Она небрежно отвернула лацкан, и глаза ее просияли.
– А где бирка? Оторвали? А может, вы у спекулянта купили? А к нам лезете. Отойдите, гражданин, не мешайте работать.
– Я вам не гражданин, – процедил он сквозь зубы. – Я покупатель, который всегда прав. Неужели вам не говорили?
Она хихикнула, но на лице смеха не было.
– Ой, не смешите.
Он вдруг вспомнил и торопливо пошарил в боковом кармане костюма. Машинально сунул, когда оторвал.
– Вот бирка! Ваш костюм, смотрите.
Девушка не шевельнулась.
– Она оторвана и недействительна. Должна быть на пломбе. Может, вы от костюма у нас оторвали.
– А еще я бабушку зарезал и деньги ее украл. Что вы из меня жулика делаете? То у спекулянта купил, то бирку украл… Сами тут… жулье!
Это была ошибка, и уже поднаторевшая, несмотря на молодость, продавщица сразу оживилась
– А вы нас жуликами не обзывайте, а то сейчас милицию вызову! – на ее визг стали лениво подтягиваться другие. Сытые, бесстыжие, агрессивные, они привычно изготовились накинуться скопом на бесправного покупателя и втоптать его в грязь.
– Шо тут такое? – властно спросила самая жирная и, по-видимому, старшая. «Ну почему они такие наглые?» – с тоской подумал он.
– Вот, бракованный костюм купил. Тут не заметил, а пришел домой, надел…
– И где тут брак? – жирная небрежно перекинула костюм.
– Никакого брака нет, – тут же вклинилась прыщавая. – Костюм нормальный. Покупают, а потом сами не знают, чего хочут. Чека нет, бирка оторвана!
Жирная понимающие качала головой.
– Возврат? Какой может быть возврат без чека? Нет-нет и не просите, малдой человек. Хочете, чтобы всех нас наказали? Поменять еще можно, в виде исключения…
Игорь с ужасом посмотрел на ряды висевших темно-синих чудовищ.
– Ничего я не буду менять. Верните деньги. Лучше в комиссионный пойду…
Среди продавщиц послышались смешки.
– В комиссионный! Там за эти деньги и штанов не купишь.
Лицо старшей стало каменным.
– Нет. Ничего не выйдет. Не имеем права.
– Дайте жалобную книгу! – эта прозвучало жалко, на лице старшей промелькнула торжествующая улыбка.
– Она у директора на проверке.
– Почему у директора? Где директор?
– Он сейчас занят.
– Где директор, я спрашиваю? – свистящим шепотом спросил Игорь. Старшая, опытным взглядом определившая, что покупатель «завелся» и уже не отступит, небрежно махнула рукой.
– Там.
Он сгреб в охапку сверток и направился к служебному входу. Вслед послышались издевательские смешки.
Последнюю фразу заведующая секцией сказала наобум, чтобы назойливый покупатель отвязался, но директор фирменного магазина «Одежда» Борис Антонович Барсуков был действительно занят, хотя и довольно странным делом. Сидя за столом в своем вращающемся кресле, он тщательно пересчитывал солидную пачку денег. Чувствовалось, дело это для него привычное – купюры неуловимо мелькали в его ловких пальцах.
Сидящий напротив верный помощник, телохранитель и шофер (у него было еще много негласных обязанностей, за которые он получал отнюдь не шоферскую зарплату) Валера не отводил зачарованного взгляда от рук хозяина. Широкое обветренное лицо его по обыкновению ничего не выражало, лишь затаенно поблескивали щелочки глаз. Он с достоинством носил кличку Кувалда. Достаточно было взглянуть на его кулачищи, и кличка становилась понятна.
Десять тысяч! Он только что доставил ежемесячный «ясак» от заведующего филиалом магазина и теперь являлся как бы свидетелем контрольной процедуры.
Считая, директор время от времени поглядывал на Валеру и подмигивал левым глазом, словно призывая его к некоему тайному сговору. На самом деле невинное подмигивание, которое директор иногда объяснял непосвященным стойким тиком левого века («нервная работа!»), было тончайшей проверкой собеседника «на вшивость», как говаривал Борис Антонович. Оно неуловимо переводило взаимоотношения в иную, неофициальную плоскость доверительности, сокровенных просьб и полуподпольных сделок. Среди своих директора звали Моргунок.
Закончив считать, он умело подравнял пачку и подмигнул.
– Тютелька в тютельку, как у лилипутов.
Валера шумно, как конь, вздохнул.
Раздался резкий стук в дверь, и в кабинет стремительно, так что директор еле успел прикрыть деньги газетой, вошел Игорь. Опытным взглядом Борис Антонович тотчас определил в нем покупателя (в руках полурастерзанный пакет с костюмом), пережившего только что жестокую схватку с продавщицами: «Его изрядно потрепали». Директор откинулся на спинку кресла и сомкнул пальцы на животе.
– Почему врываетесь? – глаза его сузились и скользнули по газете: все ли прикрыто. – Не видите, я занят.
– Я не врываюсь, а постучал!
– Что это вы кричите в моем кабинете? – в голосе директора ясно прозвучала угроза. Игорь взял себя в руки.
– Если вы заняты, я могу подождать, пока освободитесь.
– Ну хорошо. Что у вас там?
– Костюм. Купил его, толком не рассмотрев, а дома оказалось, что брак. Вот, посмотрите сами. Хочу сдать его назад, а не принимают. Как я буду такое носить?
В отличие от продавщиц директор внимательно рассмотрел костюм, проверил швы, карманы, подкладку, отвернул лацканы. Но мог и не смотреть – эту партию явного брака ему поставила одна из местных дружественных фабрик, и продать ее нужно было во что бы то ни стало. Борису Антоновичу перепал солидный куш, и он обещал премиальные продавцам. Вот почему они так остервенелись. Впрочем, они остервенелись бы и без ожидаемых премиальных – это было их обычное состояние, покупателей они ненавидели лютой ненавистью, как все советские продавцы. Хотя точно так же ненавидели своих клиентов работники сферы обслуживания, общепита, учреждений.
– Ну, и почему же у вас его не приняли? – голос прозвучал сочувственно, и это ввело Игоря в заблуждение.
– Понимаете, чек я выбросил, а бирку оторвал, когда надел костюм. Но она вот здесь в кармане…
– И вы пошли к директору, чтобы он дал указание продавцам нарушить правила торговли, которые обязаны выполнять, – продолжал директор тем же сочувственным тоном, но теперь он звучал издевательски. – Вы отрываете бирку, выбрасываете чек, а мы должны выполнять ваши капризы. О нас не подумали, а мы должны думать, как этот костюм оприходовать и продать.
– Зачем продавать? Верните на фабрику – это явный брак!
– Да? И вы думаете, на фабрике примут? А оторванная бирка? Как мы докажем, что это их изделие? Или нам заняться подделкой пломбы, фальсификацией? Вы в тюрьму нас толкаете?
– Но…
– Когда вы заметили, что это брак?
– Вчера.
– Где? Дома, на улице?
– На ул… то есть дома. Когда надел.
