
Бориполк восприял речь:
«Десятое лето служу я тебе, витязь непобедимый! Бывал с тобою в среде битв кровопролитных и при столах князя Владимира с красотами теремов его. Везде видел я горесть и уныние, царствовавшие во взорах твоих, — и до сей минуты не познаю вины истинной. Если благо твое сокрыто в недре земли мрачной, се предел, коего преторгнуть не может ниже сила витязей величайших».
«Не может — ниже власть целой вселенной», — возопил Велесил — и болезненно склонился к подножию холма на дерне зеленом.
«Воссядь, — вещал он оруженосцу, — и познай вину вечной тоски моей».
Бориполк последовал его велению, и Велесил продолжал:
«С седьмого-на-десять года жизни моей начал я следовать Владимиру, юнейшему сыну его родителя. Всем сердцем и душею возлюбил я моего повелителя и поклялся богами всемогущими — до конца жизни моей не покидать его ни в битвах, ни в веселиях.
Святослава не стало! Междоусобные брани возгорелись.
Ярополк лестию и коварством любимца сразил брата своего, Олега, — и новгородский владыка, Владимир, любитель браней и веселия, восшумел оружием в терему красот Севера; он подвигся — Ярополк пал! — взошел Владимир на трон полуночи, — и я при дворе его явился в числе первых его витязей.
Недолго длилось общее спокойствие. Сын Святославов любил подвиги ратные, — греки нарушили условие, заключенное с бранноносным его родителем, — и мы с грозным ополчением двинулись наказать вероломных.
Подобно туче, носящей в недрах своих громы ревущие, протекали силы наши чрез области греческие; подобно молнии небесной, меч Владимиров поражал неустрашимейших.
Не было препоны нашему шествию.
На берегу светлого Иллиса обитали пастыри дружелюбные. Глава их вышел к нам во сретение и предложил дары сельские.
