такую штуку и получаешь глушилку с антенной длиной в сотни метров, а то и в километры — насколько тянутся от твоей розетки до ближайшего трансформатора обычные электрические провода. Точечные импульсы раскладываются по спектру в равномерный фон, белый шум, с мощностью сигнала, недоступной ни одной радиостанции… И такой приборчик быстро не обнаружишь. А если их два? Пять? Пятьдесят?
Вольховский хотел сказать об этом сержанту, но сверху пришел пронзительный, рвущий уши свист, и пол встал на дыбы, как норовистый конь.
Держась за стену, часовщик Эзра по узкой винтовой лестнице поднялся на самый верх центральной башни замка. Здесь было свежее, чем внизу. Утренний ветер беспардонно трепал одежду.
Эзра прислонил снайперскую винтовку к щербатому белокаменному мерлону и отдышался. Из большой хозяйственной сумки он последовательно извлек раскладной табурет с матерчатым сиденьем, клетчатый плед, четыре коробки патронов, шерстяные перчатки с обрезанными пальцами. Из сумки выскользнул и упал под ноги старику свернутый кусок шелковистой ткани. Эзра, кряхтя, наклонился за ним и убрал обратно.
— Мир не видел такого напыщенного болвана, Эзра! — сказал он, аккуратно усаживаясь на табурет перед смотрящей на юг бойницей, закутываясь в плед и надевая перчатки. — Выклянчить у занятых людей такой серьезный инструмент!
Он бережно взял винтовку в руки, снял с предохранителя и дослал патрон в ствол. Снял очки, неловко просунул ствол в бойницу, уперся прикладом в плечо, а глазом приник к окуляру прицела.
Три глубоких заросших бузиной оврага втыкались в Плешин с юга, как вилы в солому. Под сенью серебристых ветвей двигались люди Ишты, лучшие воины из числа «землемеров». Невидимые постороннему взгляду, они беспрепятственно миновали предместье.
Звуки выстрелов с восточных окраин города уже давно слились в сплошную канонаду. На ближнем алтинском хуторе проснулись два миномета, и снаряды с визгом проносились над оврагами в сторону русского гарнизона.
Ишта раздвинул ветки и осмотрел края оврага. Перекошенные заборчики, черные грядки, одуванчики.
Суховраг, так называлась эта лощина, выходил на огороды окраинной улицы, к дровяным сараям и теплицам, обтянутым драным полиэтиленом.
Ишта поднял над головой ракетницу. Белая лампа зависла над южным Плешином.
Изо всех трех оврагов «землемеры» хлынули в город.
Их встретили.
Полуденный перевал был горным лугом, стометровой полосой ровной земли между двумя грядами — пологой с запада, откуда вышел Тайга со своими бойцами, и более скалистой с востока, уходящей к Пальцам и дальше, в горную часть Алтины. Дорога с севера, из Плешинской Горсти, уходила через перевал на юг и вскоре троилась, расходясь во французскую и итальянскую зоны, и опоясывая Горсть снаружи — там и остались бронетранспортеры Тайги.
Скаппоне нервно расхаживал у джипа. Несколько итальянцев суетились над ранеными русскими, разматывая бинты из индивидуальных пакетов и неумело останавливая кровь. Если где и стояли часовые, то уж точно не там, откуда вышел Тайга. Две кургузых бронемашины стояли кормой друг к другу, по крайней мере, контролируя луг в обе стороны.
— Есть связь? — издалека закричал Роман.
Итальянец развел руками.
— Охрименко, за старшего! — Тайга первым выбрался на дорогу.
Скаппоне пошел ему навстречу.
— Ты видишь, что там происходит? — Тайга ткнул пальцем в сторону Плешина.
— Привал, хлопцы, — скомандовал Охрименко.
— Роман, связи нет, — Скаппоне выглядел понуро и буднично, будто и не бежал полчаса назад по сумеречному лесу, рискуя схлопотать пулю из-за любого куста. — Наш транспорт к вашим услугам. Сейчас же грузимся и едем в наш гарнизон. Через полтора часа будем там.
Тайга даже замотал головой:
— Ты что говоришь?! Куда ехать? Посмотри на север — там же война!
— Только непонятно кого с кем, — ответил Скаппоне. — У меня нет инструкций для данной ситуации, нет связи. Это ваша зона контроля, юридически мы не вправе проводить операции на вашей территории. Я имею в виду, на контролируемой вами территории Алтины.
— Тополины, — мрачно поправил Роман. — Тополинской федерации. Мне все понятно, господин капитан. Ваша логика безупречна.
— Товарищ майор! — вдруг не своим голосом заорал сержант. — Рация! Плешин на связи!
Город, атакуемый с юга и востока, ощетинился, как еж. И нападавшие, и защитники Плешина дрались вслепую, каждый на своем клочке земли, не зная и не понимая, что происходит за углом, на соседней улице, за соседним домом.
По брусчатке Кухарьской и вниз, к реке, к бывшему мосту, промчался штабной «уазик». Вольховский приложил к лицу какую-то тряпку, чтобы кровь с иссеченного лба не заливала глаза.
На набережной, неподалеку от разрушенного пять лет назад моста, капитан остановился у трансформаторной будки, двумя выстрелами сбил замок и распахнул дверь.
Вошел внутрь, пригляделся и начал опускать вниз рубильник за рубильником, оставляя Плешинскую Горсть без электричества…
Халим, занявший место Шадо, развернул машины широкой цепью по непаханому еще после зимы полю, подпирающему Плешин с востока. Так он рассчитывал нащупать брешь в позициях русских, но все пошло иначе. Каждый дом, каждый амбар, каждая поленница огрызалась автоматным огнем, и строй «землемеров» дрогнул.
Несколько машин завязли в земле по ступицы, и их пришлось бросить.
«Землемеры» рассредоточились по полю, залегли, но подниматься в атаку из подобной позиции было бы равносильно самоубийству.
Два тяжелых бронированных джипа, позаимствованные для сегодняшнего дела у «авторитетов» в алтинских городах, прорвались до первых домов, но там получили по нескольку гранат и теперь коптили небо.
Попытка прорваться вдоль реки тоже не дала ничего, кроме потерянных машин и людей.
Быстро войти в город не получилось, и Халиму оставалось только перестреливаться с русскими и ждать, что люди Ишты ударят с тыла…
А Ишта в это время бежал по пустынной улице, всаживая короткие очереди в каждое окно и едва успевая менять рожки. От его людей не осталось и четверти.
Им удалось прорваться только через Суховраг, перебив на своем пути всех до единого. Но среди поверженных врагов Ишта увидел только алтинцев, и это было страшно. Он бежал по улице впереди своих людей, стреляя во все стороны, по каждой тени, но казался себе маленькой, ничтожной букашкой, ползущей по стеклу, в то время как сверху за ней следит огромный, мутный, весь в старческих прожилках глаз.
А когда пуля из ниоткуда опрокинула его в грязь, то лишившиеся предводителя «землемеры» остановились, и сначала кто-то один бросился назад, к спасительному оврагу, а потом еще один, и еще…
На восточной окраине бронетранспортеры, до этого стоявшие в глубине дворов, выкатились чуть вперед и за минуту сократили автопарк «землемеров» на пять единиц. Ответный залп дал результаты — один «бэтээр» задымился и встал, но это уже не могло изменить общей картины. Кому повезло, те догоняли уходящие машины, цеплялись за борта, прыгали на подножки; кому нет — тем предстояло самостоятельно решать, как добраться до гор.
Шум в эфире стоял страшный, но сквозь помехи можно было разобрать:
— Шестой, отзовитесь, Шестой…
