Великое Предательство:Казачество во Второй мировой войне

коммунистическим силам, несмотря на личное желание русских людей, к которым это относилось.

Это соглашение имело целью уничтожить всех активных русских антикоммунистов.

Имея в виду проистекшие отсюда следствия, невозможно понять, почему Черчилль согласился на это, так как он утверждал, что немецкие предатели, работающие на союзников, являются героями, свергающими гнусный террористический режим, установленный над ними секретной полицией.

Русские же патриоты, таким же самым образом борющиеся против правительства, которое Черчилль же много раз признавал самым гнусным, которое свет когда-либо видел, не только не были названы героями, но изменниками, которые должны быть возвращены Советам на расправу.

«Натинформ»

7. Брешь в занавесе лжи.

Выдача казаков союзниками в 1945 году большевикам должна, казалось бы, потрясти совесть свободного мира. Однако этого не произошло. Напротив, мало кто об этом знает, а те, кто знают, склонны скорее оправдать поступок союзников, а в лучшем случае не придавать событию большого значения: это, дескать, эпизод войны, правда, эпизод не очень-то красивый, как часто на войне это случается, но… по сравнению с преступлениями гитлеровцев… и так далее.

Я на эту тему написал книгу на польском языке под заглавием «Zbrodnia w doline rzeki Drawy» и на немецком «Tragoedie an der Drau oder die verratene Freiheit», опираясь главным образом на неоценимые материалы, собранные в течение долгих лет генералом Науменко. Называю их «неоценимыми» не из банальной вежливости, а по глубокому убеждению, что они составляют исторический документ, разоблачающий одну из самых страшных страниц в истории человеческого лицемерия. Именно не политического, не дипломатического, не военного, а общечеловеческого лицемерия.

Что же случилось?

А вот что: в продолжение шести лет все страны земного шара, именую- щие себя свободными демократиями, ведут одну из кровавейших войн; причем общим лозунгом и моральным оправданием этой борьбы не на жизнь, а на смерть, является якобы связывающая их любовь к свободе и стремление свергнуть тиранию, освободить порабощенных. Дело идет не об освобождении какой-то страны в политическом смысле, но всех жителей Европы. Последовательно, тирании ставится в вину не политическое нарушение чужих границ и прочее, а прямо: преступления против человечества. Перед лицом этого всемирно-морального подъема, казалось бы, логичным было, чтобы борцы за свободу человека в первую очередь преклонились перед теми, кто не в продолжении шести лет, а уже целых двадцать восемь лет, не мирясь с неволей, не теряя надежды, ждал или, не покладая рук, боролся за освобождение человека против еще беспросветнейшей, более полной, более тотальной, более сковывающей тирании (курсив наш. — П. С.)

Так бы, казалось, по здравому смыслу, по справедливости и по совести. Но вышло наоборот. Когда кончалась война, то как раз тех, кто страдал в неволе дольше других, кто боролся за свободу несравненно дольше других, — тех именно согнали за проволоку, а потом выдали в руки палачей на смерть, на заключение в концлагерях!

Стало быть, высокопарные лозунги о возвышенных целях войны были ложью? Выходит, что так. И сегодня мы знаем об этом. Иначе в результате этой якобы «освободительной» войны не была бы отдана половина Европы в самое беспощадное рабство. Но тогда, весной 1945 года, многие еще верили «освободителям» на слово. И вот выдача казаков, сотен тысяч русских и других восточноевропейцев на верную смерть или заключение явилась первым предвестником мрачной действительности.

Выдача казаков и других народов на смерть была, в сущности, непосредственным преступлением совершенным теми же, кто несколько месяцев спустя под предлогом всемирного судопроизводства вешал за идентичные преступления гитлеровских генералов и министров. Так было, если смотреть на вещи с моральной, не с количественной, а с качественной точки зрения.

Но углубляясь в анализ этих событий, можно также прийти к заключению, что по удельному весу выдача эта являлась злодеянием высшей степени, так как она не обусловлена ни военными действиями, ни соображениями политической необходимости. А так просто, с легким сердцем, дабы оказать любезность по отношению к сотоварищи: «Сделайте одолжение, пожалуйста, если настаиваете, то получайте, расстреливайте, вешайте, томите в лагерях… Людей-то десятки тысяч? Да, людей…»

Возражают: не сравнивать же это преступление союзников с бесчисленными преступлениями Гитлера! Почему не сравнивать? Сравнивать надлежит все на свете; без этого невозможно составить себе вполне объективного мнения; без этого не существовать единственно точным, сравнительным наукам. Только коммунизм не допускает сравнений, ибо не допускает объективной оценки вещей.

Но, быть может, дело в данном случае и не в сравнении. Кто-то сказал: «Не беда, когда убийцей окажется профессиональный преступник. Хуже, когда профессиональный судья окажется мелким карманником».

Однако и это сопоставление тут не подходит, ибо как раз в Нюрнбергском Трибунале сложилось… весьма даже наоборот: в судьи попал не мелкий воришка, а матерый преступник, стажем во много раз старше подсудимых. И в одном случае — Катынского убийства — обвинял он подсудимого в злодеянии, совершенном своими собственными же руками. И здесь состав суда знал об этом, что это именно так, что убийцей является судья, а не обвиняемый. Тем не менее Трибунал счел возможным заседать в сотовариществе профессионального убийцы, да именовать пошлый маскарад «Трибуналом мировой справедливости».

Вот какие деяния стали началом переживаемой нами эпохи, эпохи коллективного лицемерия. А предисловием к ней — выдача вольных людей на верную гибель и страдание.

Правда, казакам ставили в вину, что клинки своих шашек повернули в неподходящую для мировой политики сторону, то есть против того преступника, который угнетал и давил их с 1918 года, тогда как надлежало им идти против того, кто начал угрожать Великобритании и Америке с 1938 года…

Конечно… с точки зрения объективной, демократической морали, прегрешение солидное… Но могли ли степные всадники Дона, Кубани и Терека обнаружить такую политическую подготовку к «реальной политике» грядущих дней, чтобы знать-предугадать, что на 46-м году большевистской заразы даже Папа Римский пошлет преемникам безбожной чекистской власти приветственную телеграмму?

Нет! Предугадать было трудно.

Большевикам удалось в течение и после Второй мировой войны совершить перетасовку понятий. Именно, превратить исторически-объективное зло, совершенное Гитлером, во что-то вроде олицетворения зла абсолютного, в сверх-критерий.

За этим занавесом психологического мифа успешнее, чем за «Железной занавесью» удалось им скрыть не только свои собственные злодеяния, и по качеству, и по количеству превосходящие гитлеровские, но и грядущую угрозу всему миру. Но удалось им потому, что этот психологический занавес использован был и союзниками для сокрытия позади этого фасада их же лицемерия.

Будущность и устройство свободного мира зависит от того, удастся ли в ближайшем будущем разбить этот лицемерный фасад, показать правду.

Генерал Науменко, по моему мнению, принадлежит к тем немногим, которые по мере своих возможностей стараются пробить брешь в занавесе лжи.

Иосиф Мацкевич

Часть 3 НЕОПУБЛИКОВАННЫЕ МАТЕРИАЛЫ[5]