рта, пошла по широкой дуге Оторопел Айван: ведь улыбку изобразил! А почему хозяин не должен улыбаться? Он же добрый! Осторожно открывал глаза. И вдруг они ясно посмотрели прямо в лицо юноше. Словно силился сказать что-то Пеликен.
— Пришел! Дедушка Ненек, он пришел! — громко закричал юноша.
Наставник вскочил испуганно и подбежал к нему. Сна как не бывало: живой, улыбающийся Пеликен словно подмигивал ему!
— Улыбается Пеликен… горе нам!
— Но почему? — изумился юноша. — Ведь когда улыбаются, значит что-то хорошее происходит!
Старый Ненек сокрушенно бормотал:
— Разве в нашей жизни что-то хорошее происходит? Как может улыбаться добрый Пеликен? Ведь он только о бедах и печалях наших думает! Улыбаются враги и злые рэккены, слуги Онкоя свистуны, крикуны, шептуны разные — их радуют наши несчастья. А Пеликен обиженным помогает. Всегда хмуро его чело, никогда не улыбается он!
Они не заметили, как появился Кумак. Вздрогнули, когда услышали позади сухой лающий звук. Обернулись и — остолбенели. Рот у Кумака раскрылся, глаза выкатились и побелели. Это было страшно.
— Так-так! — зловеще прокаркал Кумак. — Вот и появился он — улыбающийся Пеликен.
Думаете, недолго осталось ждать?
Он молча собрал все приспособления Ненека для вырезания:
— Не понадобится это больше!
И ушел, так страшно сверкнув глазами, что у Ненека подкосились ноги, и он бессильно опустился на вытертую шкуру. Потом весь день молчал.
По вечером в шатер стали приходить люди, прослышавшие о необычайном происшествии. Они смотрели на улыбающегося Пеликена, и лица их светлели. Говорили:
— Живой Пеликен. Пришел.
Значит, теперь улыбаться стал.
— Надоело ему хмуриться.
С тех пор в шатер часто забегали и взрослые, и дети. Особенно если обида или горькая печаль лежали у кого-нибудь на душе. Посмотрит такой человек на Пеликена, пожалуется тихонько ему и вскоре сам начинает улыбаться.
Но старики, покачивая головами, говорили:
— Не к добру это.
Разве кто-нибудь раньше видел Пеликена улыбающимся? Никто его таким не видел…
— Быть большой беде!
И вскоре их пророчества сбылись. Солнце похитил злой Онкой, а силачи племени, вступившие с ним в битву, потерпели жестокое поражение и только чудом вернулись в родные шатры благодаря заступничеству Белого Шамана.
Первая звезда упала с неба!
Трудное занятие — думание. Акака высказал глупую мысль. У нас нет ничего хорошего
Эмемкут собрал важных людей в своем шатре.
Долго молчали все. Курили. Ждали. Очень трудное занятие — думание!
— О сироте все рассказано? — спросил, отдуваясь, Эмемкут.
— И этого достаточно, — с достоинством ответил Кумак. Он один сидел, не снимая шапки. И все сразу заговорили.
— Отказаться выполнить волю самого важного человека! — сокрушенно вздохнул, воздевая сухие руки, Тро.
— Только его несерьезностью и глупостью объясняю я это, — рассудительно заметил Мэмэрэнэн.
Все вздрогнули — думали, что он просто дремал с открытыми, а может, закрытыми, сразу не разберешь, глазами.
— Смех! Много беспокойства приносят нам его насмешки! — злобно выкрикнул Акака.
— Не зря лик доброго Пеликена отныне обезображен улыбкой, — вкрадчиво вставил Кумак. Его собственное лицо, застывшее в жестокой гримасе и напоминающее тщательно заточенный разделочный нож, улыбка никогда не обезображивала. При этой мысли у собравшихся пробежал по спинам мороз.
— Может быть, обиделся на нас Пеликен? — как всегда, высказал самую глупую мысль Акака.
Посмотрели на него с плохо скрытой жалостью. Эмемкут счел нужным терпеливо разъяснить ему:
— Если бы обиделся, рассерженным стал бы его лик.
— Значит, рассмешили его чем-то при рождении! — не сдавался Акака, и эта мысль показалась остальным не такой уж глупой.
— Айван рассмешил, кто же еще! — возмущенно задвигался Мэмэрэнэн. — Негодный сирота нарушил правило молчания при рождении Пеликена. Наверное, смеялся, негодник!
Все смотрели друг на друга. Как они раньше не догадались!
— Тогда прогоним его из селения, — Эмемкут вздохнул с облегчением и попытался встать, но живот его остался неподвижным, и ему пришлось снова сесть.
Мэмэрэнэн посмотрел на него с беспокойством. Он здесь самый осторожный. Не зря говорили, что он видит всех насквозь и его трудно провести.
— Ты забыл о том, что сирота уже не маленький, — с укоризной заметил он. — Он житель нашего селения. И его нельзя прогнать, как несмышленого мальчика. Но когда и маленький был, нельзя было его прогнать — вы же знаете.
— Каждого жителя селения можно прогнать! — запальчиво оросил Акака, во всем полагавшийся на устрашение. — Если другие жители скажут ему…
— Не скажут, — хмыкнул Мэмэрэнэн. — Вы хорошо знаете обычай, но почему-то делаете вид, что забыли его. Можно прогнать непокорного сына или строптивую дочь. Это родители решают. Но сироту никогда не прогоняют из селения. Таков обычай всех племен. Ничего плохого не сделал Айван, люди говорят о нем только хорошее.
— Могут и плохое сказать, — опять вкрадчиво вставил Кумак.
Всe посмотрели на него с опаской. Железный крючок мог много плохого выведать о человеке!
— Убить сироту! — разъярился снова Акака. Лицо его налилось кровью, волосы совсем закрыли глаза. Наверное, вспомнил, каким изобразил его Айван. — Убить!
Даже всегда спокойный Тро неодобрительно покачал головой: Не зверь он, чтобы его убивать, — проскрипел он. — Для того чтобы убить, на честный поединок вызвать нужно. А соплеменники друг друга не вызывают…
Акака забыл о самом главном обычае племени — никто не смеет убивать соплеменника.
Если друг друга начнут убивать, то кто защитит племя от нападения врагов? Поднявшего руку на соплеменника ожидала суровая и мучительная кара — изгнание в ледяные просторы моря без оружия и еды.
— Тогда что же — нам уходить? — прервал затянувшееся молчание Акака.
В старину действительно делали так — уходило все селение на новое место, оставляя одного неугодного. Правда, его не лишали оружия и запасов пищи, шатра или землянки.
Однако мало кто выживал: остаться одному в пустынных снегах и льдах — верная смерть.
Но в старину так делали, потому что важные люди очень глупыми были, считали Эмемкут и Мэмэрэнэн. Они сразу отвергли предложение Акаки. Покидать теплые обжитые места и лишаться хороших охотничьих угодий из-за бездомного сироты!
— Вот из-за этих глупых важных людей остались в народе плохие обычаи, — тяжело вздохнул Эмемкут. — Никого теперь нельзя убить безнаказанно, не каждого можно выгнать из селения, а для того чтобы выгнать, на это должно согласиться большинство жителей селения. Вот какие времена пришли! По
