конфликтолог был в компании один, а потому сама по себе вероятность появления доносов на него в виде многих страниц огнедышащей прозы была исключена. Приметили его в «Регион-билдинг» год назад, приметили и сразу предложили место, приняв осваивать традиции солидной компании в качестве стажера вплоть до окончания университета. Уже было говорено, что контракт с ним будет заключен, что место — его, и если бы не Берг, то есть не единственная причина, из-за которой его с недоумением могут спросить в компании: «А чего это ты с первого раза гос не сдаешь по тому предмету, по которому у нас работаешь?», все было бы просто прекрасно.
Этот диссонанс приятного и неприятного вселял ужас в мужественную душу Тихона Куртеева. Он ждал государственного экзамена по социологии, дрожа от надежды и помня высказывания дружков о том, что преподаватели-стервятники, безжалостно терзавшие студентов несколько лет, на выпускных, как правило, превращаются в душек. У них-де статистика, и с них тоже могут спросить, чему они учили студентов, если те после нескольких лет учебы даже экзамены сдать не в состоянии. Куртеев соглашался с этим, формальная логика была для него близка, он знал ее на «отлично», но чем ближе были госы, тем крепче было его убеждение в том, что формальная логика тут ни при чем. Он просто трусит и старательно, необоснованно верит в небывальщину. Это мнение подкреплялось всякий раз, когда он вспоминал Берга: лысая, блестящая голова, очки, взгляд как у орла, сухие губы — разве это портрет человека, который готов превратиться в душку?
И теперь вот это неожиданное известие: госэкзамен по социологии принимать будет не Берг.
Выдержав паузу, чтобы не казаться бестактным, Куртеев кашлянул и спросил с заднего ряда аудитории, будто откуда-то с потолка, с вершины горы, на которую Сизиф катает туда-сюда валуны:
— Профессор, а это правда, что вы уходите?
Со стороны вопрос казался, конечно, воплем отчаяния.
— Нет, студент Куртеев, я н-не ухожу… — Убедившись в том, что в глазах Тихона появилась мертвая муть, Берг закончил: — Я выхожу в отставку. Уходить мне пока еще рано.
Этой же ночью Тихон придумает достойный ответ на реплику профессора: «Вас о чем ни спроси, вы все о смерти» — но это будет ночью. Сейчас же, сыграв желваками, он почувствовал, как внутрь пробирается знакомое чувство — злоба.
— Тогда, быть может, совет напоследок? — Тихону подумалось, что отказать в этой ситуации профессору будет негоже.
— Хорошая идея.
— У меня есть знакомый, — соврал Куртеев. — Он работает в одной крупной компании специалистом по корпоративным отношениям. Он много знает о своей компании и теперь пытается вывести универсальную формулу, которой пользуются те, для борьбы с которыми он поставлен на должность. Я хотел бы послушать, что вы думаете на сей счет.
Берг сошел с кафедры. Подтянул брючины и уселся на край стола первого ряда. Некоторые считают, что это случалось чаще разумного. Берг позволял себе чересчур демократические выходки. Сесть на стол, за которым кто-то сидит, означает неуважение — так думалось Куртееву; сесть профессору на стол своего ученика означает исключительное доверие — так полагал Берг. Нет, эти двое не могли находиться не только рядом, но и на одной планете.
Как бы то ни было, лица двух студенток зарделись от удовольствия. Впрочем, тому виной могла быть и «Арманимания», которой профессор пользовался с постоянностью маньяка.
— В одной стране лежала туша слона, — сказал профессор, скидывая пиджак и перекидывая его через руку. — Шакал принялся поедать тушу. Он прогрыз дырку и п-пролез внутрь. Сидя внутри туши, он продолжал есть мясо. А тем временем шкура высохла, покоробилась и дыра, через которую шакал проник внутрь, закрылась.
— Профессор, боюсь, что вы меня…
— Я вас правильно понял, студент Куртеев. Передайте своему знакомому, что, если он не научится слушать, ему не вывести никакой формулы. — Берг опустил взгляд и без зазрения совести посмотрел на двух студенток. Яд Армани уже проник в аккуратные головки и стал опускаться ниже, ниже… и по их дрожащим ресницам было понятно, что он вот-вот достигнет дна понимания. Он всегда вел себя таким образом, отчего по университету бродили кривотолки. В вузах для преподавателей существуют три запретные темы. Две оставшиеся: критика коллег в присутствии студентов и алкоголизм. Кривотолки бродили по институту, но никому ни разу не удалось застукать Берга на месте преступления. По этой причине сложилось мнение, что он строго следует этому правилу. — Мимо проходил человек из касты барабанщиков. Он шел на церемонию изгнания демонов. В руках барабанщик держал… что?
— Кларнет? — предположил Куртеев.
— П-правильно, барабан, — похвалил Берг. — Шакал, сидевший в туше слона, услышал барабанный бой и спрашивает: «Кто идет?» — «Я барабанщик, иду на церемонию изгнания демонов». — «А что ты получишь за участие в церемонии?» — спрашивает шакал. «Мне дадут деньги и еще какие-нибудь подарки», — отвечает барабанщик. «Тебе исключительно повезло, что ты пришел сюда, — сказал ему шакал, — я охраняю здесь свое сокровище. Если ты хочешь его получить, ты должен выбить дно у б- барабана, наполнить его водой и полить ею тушу слона». Барабанщик выбил дно у барабана, наполнил его водой и принялся носить воду и поливать высохшую тушу.
— Простите мою дерзость, профессор, — воспользовавшись тем, что Берг дотянулся до скамьи, на которой сидели окончательно отравленные и готовые ко всему студентки, взял бутылку спрайта и приложил к губам, Куртеев криво улыбнулся, — рассказ о мертвом слоне, несомненно, захватывающий, но я вас спрашивал об универсальной формуле врагов конфликтолога.
— А шакал изнутри втирал воду в шкуру мордой, — закрутив крышку и поставив бутылку на место, почти коснувшись плечом лица одной из студенток, ответил ему Берг. — Наконец шкура размягчилась, шакал выпрыгнул наружу и убежал. А барабанщик все поливал и поливал тушу водой. Потом он заглянул внутрь, но никакого божества в туше не было, а было только множество червей. Взял он свой сломанный барабан и вернулся домой. Через несколько дней пошел сильный дождь и туша поплыла, увлекаемая потоком. На туше сидела стая ворон. Т-тушу снесло в реку, она поплыла вниз по течению, и ее вынесло в открытое море, а вороны все продолжали клевать падаль. В конце концов туша полностью сгнила и опустилась на дно, где ее дожрали рыбы. Вороны огляделись вокруг, но нигде не увидели ни одного дерева. И прежде чем они смогли долететь до суши, они выбились из сил, крылья отказались им служить, и все вороны погибли в море… Лекция закончена, друзья. И я не буду давать вам задания для самостоятельной п-подготовки, поскольку делать это уже не вправе. — Он подумал и добавил: — Ваше общество было для меня приятным или, по крайней мере, не обременительным. Желаю вам всем быть в хороших отношениях с господом богом. Прощайте.
Глава 2
Переход от стажировки к должности прошел для Тихона по-обыденному просто. Ничего не изменилось. Разве что теперь на груди его, на бедже, значилось не «стажер», а «консультант». Тихону нравилась эта перемена. Он — консультант. Это означало, что с ним консультируются. Сие предполагало, что он знает что-то, в чем недостаточно хорошо разбирается руководство. Сам факт того, что президент и его окружение чувствуют себя уверенней, только лишь проконсультировавшись с ним, убаюкивало Тихона и зарождало в нем честолюбивые планы. Между тем многое, чего он не понимал, когда был стажером, не стало для него понятней и теперь, когда он вошел в должность. Каждое утро начиналось одинаково: он приходил в офис, поднимался на третий этаж «Регион-билдинг», здоровался в лифте со всеми, кто был рядом, выходил из кабины и шел по коридору. Здоровался со всеми, кого встречал по дороге и вынимал из кармана
