как она попала в суд? Разве ей не впрыснули после операции усиленной дозы строфантина, чтобы умертвить? Или, быть может, мертвые стали возвращаться с того света, чтобы уличать гитлеровцев в содеянных ими злодеяниях?
Елена Чернышева осталась в живых чудом. Ее спасла Красная Армия, освободившая Смоленск. И слепая рассказала суду о том, что творили фашисты за дверьми опытного отделения германского военного госпиталя № 551. В этом отделении гитлеровские врачи проводили экспериментальные работы над русскими. На русских проверялись новые лечебные препараты, у русских раненых брали кровь для переливания гитлеровцам, спинномозговую жидкость. На русских учились хирурги и студенты Берлинского университета. В порядке учебной практики они ампутировали здоровым людям ноги, руки. Во время этих экспериментов Модиш ассистировал фашистским студентам и врачам. Когда же эксперимент считался законченным, он умерщвлял русских. Лекарский помощник Модиш собственноручно впрыснул строфантин 24 человекам.
Чернышева обратилась за медицинской помощью в госпиталь. Она надеялась встретить там врачей, но попала в руки к палачам. Не будем упрекать девушку за доверчивость. Ей было тогда всего шестнадцать лет. В госпитале № 551 в это время работал профессор Мюллер. Он был озабочен проблемой возвращения зрения раненым гитлеровским офицерам и проводил в связи с этим экспериментальную работу над русскими. Доверчивую девушку положили на операционный стол, усыпили, и Мюллер срезал у нее с глазного яблока здоровую роговицу, чтобы пересадить ее немцу. Так ослепла Чернышева.
Рудольф Модиш понес заслуженную кару за все свои преступления: его повесили. Но Модиш был только маленьким винтиком в грандиозной и страшной машине смерти, которая ползла по Европе и перемалывала человеческие жизни с тридцать девятого по сорок пятый год.
Сейчас дошла очередь до создателей этой машины. И пусть в Нюрнберге нет слепой свидетельницы, от ее имени выступает советский обвинитель. Он говорит не только о Смоленске, где немцы убили сто тридцать пять тысяч человек, но и о Киеве, Ростове, о Майданеке, Освенциме, лагере Саласпилс под Ригой. Обвинитель называет имена сожженных, приводит цифры убитых, и над скамьей подсудимых поднимаются тени миллионов мучеников.
Трудно предположить, что все эти убитые, сожженные и замученные были жертвой злой воли каких- то отдельных модишей.
— Нет, — говорит советский обвинитель. — Во всех этих чудовищных злодеяниях действовала своя преступная система, которая объединяла и направляла всех убийц и палачей.
В самом деле, разве это не так? Гитлер определил цифру: уничтожить тридцать миллионов русских, чтобы очистить все 'восточное пространство' до Волги для райха. Гитлеровский генеральный штаб опускал руки по швам и принимал эту директиву к неуклонному исполнению. Это ему, главе штаба Кейтелю, принадлежат слова 'человеческая жизнь стоит дешевле ничего'. Гиммлер и Кальтенбруннер создавали краткосрочные курсы для своих палачей. На этих курсах читались лекции, как рыть ямы для массовых могил, маскируя их под противотанковые рвы, как снимать с убитых кожу, какую дозу строфантина вливать раненым русским. Ширах воспитывал в Гитлерюнге кадры послушных исполнителей для Кейтеля и Гиммлера. Инженеры конструировали по заказу имперского правительства типовые проекты печей-крематориев, душегубок, мельниц для перемалывания человеческих костей. Заводы штамповали стандартные банки для ядов и отравляющих веществ.
Вместе с Модишем в Смоленске судился Гейнц Винклер. Этот воспитанник Шираха учился на курсах хюндефюреров. Принцип фюрерства был установлен в Германии даже для поводырей служебных собак. Я не знаю, кто читал лекции на этих курсах, но советский суд точно установил, что этот собачий фюрер участвовал в пяти массовых расстрелах в Смоленске и, кроме того, лично застрелил семнадцать человек и среди них — мать с двумя детьми.
— За что вы убили мать? — спросил прокурор.
— Она подозревалась в связи с партизанами, — ответил Винклер.
— А грудных детей вы тоже подозревали в связи с партизанами?
— Нет. Детей я убил, чтобы не причинять им страданий. Вы знаете, — говорил хюндефюрер, оправдываясь, — сироты испытывают много затруднений в жизни. Сироту каждый может обидеть.
Они убивали родителей и вместе с ними приканчивали детей, чтобы сироты 'не испытывали страданий в жизни'.
Хюндефюрера нет на скамье подсудимых в Нюрнберге. Здесь судят рейхсфюреров, судят тех, которые снабжали винклеров не только типовыми банками с ядами, но и типовой нацистской моралью. Здесь судят не собачьих поводырей, а преступников, называющих себя поводырями целого государства.
Я слушаю речь советского обвинителя и смотрю на скамью подсудимых. Первым передо мной сидит Герман Геринг. Это он говорил эсэсовским дивизиям, отправлявшимся на восток: 'Вы убивайте, а отвечать за вас буду я'.
В те дни эти мерзавцы мнили себя властителями Европы и не думали еще о грядущем возмездии. Но возмездие пришло, и у герингов сразу отшибло память. Куда девалась их самодовольная воинственность?! Рейхсфюреры пытаются отмежеваться от хюндефюреров. Сейчас они говорят: 'Кто убивал, пусть тот и отвечает'.
Примерно с таким заявлением и выступил на прошлом заседании суда защитник Кауфман. Защитник протестовал против материалов Чрезвычайной Государственной комиссии, которые приводятся в речи советского обвинителя. Защите, видите ли, не хотелось бы, чтобы в делах Трибунала фигурировали суммарные цифры всех убитых, сожженных и замученных. Почему? Дело, оказывается, в том, что подсудимые не знали о существовании крематориев, душегубок, мельниц для перемалывания человеческих костей, банок с циклоном и строфатином.
И это говорит защитник Кальтенбруннера! Оказывается, не только Геринг, но даже заместитель Гиммлера по гестапо Кальтенбруннер не ведал, что творили эсэсовцы на оккупированной ими территории. Весь мир знал, весь мир протестовал, а они, оказывается, не знали.
Нет, мы не жалуемся на плохую память. Мы не только помним все, что говорили человекоподобные, но и все, что они творили в наших городах и селах. Мы помним всех убитых и сожженных. И пусть знает каждая мать, потерявшая сына, сестра — брата, дочь — отца, пусть знают сироты, чьих родителей расстреляли гитлеровцы у Бабьего Яра, в Тремблинке или Саласпилсе, — это от их имени выступает советский обвинитель на Нюрнбергском процессе. Это их слезы, эго кровь их родных и близких наполняет его речь болью и гневом. Не поэтому ли так боятся этой речи подсудимые?
В работе Чрезвычайной Государственной комиссии принимало участие свыше семи миллионов человек. Среди них не было сторонних наблюдателей. Против фашистских преступлений свидетельствовали те, которые видели фашистов воочию и на себе познали весь ужас нового гитлеровского порядка.
Государственная Чрезвычайная комиссия начала работать не месяц и не два назад. Учет фашистских преступлений начался уже тогда, когда дивизии Кейтеля и Гиммлера бесчинствовали на Украине и в Белоруссии, в Прибалтике и Смоленске.
Четыре дня рассказывал Международному Военному Трибуналу представитель советского обвинения о преступлениях, совершенных фашистами против мирного населения. Топор, пуля, яд, огонь, газовые печи, виселицы, душегубки, пытки, голод — все это служило гитлеровцам для уничтожения людей. Палачи не считались ни с полом, ни с возрастом жертвы. Гитлер освободил их 'от химеры, именуемой совестью', и они казнили всех, кто не принадлежал к 'расе избранных'. Многие миллионы ни в чем не повинных людей нашли мученическую смерть от рук фашистских злодеев.
Советский обвинитель иллюстрирует свою речь не только цифрами и актами Государственной Чрезвычайной комиссии. Он передает суду каннибальские приказы Кейтеля, Геринга, Гиммлера, служебные рапорты гестаповских чиновников, целую серию фотоснимков со сценами пыток, казней, сделанных самими фашистами. Обвинитель передает суду документальный фильм, снятый советскими кинооператорами, работавшими в частях Красной Армии. Кинооператоры вместе с бойцами первыми вступали в освобожденные города и села и по свежим следам фиксировали на кинопленке преступления фашистов.
В зале суда гаснет свет, и экран воспроизводит ужасы 'нового порядка'. В глубокой тишине разворачивается перед залом суда эта трагическая киноповесть. Меняются названия городов, а на экране трупы, трупы и трупы. Ростов, Калуга, Киев, Смоленск — и всюду гитлеровцы оставляли после себя смерть.
