Истмийских ворот, где жители поставили ему памятник из паросского мрамора, представлявший колонну, на макушке которой стояла статуя собаки. Павсаний (II, 2, 4) указывает, что по дороге в Коринф «есть много могильных памятников, у самых же ворот города похоронен Диоген из Синопы, которому эллины дали прозвище «собака»»… Впрочем, по другой версии смерть настигла мудреца в Афинах.
Диоген родился в Синопе — богатом портовом городе на берегу Черного моря, старой милетской колонии, известной своим флотом и заморской торговлей (Ксен. Анаб., VI, 1, 15; Страб., XII, 545–546). Отец его был известным человеком в городе, возможно, выполнял некоторые официальные функции, связанные с фиском. Предание говорит, что Диогену пришлось покинуть родину из-за участия в фабрикации фальшивых денег (Д. Л. VI, 20, 56). И в древности, и в новое время предпринимались попытки обелить молодого Диогена, по, думается, они малопродуктивны. Значение Диогена отнюдь не изменится в зависимости от того, решим ли мы, что вместе с отцом он изготовлял в юности поддельные монеты, или придем к выводу, что это перенесенная в жизненный план его врагами история о полученном оракуле, который посоветовал Диогену заняться «перечеканкой ценностей». Изгнание, чем бы оно ни было продиктовано, сделало Диогена философом (Д. Л. VI 49; Стоб., II, 40, 9; Дион Хрисостом, XIII и др.). Киникостоическая апологетическая традиция связывает скандальный рассказ о «перечеканке монеты» с полученным Диогеном от дельфийского оракула наставлением: «Перечеканивай монету!», которое сначала он понял буквально, а затем в переносном смысле (переоценивай расхожие мнения). Эту версию поддерживал Эвбулид, Максим Тирский (XXXV, 5–6), Диоген Лаэртский (VI, 71), Юлиан (VI, 188) и др.
Борьба за Диогена продолжалась и в новое время. В защиту киника выступил Г. Дильс[73]*. Он доказывал, что весь эпизод о фальшивых деньгах выдуман по модели биографии Сократа, говорившего о ремесле своей матери-повитухи как о прообразе своего искусства помогать рождению истины (майевтика). Так и Диоген, живая «карикатура на Сократа», помня о профессии менялы, которой мог заниматься его отец, начал изменять привычные ценности. Сократ получил оракул: «Познай самого себя», Диоген по аналогии: «Перечеканивай монету». Последний стал лозунгом кинизма (ср. Юлиан. VII, 211b). Эту линию защиты в начале века развивали Э. Шварц и К. фон Фриц. Однако предложенная версия страдает логическими неувязками. Если Диоген не совершал преступления, то не последовало бы изгнание и кинико-стоической традиции нечего было искать оправдания для своего героя. Если создается версия, оправдывающая преступника, то неизбежно сначала предположить существование самого преступления. Кроме того, очень большое сомнение вызывает само утверждение о возможности такого оракула в Дельфийском храме, где жрецы всегда стояли на страже законности и традиций.
Изгнанный из Синопы Диоген оказался в Афинах (Дион Хрис. VIII, 1). С ним туда прибыл его раб по имени Манес, которого Диоген, став киником, вскоре отпустил (Д. Л. VI, 6.13.36.55; Стоб. III, 97, 31). Гипотеза Селтмена о дате приезда Диогена в Афины (340 г.), как мы видели, несостоятельна: она исключает обучение Диогена у Антисфена и личную полемику с Платоном, умершим в 347 г. Согласно Аристотелю (Рит., III, 10, 1411а 24), в 330 г. Диоген был уже хорошо известен в Афинах. Когда умер Антисфен, Диогену было, вероятно, лет пятьдесят. В Афины он мог попасть в 390–385 гг.
Антисфен призывал к борьбе с любыми формами конформизма, с предрассудками и мифами современного ему общества, подвергал критике, «кусал» существующий строй, идеализировал жизнь пауперов. Диоген стремился воплотить принципы учителя на деле, превратиться в их живую модель. Унаследовав учение Антисфена, Диоген вел еще более ригористический и подчеркнуто аскетический образ жизни. Современник Диогена Феофраст передает, что тот счел для себя наилучшим платье бродягинищего (Д. Л. VI, 22–23; Дион Хрис, VI, 1–6; Иерон. Прот. Иов., II, 14). Благодаря примеру Диогена плат, котомка и посох стали символами принадлежности к рядам киников. Он носил эти вещи с гордостью бедняка, презирающего роскошь богачей, нажитую на чужом горбу, и довольствующегося сознанием своей честности. Диоген носил бороду, чтобы не изменять вида, данного ему природой.
Принципы кинизма, выдвинутые Антисфеном, Диоген претворял с неукоснительной последовательностью и прямолинейностью, которыми превосходил своего наставника. Диоген, как утверждает предание, даже укорял учителя за то, что тот отступает от собственных требований, и называл его «трубой, которая не слышит собственного призыва» (Дион Хрис. VIII, 275; Д. Л. VI, 64; Стоб. XIII, 19). Крайности Диогена снискали ему прозвище «сумасшедшего Сократа» (Sokrates mainomenos — Д. Л. VI, 54). Он был всем известен, и Аристотель называет его просто «собака».
Судьба сталкивала Диогена со многими знаменитостями его времени — Платоном, Евклидом, Аристиппом, Демосфеном, Филиппом и Александром Македонскими, Пердиккой и др. Однако не все подробности этих встреч достоверны, иногда они принадлежат легенде, которую творили киники и стоики. Во всех столкновениях с самыми могущественными противниками Диоген демонстрирует свою правоту и духовное превосходство. Угнетенным и бесправным импонировали такие рассказы, где нищий Диоген остро и зло высмеивал мнимое счастье богачей. Беседы Платона он считал пустым времяпрепровождением, все рассказы и анекдоты изображают этих двух философов неизменно враждебными друг другу. Единственно, что ценил Диоген в творениях Платона, их «золотой язык». Не жаловал он и других философов. Пользуясь игрой слов, любимой всеми киниками, «школу» Евклида (schole) он переименовал в «желчь» (chole)[74]*. Знаменитая встреча философа с Александром Македонским, которая произошла в Коринфе, неоднократно использовалась кинической пропагандой, чтобы показать истинного царя (киника) и мнимого (Александра), который не в состоянии владеть даже самим собой.
После довольно длительного пребывания в Афинах Диоген отправляется в странствия по Греции как бродячий проповедник. Во время одного из своих путешествий он попадает в руки пиратов и его продают в рабство богатому коринфскому гражданину Ксениаду, который сделал нового раба наставником своих сыновей (Д. Л. VI, 30–31). Диоген и в Коринфе становится популярным, к нему приходит даже сам «владыка мира» Александр. Изложенный отрезок жизнеописания Диогена также нельзя считать безусловно достоверным. Предполагают, что весь «рабский» период сочинен в III в. до н. э. киником Мениппом, который, будучи рабом, якобы хотел несохранившемся сочинении «Продажа Диогена» (Dioge, что весь «рабский» период сочинен в III в. до н. э. кипоus prasis), утверждают критики.
Рассказ о встрече Александра и Диогена вызвал залп критических замечаний. Еще Эд. Шварц называл его «игрой остроумия». Смысл критики сводится к следующему. Свидание переносится традицией в Коринф, так как в Афинах Александр никогда не бывал. Александр изображается уже завоевателем мира, хотя во время пребывания в Коринфе завоевывать его еще только предстояло. Как известно, после похода в Азию Александр больше не ступал на почву Эллады. Анахронистична и просьба Диогена к коринфянам похоронить его вниз лицом, так как все вскоре должно перевернуться, т. е. наступит власть македонцев. Это намек на время Филиппа, а не Александра. Шварц находит также, что все рассказы о коринфском периоде содержат мало местных особенностей. На основе сказанного делается попытка вовсе исключить этот период из жизни Диогена. Безусловно, во всех этих историях много анекдотического и противоречивого, но так или иначе они отражают реальные факты биографии Диогена. О коринфском периоде сообщает не один только Диоген Лаэртский, но также Дион Хрисостом (VIII, 4), Юлиан (VII, 212–213), Лукиан («Как надо писать историю»), Посещение Александром Диогена с большой долей вероятности можно датировать 336 г., т. е. это произошло перед отправлением великого полководца в азиатский поход. В этом году император прибыл на Истм, а оттуда заехал в Коринф, где в пригородной кипарисовой роще Кранеоне беседовал с 70-летним Диогеном. Об этой встрече согласно повествуют Цицерон (Туск, бесед., V, 32), Арриап (Анабасис, VII, 2, 1– 2), Валерий Максим (IV, 3), Диоген Лаэртский (VI, 38.32), Плутарх (Алекс, 14), Дион Хрисостом (IV, 14–15), Сенека (О благодеяниях), Ювенал (Сат., XIV), Апулей (Апол., 22), «33-е письмо Диогена», папирусные фрагменты.
О месте и обстоятельствах смерти Диогена что-либо определенное трудно сказать — традиция передает много противоречивых подробностей. Время смерти — двадцатые годы IV в. до н. э. Легенда создала из Диогена образ идеального киника, истинный же его характер так, видимо, и останется загадкой. Предание изображает его то терпеливым и мягким воспитателем, то одиноким и неуживчивым человеком, от которого сбежал даже преданный раб. Безусловно, в поведении Диогена было много эксцентричного, необычного, показного, эпатирующего. Большая часть его биографии в изложении Диогена Лаэртскою посвящена описанию аскетических причуд философа, вроде объятий с промерзлыми статуями зимой и зарывания в обжигающий песок в летний зной (VI, 23–24), его крепким словечкам и остротам, парадоксам и т. п. В линии поведения Диогена без особого труда обнаруживается настойчивая и продуманная тенденция. Это не простая театральность, в которой упрекает Диогена, в частности, Сейер, а сознательное стремление
