XIII в. установилось совместное владение Волоком их и Новгорода. Он был разделен на две «части», из которых одна принадлежала Новгороду, а другая — великому князю{341} . В аналогичном положении был и Торжок с волостями, также не раз захватывавшийся великими князьями и также оказавшийся в совместном владении Новгорода и великих князей владимирских{342}. Наконец, в Бежицком верху, по мнению М. Любавского, «установилось своего рода совместное владение Новгорода и Москвы. Это совместное владение устанавливалось путем скупки сел у новгородских землевладельцев, имевших крупные имения в этом, относительно плодородном крае и путем заведения здесь новых сел»{343} .
На северо-востоке пределы Обонежской пятины кончались там, где начинались волоки к реке Онеге. Таким образом, Поонежье вместе с Заволочьем, на которое еще в XIV в. претендовали великие князья московские, не вошло в состав пятин.
Обратимся теперь к внутренним границам пятин. В какой мере они воспроизводили старые внутриобластные новгородские рубежи? Одна из особенностей внутренних границ новгородских пятин заключается в том, что они в значительной части своей идут по основным речным магистралям: Волхову, Луге, Ловати, Мсте. Что это, административное творчество авторов нового территориального деления или такое разграничение восходит к старым, внутренним новгородским рубежам, к новгородской «старине»?
Начнем с Шелонской пятины. Она включает древнейшую новгородскую территорию, племенную территорию новгородских «словен». Она включала ту территорию, где княжеское влияние чувствовалось всего сильнее, т. е. территорию, прилегавшую к озеру Ильмень с запада и юга. На этой территории, как известно, лежали княжеский Юрьев монастырь, княжеское село Ракомо, где летописный рассказ застает Ярослава в 1016 г., Взвад, где князья гнали зверя, Ру́а, где были княжеские соляные варницы, и т. п. Как мы видели выше, Ру́са была центром княжой, «русской» силы, силы киевских князей, расположенная на пути из Руси в Новгород. Не видно в ней назначенных Новгородом посадников. О рушанах не упоминает летописный рассказ об изгнании псковичами и ладожанами князя Всеволода Мстиславича в 1132 и в 1136 гг.{344}. В 1224 г. рушанами в борьбе с Литвой предводительствует новгородский посадник Федор{345}. Она оставалась в значительной степени княжеской, ее главные силы «засада»: огнищане и гридьба, т. е. княжеская организация{346}. Только в XIV в. Ру́са в полной мере перестала быть княжеской; и в 1316 г. рушане вместе с псковичами, ладожанами, Корелой, Ижорой и вожанами идут на помощь новгородцам против князя Михаила{347}. Княжий характер Старорусской области подтверждается археологическими данными: мы разумеем признаки более ранней и быстрой христианизации края, выразившейся, по мнению Н. Рериха, в быстром переходе к жальническим погребениям на территории зарусской половины Шелонской пятины{348}. Центром этой территории, всей или части ее, была Ру́са, где брали за проезжий суд, согласно договорной грамоте Новгорода с Казимиром, заключенной в 1470– 1471 гг.{349}.
Составляла ли р. Ловать рубеж этой территории? Можно с уверенностью ответить отрицательно на этот вопрос на основании следующих данных. В 1229 г. Литва воевала Любно, Мореву и Серегер{350}. Селение Любно — в 26 км от Демянска Новгородской области, на р. Поле. Близ него на той же реке с. Новая Руса, или Морево, и дер. Усть-Морево при впадении реки, на которой находятся также деревни Никольское Морево и Успенское Морево, а в верховье — с. Верх-Морево{351}. В писцовой книге Деревской пятины 1495 г. помечена «волость великого князя Морево», причем деревни разделяются на «десятки» (в каждом «десятке» в большинстве случаев 16 деревень). Писцовые книги указывают «Рядок в Русе Моревѣ» или «Рядок Морева Руса»{352}. Итак, Морево называлось «Руса Морево», что заставляет полагать, что она составляла продолжение Старорусской территории. Такой вывод подтверждается исследованием С. Ф. Платонова о «Русе», в котором автор приходит к выводу, основываясь главным образом на анализе событий 1471 г., что «Русою» назывался «весь район между pp. Полистью и Полою»{353}, т. е., иными словами, что древняя старорусская территория распространялась по обеим сторонам Ловати. Южнее, также к востоку от Ловати, лежала древняя княжеская волость Буйце, расположенная, как видно из летописных известий, на пути из «Руси» на Русу в Новгород{354}.
С севера граница Шелонской пятины шла по Луге. Нет сомнения, что в древности, в новгородское время, Луга составляла не рубеж двух областей, а стержень особой области. По летописи, «Луга» являлась особым от Водской земли районом; так, в 1242 г. немцы возвращали: «Водь, Лугу, Пльсков, Лотыголу». О том же свидетельствует и летописное свидетельство под 1444 г., когда новгородцы послали на немцев «селников лускыхъ и вочкыхъ и ижерьскыхъ бояръ»{355} . Территория «Луги» лежала по обеим сторонам реки, и река Луга не служила границей, отделявшей «Водскую землю» от Лужской области. Во-первых, территория погостов Сабельского, Косицкого, Передольского и Ямское окологородье находилась как в пределах Шелонской, так и в пределах Водской пятины{356}. Во-вторых, имеем прямое указание, что территория, лежавшая к востоку от нижней Луги, между Толдогой и Лугой, не входила в состав Водской земли: под 1338 г. читаем, что немцы приходили «из городка воеват на Толдогу (т. е. на Толдовский погост) и оттолѣ хотяху на Водскую землю»{357}.
Как район заселенный, служивший объектом неприятельских нападений, где можно было встретить «села», «кони» и «скот» и достаточно поживиться, и как новгородская «волость», Луга упоминается в известиях XIII–XIV вв. «до Сабля», т. е. до Сабельского погоста, расположенного в 42 км от Новгорода. Так, в 1240 г. немцы взяли «Лугу до Сабля», они угоняли скот и коней, так что «по селомъ» нельзя было пахать. Спустя сто лет (в 1346 г.) Ольгерд через Опочку вышел к Порхову («Порховьскому городку») к Шелони и грабил по р. Шелони, дошел до устья Пшаги и, очевидно, Пшагою пробрался к Луге и взял «Лугу на щитъ». За успех Литвы посадник Дворянинцев поплатился жизнью; новгородцы говорили ему: «в тобѣ волость нашю (т. е. Лугу) взяша»{358}. Новгородская 4-я летопись отмечает при этом, что Луга была взята до Сабельского погоста («до Сабля»).
Перейдем к Водской пятине. Она заключала в себе часть Лужской волости, Водскую землю, Ижорскую землю, Корелу, Лопцу и часть Поволховской территории. Некоторые из этих новгородских «волостей», как особые в судебно-податном отношении волости, упоминаются в договорной грамоте Новгорода с Казимиром 1470–1471 гг.; за проезжий суд брали и в Водской земле, и в Лопце, и с Ижоры, и в Ладоге, и «по иным» волостям новгородским брали пошлины «по старинѣ» {359} .
Водская земля на западе граничила с Лужской волостью, а на северо-востоке с Ижорой, что подтверждается летописным известием под 1444 г.: немцы, «пришедше под город под Яму, бивше и пушками, истоявше 5 днии, и по Вочкои земли и по Ижерѣ и по Невѣ поплениша и пожгоша»{360}. Не исключена возможность, что в южном направлении территория Водской «волости» доходила до Новгорода. Мы видели, что Луга в летописных известиях упоминается до Сабельского погоста. Река Луга, как известно, в верховьях своих меняет направление своего течения, образуя угол. Территория Климецко-Тесовского погоста и Егорьевско-Луского могла входить в состав Водской «волости». В пределах Егорьевско-Луского погоста писцовая книга показывает «село Луско», вероятно то самое «Луское село», которое вместе с половиной Копорья, центра Водской земли, а также Ореховым и Корельским городом было дано в 1383 г. Патрикию Наримантовичу{361}. По некоторым данным, «Водская дорога» пересекала Климецко- Тесовский и Егорьевско-Луский погосты. В 1240 г. немцы с Копорья дошли до «Тесова» на Оредеже и подходили к Новгороду на расстояние 31 км, «гость бьюче», т. е. очевидно, по дороге, на которой происходило торговое движение{362}. К Новгороду «Водская дорога» подходила со стороны Неревского конца и ею выезжали на Кузмодемьянскую улицу: «в писцовой книге упоминаются деревни, что были Спасские конець Кузмодемьяни улици с поля, с Вотцкие дороги»{363}.
