— Глеб, живой ли? — услышал Гомозков откуда-то сбоку еле слышный шепот.
Следопыт не успел ответить. В наступивших сумерках от крайнего стожка метнулась высокая, нескладная фигура человека. И тотчас ударил автомат Агальцова.
— Бей в ноги! — крикнул сержант и, вскочив, рванулся к нарушителю.
Человек бежал, словно пьяный. Его шатало, он делал неверные движения и, не оглядываясь, стрелял из пистолета наугад, посылая раз за разом пули в небо.
«Ранен, что ли?» — мелькнуло у Гомозкова. И тут преследуемый обернулся, тяжело взмахнув руками, выронил пистолет с длинным стволом, качнулся и рухнул на колени.
— Иезус Мария, они меня убили, — услышал подбежавший Гомозков предсмертный шепот человека в толстой непромокаемой куртке. И увидел его лицо. Оно было искажено страшной внутренней болью. Гримаса боли не разгладила черты и после смерти.
— Пуля? — спросил подошедший Агальцов. — Неужели моя?
— Нет. Скорее всего, цианистый калий, — угрюмо отозвался следопыт. — А может... Постой-ка.
Гомозков наклонился к мертвому нарушителю, достал нож.
— Похоже, здесь сработал другой яд, — сказал он через минуту. На его ладони лежали две целехонькие ампулки с прозрачной жидкостью.
— Побудь тут. Я к Мушкету, он живой был, перевязать нужно.
Гомозков с сожалением осмотрел свою распухшую, контуженную пулей руку и достал индивидуальный пакет.
Мушкет был жив, но потерял много крови. Пуля скользнула по черепу, разорвала кожу и сильно контузила животное. Перевязав собаку, следопыт подключился к замаскированной в зарослях розетке и доложил на заставу о случившемся.
— Добро, Глеб, — сказал Недозор, — жди капитана, он рядом.
Гомозков вернулся на поляну, где Агальцов, сидя на корточках, рассматривал холодное безжизненное тело.
«А ведь для него все это впервые», — вдруг подумал сержант и спросил:
— Обыскивал?
— Не-е. Вот пушку осмотрел. Стрельнуть бы из нее.
Гомозков прикрыл утомленные глаза, поморщился от ноющей боли в руке, негромко обронил:
— Спасибо тебе, Алексей, за выручку.
— Да ну, чего там, обыкновенное дело: спрашиваем — отвечаем, сколько будет дважды три, умноженное на девять.
Сержант усмехнулся, достал фляжку, глотнул ледяной колодезной воды.
— Ты знаешь, что однажды сказал один умный и старый человек о нашей службе? — Сержант помолчал, собираясь с мыслями, а может быть, вспоминая сказанное. — «Нигде, как на границе, не чувствуешь, как дорог простой миг бытия, дорог друг, глоток свежей воды. Нигде, как на границе, не познаешь, как неестественны трусость, ложь и лицемерие, — как они бессмысленны. Только на границе людям часто случается видеть собственную смерть в облике ли респектабельного цивильного человека или озверевшего, готового на все бандита». За годы службы на границе этот человек видел сотни смертей.
— Недозор, что ли? — догадался Агальцов.
— Да, Ива Степанович. Вот ты сегодня первый раз видел свою смерть.
Гомозков кивнул на мертвого нарушителя.
— Он мог тебя убить.
— А тебя?
— И меня. Но не в первый раз.
— Ладно. Что не случилось, то не считается, — весело сказал Агальцов. — Думаю, что этот гигант был не один, товарищ сержант, а изображал из себя Буцефала, проще говоря, лошадь Александра Македонского. Но седок не оставил ля тряс.
— Чего не оставил? — вскинулся Гомозков.
— По-французски ля тряс — след. Так седок его не оставил.
— Разбираешься, — задумчиво протянул следопыт.
ГОМОЗКОВ И КАПИТАН СТРИЖЕНОЙ
Дожидаясь капитана, Гомозков не сидел без дела. Укутал Мушкета в бушлат, обшарил на всякий случай поляну в поисках следов. Не обнаружив таковых, вернулся к мертвому нарушителю и тщательно обыскал его. Две полные обоймы к бесшумному пистолету, плитка черного шоколада, белые таблетки в целлофановом пакете, сигареты «Мальборо», стеклянная плоская фляжка с коньяком. И никаких документов. Похоже, на прогулку собирался человек.
Для Гомозкова сегодняшний поиск — повторение пройденного. И все же этот долгий бег по лесу и короткая схватка на поляне как бы заново волновали следопыта, заставляли взглянуть на себя со стороны, оценить каждый шаг, выявить ошибки. На поляну он выскочил опрометчиво, то, что торопился достать нарушителя, — не оправдание. Возможность засады нужно было предвидеть и обойти стожки по кромке леса. Капитан, конечно, выскажется по поводу контузии и ранения Мушкета.
Строг Стриженой, но справедлив. А последнее время совсем засуровел капитан. И тому есть причина. Уехала жена. Красивая женщина, ничего не скажешь. Полгода всего и прожила на заставе. По его, Гомозкова, рассуждению, женщине на границе делать нечего — никаких тебе развлечений. Пообщаться, поговорить разве что с Агальцовым. Капитан весь в делах и заботах, участок-то трудный, ох трудный. Гомозков знает это по себе, на таком участке не заскучаешь.
И опять же привычка. Кто вырос в большом городе, к пограничной тишине тому трудно привыкнуть, а тут иной раз комара слышно. Случаются тревоги, так тоже для городского человека не сахар. Шум среди ночи, «газики» ревут, солдаты топают, команды рвут эту самую пограничную тишину. Захочешь потом уснуть — не уснешь. Все равно ждать будешь — что там, как там? Большой город, большой город. Гомозков и сам тосковал иногда по своему Саратову.
С капитаном у сержанта сложились дружеские, добрые отношения, вместе решали шахматные задачи, до которых Стриженой был охоч, вместе думали, как плотнее закрыть границу, вместе бегали тренировочные кроссы — готовились к тому, что случилось сегодня.
Серьезный, хитрый, дерзкий прорыв. И то, что нарушитель отравлен медленно действующим ядом, подтверждало опасения следопыта — где-то затаился «второй», тот, что не оставил следа. Придется вызывать отрядного проводника с собакой. И пройти по обеим сторонам ручья. Дождь и время — вот что работает на «второго». А может быть, вспугнутый боем на поляне, он уже выскользнул за рубеж?
Обследовать контрольно-следовую на всем протяжении — такую задачу поставит капитан, если уже не распорядился осмотреть КСП.
Капитан с Заборовым вынырнули из зарослей с юга, откуда Гомозков их не ждал. Вымокшие до нитки, словно их окунали в глубокую воду, Стриженой и Заборов привалились к крайнему стожку, давая отдых натруженным ногам, и не спеша закурили, первым капитан, потом солдат.
Стриженой выслушал доклад Гомозкова, недовольно нахмурился, узнав о ранении Мушкета, и подошел к лежащему на боку нарушителю.
— «Мальборо», говоришь, и коньяк?.. На пикник собирался. И заметь, Гомозков, погоду для этого выбрал подходящую. «Лошадка», что и говорить, мощная. И все же не поверили «там», что при крайней необходимости человек этот воспользуется ампулами с цианом, подстраховались ровно настолько, чтобы дать «второму» уйти, а «носильщику» наследить...
— Выходит, «рядовой» тут лежит, «генерал» ушел, — вставил Гомозков.
— Выходит так, Глеб. Отряд поднят по тревоге дружинники тоже не спят.
Капитан аккуратно спрятал окурок в- портсигар.
— Куда ж ему деваться?
— Возьмем, товарищ капитан, — улыбнулся Гомозков. — Вот только дождь некстати.
