— Ученическая общественность серьезно обеспокоена вашим поведением. Жизнь в нашей школе бьет ключом, а во втором «Б» подозрительная тишина. Ваш класс замкнулся в себе, он отвык от самокритики…
— Как, разве во втором «Б» нет стенной печати? — удивленно спросил Костя.
— В том-то и дело, — сокрушенно ответил Алик.
— Непонятно, — сказал Костя, обращаясь к ученикам второго «Б». — А как же вы общались до сих пор друг с другом без стенгазеты? Как доводили свое мнение до общественности?
Пристыженные ученики молчали.
— Да, прошляпили мы со вторым 'Б', — сокрушенно сказал Алик, а Костя прошелся из угла в угол и добавил:
— Положение, конечно, тяжелое, но я думаю, что нам удастся вытянуть этот класс из болота академизма.
Он был человеком действия, этот Костя, и для того чтобы не оставлять второй «Б» ни одной минуты в вышеназванном болоте, он тут же в лоб задал малышам вопрос:
— Вы читать, писать умеете?
— Умеем, — не очень уверенно ответил второй 'Б'.
— Всё! — сказал Костя. — Тогда давайте приступим к выборам редакционной коллегии.
Это предложение было встречено малышами с восторгом. В классе сразу поднялся невероятный шум и гам. В общем, через час, несмотря на интриги двух мальчиков с первой парты, ответственным редактором будущей газеты второклассники единодушно избрали Мишу.
У Миши была живая, увлекающаяся душа ребенка. Он находился в том святом, безмятежном возрасте, когда человек не может еще вгонять свои страсти в строгие рамки календарей и расписаний: 'С 3 до 5 пригот. домашн. уроков, а с 5 до 7 выполнение обществ. поручений'.
Став редактором, мальчик так сильно увлекся литературным творчеством, что на изучение таблицы умножения у него почти совсем не оставалось времени. Да и откуда было взять его, если всю газету Мише приходилось заполнять самому!
— Почему самому? — спрашивал Мишин папа. — Надо попросить мальчиков, чтобы они тоже писали.
— Мальчики не будут писать. Им неудобно.
— Почему?
— Они еще не знают грамматики.
— А ты сам-то знаешь?
— Так я же сам не пишу, — отвечал Миша. — Я диктую заметки бабушке, а она у нас грамотная.
В первые месяцы редакторства литературная деятельность сына страшно импонировала его маме.
— Вы знаете, — гордо говорила она сослуживцам, — вчера мой Мишка продиктовал бабушке прямо на машинку чудесную передовицу. Гладкую, со всякими рассуждениями, ну прямо как в большой газете.
Маме хотелось, чтобы Миша диктовал бабушке свои передовицы из головы, а он, прежде чем начать диктовку, всегда обкладывался целым ворохом газет. Мама как-то не выдержала и сказала:
— Когда редактор одной газеты списывает статью у редактора другой газеты, люди называют это литературным воровством…
— А вот и нет, — ответил Миша. — Если бы я списывал из одной газеты, ты была бы права. А я списываю из многих, и это уже не воровство, а сочинительство. Так сказал Костя.
Что же представлял собой этот всесильный Костя? Мальчик Костя был на несколько лет старше Миши. Он учился в шестом классе. В начале учебного года совет дружины прикрепил Костю ко второму классу «Б» для работы с малышами. Костя был первым вожатым, которого Миша видел на таком близком расстоянии от себя. А так как Костя был еще и лучшим горнистом отряда, то само собой разумеется, что не влюбиться в него было попросту нельзя. И второй «Б», конечно, влюбился. Дома и в школе только и было слышно: 'Костя сказал', 'Костя велел', 'Костя придумал'.
Фантазии у отрядного горниста было так много, что он каждый месяц потчевал мальчиков какой- нибудь новой затеей.
Стенгазета была лишь началом, а главные мечты и устремления Кости были связаны совсем с другим. Костя любил промаршировать впереди своих малышей в ярко освещенном клубном зале, подняться под звуки горна и барабана на сцену и белым стихом при поддержке детского хора поздравить собравшихся с наступающим праздником. А так как клубов в городе было много, то второй «Б» все больше и больше отрывался от таблицы умножения. Бедным мальчикам было не до нее. То они разучивали приветственное слово к медицинским работникам, собирающимся в районной поликлинике на отчетный доклад месткома, то Костя заставлял их рисовать картинки в специальный альбом, который готовился для преподношения намечающейся конференции управдомов.
— Ты не помнишь, как выглядела Венера Милосская? — неожиданно спрашивал Миша у отца, застыв с карандашом в руках над чистым листом альбома.
— А ты откуда знаешь про Венеру?
— Нам про нее Костя на кружке естествознания рассказывал.
— Естествознания? — удивлялся папа.
— Ну да. Как о полезном ископаемом. Костя говорил, что эту Венеру древние греки из земли раздобыли.
Трудно сказать, какое впечатление произвел бы на управдомов альбом с 'древнегреческими ископаемыми', если бы таковой был преподнесен им. Но Венера Милосская так и осталась недорисованной. Слет управдомов был неожиданно отнесен райжилуправлением на следующий год, и Косте срочно пришлось искать второму классу «Б» новый объект для поздравлений.
Так у Мишеньки прошел год, другой. Из второго класса в третий мальчик перешел не на пятерки, а на четверки, а при переходе в следующий класс у него были уже не четверки, а тройки.
Бойких взлетов Костиной фантазии боялась вся квартира. Папа и мама с волнением ждали по вечерам Мишиного возвращения из школы. Они внимательно смотрели в глаза своему сыну, пытаясь прочесть, что же нового еще мог придумать, к их родительскому несчастью, этот неугомонный отрядный горнист.
— А у меня двойка по арифметике, — доложил вчера за ужином Миша.
— Дожили, — мрачно процедил папа. — Ну, что же теперь сказал твой Костя?
— Костя велел захватить завтра в школу иголку и нитки, — как ни в чем не бывало ответил Миша.
— Зачем?
— Мы будем вышивать шелком первую главу из книги 'Сын полка' писателя Катаева.
— Я, кажется, начинаю сходить с ума, — сказала мама. — Но ведь двойка-то у тебя не по вышиванию, а по арифметике!
— Не знаю. Так сказал Костя.
— Ну, нет, — заявил папа, вскакивая с места. — Говорил твой Костя, да отговорился. Хватит!
И, схватив пальто и шапку, папа побежал в школу. Но он не добежал до кабинета директора. Мишин папа столкнулся в школьном коридоре с Костиным папой.
'Вот где первоисточник зла!' — подумал Мишин папа, приготавливаясь к атаке.
Но атаку пришлось отменить. У Костяного папы оказался такой убитый вид, что Мишин папа даже забыл о своих воинственных намерениях.
— Что с вами?
— Двойка.
— Как, и у вашего тоже?
— Тоже.
И тут Мишин папа понял, что они с Костиным папой совсем не враги, а товарищи по несчастью. А раз товарищи, то им и действовать надо сообща. Придя к такому заключению, папы взяли друг друга под руки и двинулись вперед по коридору. Но они не успели сделать и трех шагов, как внезапно раскрылась одна из многочисленных дверей, и на ее пороге показался сам Костя. Отрядный горнист, увидев грозное шествие
