на меня при каждой встрече такие взгляды, что даже мне, дитю начала восьмидесятых, хотелось отвернуться. Этот сорокапятилетний громила, я знаю, был уволен из какой-то структуры какой-то спецслужбы, и все говорят, что на пенсию. Но верить снующим по офисам СОС типам все равно что искать у змеи ноги, и если все говорят, что Молчанов был уволен на пенсию, можно процентов на восемьдесят быть уверенным в том, что уволен он был, но не на пенсию. Несколько раз по долгу службы я вынужден был входить в его офис, и впечатления оттуда я уносил, признаться, не самые приятные. Людей в этом огромном офисе, единственном из всех офисов компании с непрозрачными стенами, было всегда много, и никто из них не внушал мне доверия. Справедливости ради нужно заметить, что и при моем появлении лица всех присутствующих в офисе Молчанова напрягались так, словно их хозяев брали за мошонку. Я входил, делал дела, сам смотрел по сторонам, и во мне все крепче обрастал корой росток убеждения, что в офисе этом, как и на том свете, можно встретить и убийцу, и убитого одновременно.
Чуть ниже основных потоков слухов носились слухи о том, что Молчанов вовсе и не из спецслужбы, что он рожденный в западной, закрытой территории СОС репликант какого-то нобелевского лауреата, что взглядом Молчанов двигает стаканы и, как Распутин, может склонить к нездоровому сексу любую сотрудницу. Низовые слухи распространялись быстрее верховых, поэтому, верно, девицы и ходили по стенке, когда навстречу им по широкому коридору шагал Молчанов. Нездоровым сексом от Молчанова меня не испугать, ибо хорошего юриста, как известно, голыми руками не возьмешь, но какую-то частицу правды в этих враках я чувствовал, потому что всякий раз, когда Молчанов устремлял в мою сторону взгляд, во мне начинали бороться два желания: ударить его чем-нибудь по голове или незаметно уйти.
Получая пояснения в одном департаменте, я переходил в другой, потом двигался к Молчанову, от него — к себе, я находился в постоянном движении, и постепенно передо мной вырисовывался весь масштаб деятельности СОС. Он потрясал и напрягал. Как невозможно здоровым мозгом представить себе бесконечность, так нереально очертить границы могущества СОС. За каких-то десять лет существования из небольшого ООО компания превратилась в монстра, пожирающего все вокруг себя. Из-за масштабов распространения и нехватки времени на то, чтобы замечать на фоне глобального частности, возникали и неурядицы. Дважды я натыкался в бумагах на очевидные откровения, могущие стать добычей налоговиков, и дважды предупреждал об этом Старостина, который в отсутствие моего непосредственного начальника велел обращаться напрямую к нему. Розовея и качая головой от удовольствия — я полагаю, что удовольствие он получал от моей работы, — он вызывал к себе финансистов и разносил тех в пух и прах. А в последний раз и вовсе произошли события, поднявшие мой авторитет до фактически недосягаемых высот.
Все было как обычно. Разыскивая в документах годовой давности промахи своих бывших предшественников и экономистов, я нашел следующее странное место. Полтора года назад СОС заключил договор на поставку компонентов для производства «Убийцы рака», получил за это 8 миллионов рублей согласно прилагаемой к договору справке финансового департамента, но в последующем, как я ни старался, я не мог найти ни доказательств уплаты налога за эту сумму, ни доказательств, что произведено некое действие, позволяющее этот налог присвоить на законных основаниях, то есть кинуть казну Российской Федерации на пару с небольшим миллионов.
Бухгалтеры любой компании — до неприличия странный народ. Они живут сегодняшними суммами. Я звонил финдиректору и говорил о том, что первый же инспектор со стажем работы в налоговых органах в один год, появившийся здесь и нашедший то, что нашел я, нахлобучит президента и его окружение самым страшным образом, я говорил ему о том, что ситуация требует вмешательства, но финансисты, как и их подчиненные, до неприличия странный народ. Вера во всемогущество босса доводит их до крайней степени отупения. Они не желают чувствовать ситуацию так, как чувствует ее находящийся в постоянной тревоге добросовестный юрист. Мои попытки произвести коммерческий подлог в интересах СОС ни к чему не привели, и тогда я, вспомнив о «функциональных обязанностях», которыми меня наделил при собеседовании Старостин, отправился к нему.
Если кто не знает: кабинет самых состоятельных господ мира охраняется столь же эффективно, как средневековый замок. Причем речь идет о вторжении не только иноземных сил, но и о собственных подчиненных. График приема сотрудников компании расписан по минутам, а потому на первом рубеже обороны вас встречает охрана, на втором — секретарша в приемной, и на последнем — личный советник президента. Что бы вы ни говорили, как бы ни доказывали особую важность своего визита, все ваши старания будут упираться в тупик и все доводы будут встречены с полным спокойствием. Даже если вы скажете, что осталось несколько минут до взрыва, начальник охраны или секретарша уточнят, где именно намечается эпицентр, после чего отдадут распоряжение проверить. При этом президент ничего не будет знать.
Помыкавшись в приемной среди десятка присутствующих, которых я уже знал, и убедившись, что если кто и убывает, то с той же частотой в приемной кто-то появляется, я бросил сборник комиксов о Спайдермене на стол, откуда его и брал час назад, уложил папку под мышку и двинулся к двери президента.
Изумленный охранник не двинулся с места, а с девочкой пришлось повоевать. Единственный способ заставить секретаршу прекратить сопротивление и заняться собой, это при появлении ее перед собой как бы случайно взять за грудь.
Ворвавшись в кабинет к Старостину, я под гробовое молчание нескольких сидящих у него посетителей бухнул папкой о стол и сказал:
— В компании два мрачных типа из налоговых органов.
— Я знаю, — спокойно резюмировал Сергей Олегович, снимая очки и глядя на меня не без интереса.
— Когда они доберутся до документов, доказывающих контакты компании с «Белль», у нас будут неприятности.
Сидящий по правую руку от Старостина начальник медицинского центра Малахов улыбнулся.
Я знаю, почему он улыбается. Я похож на героя фильма «Сыщик», который ворвался в кабинет начальника городской милиции, где высшие чины разрабатывали план разгрома преступного сообщества, и крикнул: «Я нашел того, кто украл с чердака лифчик и наволочку!» Компания СОС застрахована от неприятностей априори. Для этого проделана невероятная по масштабам работа. Чтобы застраховать судебные издержки, Старостин по просьбе одной из председательш районных судов проставил в трудовой книжке ее дочери, тупой суки, необходимый стаж в пять лет, дабы дочка могла быть рекомендована коллегией судей, как когда-то и мама, на должность судьи. Безголовая дочура якобы работала в СОС юристом. Теперь решения суда, находящегося в ведении мамаши, предсказуемы, а юристу Говоркову, присутствующему на судебных заседаниях, нет нужды выглядеть умно и произносить сложные речи. Приблизительно такие же предохранительные мероприятия, исключающие зачатие неприятных для компании последствий, были проведены и с другими государственными учреждениями. Пожарные, сыск, СЭС — все так или иначе получали от СОС. Вот по этой-то причине мой визит был воспринят со сдержанной улыбкой. Однако начальник медицинского центра не знал того, что знали мы с «папой». В любой государственной организации найдется сволочь, готовая поставить под удар результат многолетнего труда руководителей. Явится вредный лейтенант пожарной службы да закроет в связи с захламленностью запасного выхода медицинский центр. Пока суть да дело, пока лейтенантика уволят, а предписание сожгут, пройдет время, и если один день жизни этого лейтенанта не стоит и гроша ломаного, то день такой компании, как СОС, означает либо приход миллионов, либо их потерю. В зависимости от качества проведенного дня.
— Они не похожи на тех, с кем можно договориться, — бросил я и придвинул к Старостину папку. — Здесь договор с «Белль», согласно которому компания получила прибыль в восемь миллионов рублей. Сроки оглашения доходов миновали, это значит, что уже возникли предпосылки для рассмотрения данного деяния в свете Уголовного кодекса. Мне жаль Ходорковского, я представляю, как он мучится.
— Спрячьте этот договор, — надевая очки и тем исчерпывая проблему, буркнул Старостин, а начальник медицинского центра развел в стороны руки и посмотрел на меня как на человека, который и сам мог бы догадаться о таком простом способе защиты от налоговиков.
— Сергей Олегович, — тихо сказал я, — в конце шестидесятых, во время чемпионата мира в Стокгольме, когда мы играли с чехословаками, к нашему тренеру Тарасову в раздевалку пришел спортивный
