Тем не менее Пушкину было важно услышать об этих либеральных играх царя от самого Сперанского, т. е. почти что из первоисточника, тем более что дальнейшие реформы были связаны как раз с его именем. Автор многих преобразовательных проектов, без всякой протекции ставший приближенным царя, он вызвал недовольство консервативного дворянства, впал в немилость и был, как отмечалось, отправлен в ссылку. Последнее также являлось предметом разговора Пушкина со Сперанским. В дневниковой записи от 2 апреля 1834 г. поэт отмечал: «В прошлое воскресенье обедал я у Сперанского. Он рассказывал мне о своем изгнании в 1812 году. Он выслан был из Петербурга по Тихвинской глухой дороге. Ему дан был в провожатые полицейский чиновник, человек добрый и глупый. На одной станции не давали ему лошадей; чиновник пришел просить покровительства у своего арестанта: „Ваше превосходительство! помилуйте! заступитесь великодушно. Эти канальи лошадей нам не дают“».
Сперанский у себя очень любезен. Я говорил ему о прекрасном начале царствования Александра:
Меньше исходных данных для расшифровки записи разговора Пушкина со Сперанским «О Ермолове etc». А. П. Ермолов (1772–1861) – русский военный и государственный деятель, герой Отечественной войны 1812 года, сыгравший значительную роль в сражениях при Бородино и Малоярославце. Во время заграничных походов 1813–1814 гг. был начальником артиллерии союзных армий, командовал дивизией и корпусом. В середине и конце двадцатых голов – главнокомандующий русских войск в Грузии и чрезвычайный и полномочный посол в Иране. Осуществлял жесткую колониальную политику русского царизма на Кавказе. Однако, будучи сторонником суворовских методов обучения и воспитания войск, был оппозиционно настроен по отношению к аракчеевскому режиму. Пользовался репутацией прогрессивного деятеля, в связи с чем декабристы намечали его в состав Временного правительства, за что в марте 1827 года был отозван Николаем I с Кавказа и уволен в отставку. Свою личную встречу с Ермоловым и двухчасовую беседу с ним Пушкин описывает в «Путешествии в Арзрум во время похода в 1829 г.».
В советском пушкиноведении выдвинута заслуживающая внимания гипотеза о том, что Пушкин говорил со Сперанским о Ермолове, вероятно, потому, что Ермолов, как было уже сказано, намечался декабристами в члены Временного правительства. Это имело прямое отношение и к самому Сперанскому, так как вместе с Ермоловым и он был таким предполагаемым кандидатом.
Можно указать еще на одну точку соприкосновения поэта со Сперанским как крупнейшим специалистом в России XIX века по законотворчеству. Это связано с написанием Пушкиным записки «О народном воспитании». Она была составлена по прямому заданию Николая I и имела официальный характер. Об этом, в частности, говорится в письме Бенкендорфа к Пушкину от 30 сентября 1826 г. Вопрос о народном воспитании был одним из тех, которые находились в фокусе внимания правительства после восстания декабристов. По этому поводу Николаю I уже были представлены записки, составленные другими лицами (начальником Южных военных поселений И. О. Виттом, попечителем Харьковского учебного округа А. А. Перовским, Ф. В. Булгариным и другими). Судя по дате автографа, записка была окончена Пушкиным в Михайловском 15 ноября 1826 г. В начале декабря того же года Бенкендорф представил ее императору. Записка была внимательно им прочитана и в целом оценена отрицательно. Одной из идей пушкинской записки являлась идея об упразднении Указа 1809 года об экзаменах, подготовленного Сперанским, в соответствии с которым от чиновников требовался определенный уровень образования. С критикой этого указа в своей «Записке о древней и новой России», представленной еще Александром I в 1811 году, выступил H. М. Карамзин. Во времена Пушкина эта «Записка» существовала лишь в рукописи и была строго секретной. Однако, очевидно, через П. А. Вяземского (брата жены историографа) она оказалась известна Пушкину. Поэт, выступая за упразднение таких экзаменов, писал: «А так как в России все продажно, то и экзамен сделался новой отраслию промышленности для профессоров. Он походит на плохую таможенную заставу, в которую старые инвалиды пропускают за деньги тех, которые не умели проехать стороною» (7, 45).
Следует отметить как сходство в некоторых позициях, так и принципиальные расхождения в понимании государственно-правовых вопросов Пушкиным и Сперанским. В общем, государственно-правовые взгляды Сперанского были типично просветительскими, пронизанные, однако, идеями буржуазного либерализма. Сперанский, как сторонник естественно-правовой теории, выводил происхождение государства из общественного договора. В связи с этим, по Сперанскому, всякое законное правительство обязано своим происхождением общей воле народа. Несомненно, что Пушкину, воспитанному еще в лицее Куницыным на идеях естественно-правовой теории, ее исходные положения были весьма близки. Государственный строй России Сперанский определял как деспотический. Он считал, что в России два сословия: рабы государства и рабы помещичьи. Первые назывались свободными только в отношении ко вторым; действительно же свободных людей в России нет, кроме нищих и философов. Сперанский, являясь противником полицейского государства, считал, что самодержавие несовместимо с законностью. Он являлся и противником крепостного права. Отношения крестьян к помещикам рассматривал как отношения миллионов, составляющих полезнейшую часть империи, к горсти (тунеядцев) людей, захвативших «бог знает почему и для чего все права и преимущества». В этом позиции Пушкина и Сперанского тоже во многом сходятся.
Однако пределом законности, ограничивающей самодержавие, для Сперанского являлась конституция. В связи с этим программа практических действий Сперанского была весьма умеренно-либеральной. Напуганный Французской революцией, он в принципе был против революционных потрясений. Поэтому он обращается к царю с рекомендациями производства необходимых государственных преобразований путем реформ сверху. Например, он предлагал ликвидировать крепостное право постепенно. Сначала, по его мнению, необходимо разрешить крестьянам приобретать собственность (движимую и недвижимую), отменить подушную подать с крестьян, заменив ее поземельным налогом, изъять споры крепостных из юрисдикции помещиков. При этом Сперанский был убежденным сторонником неприкосновенности помещичьей (как и всякой частной) собственности. И хотя в молодости Пушкину более близки были идеи декабристов о радикальном переустройстве общества («Кинжал», «Во глубине сибирских руд»), в свои зрелые годы его взгляды на этот счет куда умереннее.
Нельзя не отметить и одно обстоятельство, резко разделявшее Пушкина и Сперанского. Поэт, не будучи членом тайного общества декабристов, был выразителем устремлений целого поколения дворянских революционеров. Не случайно он не скрыл и от Николая I, что был бы с декабристами на Сенатской площади. Пушкин тяжело переживал казнь и каторгу близких ему по духу людей. Противоположную позицию по отношению к судьбе восставших занимал Сперанский. Пытаясь загладить свои ранние либеральные увлечения, он оказался среди тех, кто чинил суд и расправу над декабристами. Разумеется, что Пушкин не мог не видеть в нем того, кто обрек его друзей на смерть и каторгу.
Поводом для встреч Пушкина со Сперанским в последние годы жизни поэта было и напечатание «Истории Пугачева» в типографии II Отделения Собственной его императорского величества канцелярии, которая находилась в ведении Сперанского. По этому поводу соответствующие сведения мы находим в двух письмах поэта к Бенкендорфу и в письме к H. Н. Пушкиной. Так, в письме к шефу жандармов от 7 – 10 февраля 1834 г. говорится: «У меня две просьбы: первая – чтобы мне разрешили отпечатать мое сочинение за мой счет в той типографии, которая подведомственна г-ну Сперанскому, – единственной, где, я уверен, меня не обманут…» (10, 461, 852). Об этом же говорится в письме к Бенкендорфу от 27 февраля (а также в письме к Л. В. Дубельту, начальнику штаба корпуса жандармов, от 5 марта 1834 г.). В письме к жене от 30 июня 1834 г. Пушкин сообщает: «После завтрого начну печатать Пугачева, который до сих пор лежит у Сперанского» (10, 497).
Чем же объясняется такое пристрастие поэта к типографии Сперанского? Разумеется, тут были интересы и чисто тактического (в издательском смысле) плана. Тема Пугачева была в определенном смысле темой закрытой. Печатание же «Истории…» в правительственной типографии могло в определенной мере обойти цензурные рогатки. Видимо, не случайно, что на обороте заглавного листа вместо обычного цензурного разрешения было обозначено: «С дозволения Правительства». Пушкин также, видимо, полагал, что и его личные контакты со Сперанским в связи с работой над изданием рукописи книги, учет его рассказов и замечаний помогут в преодолении цензурных трудностей. Вместе с тем у Пушкина была еще одна причина «привязанности» к этой типографии, не связанная непосредственно со Сперанским. Дело в том, что один из близких лицейских друзей поэта, M. Л. Яковлев, с которым он сохранял дружеские отношения на протяжении
