ФСБ и других правоохранительных органах). Рассмотрим лишь один аспект указанных основных новелл этого законодательства с акцентом на их антикоррупционность.

В них, например, в категорической форме сформулирована обязанность государственных и муниципальных служащих представлять сведения о доходах, об имуществе и обязательствах имущественного характера. Первое впечатление от прочитанного: «Здорово! Теперь земля будет гореть под ногами коррупционеров, а то привыкли: средиземноморский замок – не мой, а моего дяди». Однако чуть позже содержание приведенного текста Закона конкретизируется следующим образом: госслужащий или служащий муниципальной службы обязан предоставлять указанные сведения только о своих, а также супруги (супруга) и несовершеннолетних детей доходах и имуществе. Так что какой там «дядя»? Перепиши тот же заморский замок на папу или маму либо на достигшее восемнадцати лет «чадо» и ты чист перед законом. Логика? Она (независимо от того, формальная или диалектическая) есть, при том железобетонная. Вывести настоящих коррупционеров (не гаишников, а настоящих – крупных, владельцев «нажитого» на госслужбе ба-а-льшого имущества) из под действия антикоррупционного закона. Понятие «семьи», в том числе и в рассматриваемом антикоррупционном плане, вовсе не метафорически- детективное, а сугубо правовое. Основополагающим в этом является Семейный кодекс Российской Федерации. К членам семьи он относит: супругов, родителей и детей (в том числе и усыновленных) в том числе в независимости от их совершеннолетия, возлагая, например, на родителей совершеннолетних, но не трудоспособных детей обязанности по их содержанию. Другие отрасли законодательства конкретизируют понятие членов семьи (не оперируя данным термином) применительно к своим (отраслевым) проблемам. Гражданское право делает это в отношении наследников: первой очереди – дети (опять-таки независимо от совершеннолетия), супруг и родители; второй очереди – полнородные и неполнородные братья и сестры наследодателя, его дедушка и бабушка как со стороны отца, так и со стороны матери. Уголовное законодательство оперирует понятием близкого родственника (с отсылкой к федеральному закону оно употребляется и в Конституции Российской Федерации), а уголовно-процессуальное законодательство конкретизирует последнее – супруг, супруга, родители, дети, усыновитель, усыновленные, родные братья и родные сестры, дедушка, бабушка, внуки. И если исходить из обычной антикоррупционной логики, то уголовно-процессуальное законодательство через понятие близких родственников как раз и ближе всего к решению обсуждаемого вопроса.

Почему же законодатель занял другую позицию? Ведь любой мало-мальски грамотный «обыватель» (ничего обидного в этот термин я не вкладываю и сам отношу себя к обывателям) это понимает. Но законодатель и гарант Конституции? Что ж, предельно точно сказал на этот счет «наше все» – Александр Сергеевич Пушкин: «Мудрено быть державным!» Как человеку патриотически воспитанному на советских традициях – любви и обожанию верховной власти, мне искренне жаль ее (то есть нашу власть). Народ наш, как известно, это не греки. Воевать с властью никто не будет, но что он не прощает, так это нечестность и неискренность власти, ее избирательность. И доверие к ней от указанных выше якобы антикоррупционных норм конечно же не увеличится (то же относится и к партии власти – «Единой России»: никакие оппозиционные партии не смогут нанести ее престижу такой удар, как эти законодательные «штучки»).

В основном антикоррупционном законе есть хорошие нормы о профилактике коррупции. Среди них выделим две: 1) необходимость формирования в обществе нетерпимости к коррупционному поведению (она давно сформировалась, а вот уязвимая, покрывающая коррупционеров, так сказать, «высшего полета» якобы антикоррупционная норма для рядового гражданина будет звучать, как «против лома нет приема»); 2) проведение антикоррупционной экспертизы правовых актов и их проектов. Вот на последнем давайте остановимся. Хотел бы я видеть «независимых» экспертов, которые в указанной уловке законодателя не увидели бы коррупционную составляющую. Ну да, Бог с ними, с законодателями. А где была народная, простите, «Общественная палата» и созданная для того, чтобы хоть как то донести до законодателя («страшно далекого от общества») глас народа?

Но вернемся в век XIX – к личному опыту общения поэта с носителями государственной власти. В молодые годы поэта данный опыт вряд ли можно признать удачным. Александр I намеревался «упечь» его в Сибирь и лишь заступничество Карамзина и Жуковского спасло от этого – предполагаемая кара была заменена кишиневской ссылкой. Через несколько лет тот же царь изменил ссыльный «режим» на более тяжкий, выслав поэта из южной Одессы в северное Михайловское. Очевидно, что у поэта были и личные мотивы неприязни к императору, и он этого не скрывал (по крайней мере от друзей и в знаменитых эпиграммах). Естественно, что ссыльный поэт был далек от государственной «кухни» и в то время не общался с царскими сановниками. Личный опыт «приближения к власти» начался по инициативе Николая I.

Иногда в литературоведении утверждается, что Николай (да и непосредственно занимающийся поэтом Бенкендорф) неспособны были оценить поэта, видели в нем лишь мелкого чиновника. Нет. Знали, понимали, ценили – все, разумеется, по-своему. Понимали, что поэт мог серьезно влиять (и влиял) на умы граждан России (вспомним лишь о роли пушкинских стихов в декабристском движении).

Именно поняв это, Николай резко изменил судьбу поэта, не только вызволил из глуши Михайловских лесов и назвал его «умнейшим в России человеком», но и привлек его непосредственно к государственным делам. Молодой царь заказал ему написание Записки «О народном воспитании», то есть, по нынешним понятиям, привлек его в свои (своего рода) советники. Пушкин с оптимизмом и благодарностью (последнее по-человечески вполне объяснимо) воспринял эти знаки монаршьего внимания. Вспомним хотя бы его «Стансы», в которых автор сравнивает царя с Петром I. Есть и другие свидетельства этому. Так, в июне 1827 г., как уже отмечалось выше, Бенкендорф докладывал Николаю: «Он (Пушкин. – А. Н.) все-таки порядочный шалопай, но если удастся направить его перо и речи, то это будет выгодно». Так что действительно и знали, и ценили. Надежды, однако, как самого поэта, так и Николая с Бенкендорфом, оказались, как известно, напрасными. Спустя семь лет более или менее тесного общения со своим цензором последний «возвел» поэта в камер-юнкерское звание. По самолюбию поэта был нанесен сильнейший удар (людям государственного масштаба такого чина не даровали), хотя новые придворные обязанности заметно приблизили поэта к «коридорам власти» – и к самому царю, и к его министрам, и к другим сановникам. Что же вынес поэт от общения с ними или хотя бы из близкого за ними наблюдения?

Увы, «бедность России в государственных людях» – недостаток, присущий не только николаевской эпохе. Это какое-то настоящее проклятие, периодически висящее над нашей страной. Начнем с военного ведомства. Вспомним судьбу наших полководцев – Суворова, Кутузова, Жукова. Каждый из них попадает в опалу и немилость, так как частенько нужны были не они, а ворошиловы и булганины, потому что нужны были не талант, а серость и преданность власть имущим. Такое в истории России было нередко (разумеется, не только в отношении военного министерства). Однако уровня серости причастных к власти, ставшего возможным после августа 1991 г., пожалуй, не было никогда. После тех событий, к великому стыду нашему, сбылось предсказание старого воина, дипломата и общественного деятеля Александра Николаевича Яковлева о том, что к власти может прийти «шпана». На волне передела власти к ней действительно пришли люди, отличавшиеся наглостью, нахрапистостью, уверенностью в себе настолько, насколько всегда уверена в себе серость и посредственность. То же военное ведомство имело в распоряжении крупные личности, обладавшие и большим военным образованием и таким же военным опытом (в том числе и боевым). Однако такие генералы (например, Громов) оказались не нужны. Предпочтение было отдано другим генералам – Грачеву, Бурлакову… За какие заслуги? Лишь слепой мог не увидеть крайне низкий уровень ведения боевых операций нашими военачальниками в первой чеченской войне. Но военный министр за их проведение удостоился от Президента звания лучшего военного министра (чуть ли не во всей российской истории). Опять-таки позволительно спросить: за какие заслуги?

Ведомство внешнеполитическое (козыревское), оно так и не поняло, что главное для наших реформ – это не США и даже не Европа. Главное – бывшие республики Советского Союза. Главное – не в Нью-Йорке или в Брюсселе, а в Киеве, Минске, Алма-Ате… Главное было в предотвращении разрыва экономических связей, а затем, увы, в их восстановлении. И следующий министр иностранных дел (Е. М. Примаков) свои зарубежные турне начал именно со стран СНГ. Прежнему же руководству МИДа не удалось вовремя

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату