появлялся. Но на этот раз он даже не позвонил объясниться. Что происходит? Он собрался бросить их всех?
В то же время ее собственные планы об уходе тоже не слишком ладились. Приобретение Старого чайного магазина шло не совсем по плану. Несмотря на то что мистер Блатчетт хотел продать это кафе кому-нибудь, кого знала его мать и кто хорошо знал местное население и имел управленческий опыт, и несмотря на то что он был хорошим человеком, не пытающимся сделать деньги на кафе, которое его мать лелеяла как собственного ребенка, он весьма благожелательно хотел получить за него десять тысяч фунтов. Кэти могла собрать полторы тысячи, и то одолжив часть суммы у родителей. А мистер Блатчетт не соглашался уступать даже пятьсот. Цена была назначена, и можно было либо соглашаться, либо забыть об этом.
Кэти понимала, что ей вряд ли удастся заполучить это кафе, и чувствовала себя подавленной. Как можно не получить того, чего хочешь, если хочется так сильно? Она понимала теперь, почему так долго откладывала решение. Долбаное чувство самосохранения. А теперь, когда она знала, чего хочет, когда хотела этого больше всего на свете, она не могла ждать. Жизнь слишком коротка. Она страстно хотела купить кафе мистера Блатчетта.
И, как всегда, все шло не так. Дэна не было, и она ничего не могла ему рассказать. Она даже не могла поговорить об этом со Сьюки. Она так хотела рассказать ей, как все изменилось, что это Сьюки своей прямолинейностью положила этому начало, признаться, что Сьюки изменила ее жизнь, но нет. А если и не это, то хотя бы просто поговорить, обменяться шутками, саркастическими комментариями, пожаловаться. Но Сьюки отказывалась даже смотреть в ее сторону, и Кэти чувствовала себя очень одинокой. Она попыталась поговорить с Пэтси, но от этого только острее почувствовала одиночество.
Когда в кафе начали появляться пригородники, Пэтси нигде не было видно. Так что Кэти и Сьюки пришлось работать вместе.
– Один капуччино с двумя ложками сахара, один круассан и шоколадку «Марс», – сказал первый, самый ранний клиент.
– Диета продвигается прекрасно? – спросила Кэти, заворачивая круассан, пока Сьюки занималась кофе.
– О нет, – засмеялся клиент, – я с этим завязал много лет назад.
– Правда? – переспросила Кэти.
– Да, – ответил клиент, забирая шоколадку.
Без тени улыбки Сьюки протянула пригороднику капуччино.
– Давайте три с половиной фунта, и она от вас отстанет, – сказала она.
Растерянно улыбаясь, пригородник протянул деньги и поблагодарил обеих.
Кэти неверяще смотрела на Сьюки. Кое-какие вещи казались ей святыми, а отношения между Ними и Нами были одной из этих вещей. Все, с нее хватит. Она этого не заслужила.
– О, извини, – сказала она, – я что, украла твою роль бессердечной суки?
– Нет, – ответила Сьюки, мельком взглянув на нее и вытирая стойку, – я просто думаю, что далеко не всем повезло иметь такой же метаболизм, как у тебя.
– И что? Далеко не всем повезло иметь такие же волосы, как у тебя, – ответила Кэти, – и что это значит?
– Это другое.
– Ах да, – пробормотала Кэти, – потому что это ты, а не я.
– Нет, не поэтому, – сказала Сьюки, – а потому, что я не тычу этим никому в лицо. Возможно, этому пригороднику батончик шоколада скрасит занудный день на работе. Человек работает. Ты должна относиться к этому с уважением.
– А я что делаю, черт побери?
– Доброе утро, леди! – закричала первая посетительница с электрички в 7.14. – Прекрасное утро, не правда ли?
– Нет, – хором ответили девушки.
– Ладно, я ошиблась. Двойной эспрессо и два тоста, пожалуйста. Дорогая, – добавила она, увидев, что Сьюки направилась к тостеру, – сделайте мне сегодня кофе темнее, чем тосты, пожалуйста.
Сьюки проигнорировала ее слова, а Кэти улыбнулась.
– Извините, – громко сказала Кэти, – но, видите ли, Сьюки – самый несчастный человек в мире.
– О-о, – протянула посетительница.
– Знаете, – продолжала Кэти, – некоторые люди верят, что они несчастны из-за того, что у них хроническое заболевание или они пострадали в аварии. А вы знаете, что в этом мире есть слепые люди? И глухие?! Но, – она подалась вперед, – ни один из них не так несчастен, как наша Сьюки.
– Почему? – в кафе волновались уже три посетителя.
– Потому, – произнесла Кэти, – что Сьюки Вудроу все еще не знаменита.
Она услышала, как за ее спиной ахнула Сьюки.
– Она выбрала для себя самую тяжелую в мире карьеру, потому что хотела, чтобы на нее смотрели толпы людей и восхищались ею. А потом она отказывалась слушаться советов своего агента, у которого просто море опыта и который только выигрывает, если дела ее идут хорошо. Так что агент – лицо очень заинтересованное. Но так случается всегда, когда ты неудачник, а все остальные вокруг удачливы донельзя.
Пригородники уставились на Сьюки, лицо которой приобрело весьма странный оттенок.
– Сука, – прошипела Сьюки.
– Очень жаль, – продолжала Кэти, поворачиваясь к пригородникам, – у нее были такие хорошие друзья, которые приходили на каждый спектакль – не только один раз, а каждый раз, все время пока он шел, – и тратили драгоценные часы своей жизни, слушая, и слушая, и слушая жалобы самого несчастного в мире человека. Как хреново, когда кто-то получает роль, а она нет только из-за того, что кто-то выглядит лучше, чем она, кто-то выше, чем она, кто-то – ниже, у кого-то более светлые волосы, у кого-то – менее, или же кто-то играет лучше нее. Но думаю, некоторые люди просто прокляты – им не суждено узнать счастье.
– Вы поругались? – спросила посетительница.
– С вас два семьдесят пять.
Когда очередь разошлась, Сьюки убежала на кухню, возможно чтобы взять нож. Кэти вздохнула и привалилась к стойке. Надо смотреть фактам в лицо. Сцены примирения лучших подруг не будет. Сьюки окончательно возненавидит ее. И на кой черт это надо было делать? Она всегда думала, что любит Сьюки. Она вспомнила, как сидела в амфитеатре на спектакле «Сон в летнюю ночь», на протяжении которого двести подростков хихикали и орали при каждом упоминании имени Титания. На ней было надето летнее платье, и она замерзла и простудилась. Теперь, когда она думала об этом, ей казалось, что один только этот вечер доказывал ее преданность Сьюки.
Она подпрыгнула, когда дверь кухни хлопнула и перед ней возникла Сьюки с выпученными глазами.
– О господи! – закричала Сьюки.
– Я знаю, я виновата, – сказала Кэти, – не знаю, что…
– Ник и Пэтси трахаются на плите! – закричала Сьюки.
У Кэти отвисла челюсть и глаза полезли на лоб. Это было даже больно. А потом, к удивлению Кэти, Сьюки расхохоталась. Она четырежды пыталась сказать, что трусы Ника болтались у него на лодыжках, но в конце концов просто потащила Кэти за руку на кухню. Если Кэти думала, что ее челюсть не может отвиснуть еще больше, она ошибалась. Сьюки зажала ей рот рукой, и через секунду они уже неслись через зал и выскочили на улицу, где напугали своим смехом прохожих. Сьюки смеялась так, что ее чуть не вырвало. Кэти опасалась, что ей придется зашивать рот.
Десять минут спустя, сидя на полу за стойкой, они смотрели друг на друга.
– О, это было хорошо, – сказала Сьюки.
– Не так хорошо, как Нику с Пэтси, – заметила Кэти.
– Это точно.
Они снова улыбнулись.
– Кстати, – тихо сказала Сьюки, – спасибо, что приходила на спектакли.
– Не за что, – улыбнулась Кэти.
