- Машка родит скоро? Вот так новость!
- Чему же удивляться, если она замужем второй год. Все ко времени. Хотя бы съездила, навестила ее. А то укатишь в свою Германию, и жди тебя потом!
- Мам, а давай вместе съездим! Бросай картошку чистить, поехали к Машке! Автобусы ведь до вечера ходят!
Не думала и не гадала Роза, что в этот же день она соберется в Электрик. Да разве устоишь перед младшей дочерью. И в кого только характер такой? Уже в автобусе Роза вспомнила о Бунтове, и сразу Каринкина суета отдалилась, словно дочь приехала не на один денек, а навсегда, и у них еще будет время наговориться. Роза даже представила, как сейчас Андрей поглядывает на ее дом, быть может, собирается мимо пройти, якобы к приятелю Коляне, чтобы не вызывать подозрений у жены. В какой-то момент, думая о Бунтове, Устинова все-таки отругала себя: 'Дура я древесная! Ко мне дочь приехала, а у меня на уме Бог знает что творится. Кому сказать - со стыда сгоришь!' И эта мысль мучила ее все те три часа, пока они гостили у старшей дочери, и мало-помалу пропала, когда ехали назад, в слободу. А как оказались на своем порядке, и Роза хоть и издали, но увидела Андрея, и он ее увидел с Кариной, то и на душе полегчало.
Бунтов же, поужинав и поговорив с женой о том, о сем, не спеша курил около дома, с удовольствием разглядывая слободскую улицу, редких про-
хожих на ней. Когда же увидел Розу с какой-то девахой, вынырнувших из проулка, то, когда они приблизились, не сразу узнал в девахе младшую дочь Розы. А как узнал, то успокоился, сразу по-иному, более снисходительно посмотрел на сегодняшний факт появления синей 'Нивы'.
Бунтов попал к Розе на третью ночь после возвращения из больницы. К этому времени он осмелел, перестал остерегаться за шов, который наискось багряно прочертил полбока, а заклеивал его пластырем лишь только потому, чтобы не пачкать одежду несмываемой 'зеленкой'.
Сегодня, возвращаясь от Коляни, он увидел Устинову около дома, как по заказу, и не удержался, коротко поговорил с ней. Оказалось, что Роза только-только проводила младшую дочь и теперь занималась хозяйством. Долго говорить не было возможности, да им и не обязательно долго болтать. Оказалось достаточно двух слов, чтобы понять друг друга.
- Придешь? - спросила Роза, почему-то постеснявшись посмотреть ему в глаза.
- Обязательно! - ответил он и почувствовал нестерпимое желание побыть с Розой именно в эту минуту, даже огляделся, чтобы подольше поговорить, но, увидев двух женщин, видимо, шедших из магазина, не стал задерживаться и испытывать судьбу - пошел далее вдоль порядка с безразличным видом, будто ничего его не волновало в этот момент. Главное, что переговорил с Розой, увидел ее, договорился, и от этого настроение радостно закипело. Правда, когда вернулся к себе, оно вмиг улетучилось, едва пришла мать Пичугина и начала срамить на всю улицу. Первой выскочила на веранду Валентина:
- Вер, ты чего?
- Знаю чего… Где твой обезьян-то хоронится? Пусть покажется, я весь бадик о его морду расшибу!
- Ой, Господи! Чего ты мелешь-то? Чего он тебе плохого сделал?
- Из-за него мой Семен головушку сложил!
- Окстись, дуреха, или из ума выжила? Думай, чего мелешь-то? Андрей в больнице лежал с ранением в это время! Каждый подтвердит!
- Зато дружки его не лежали! Семена ядом напоили!
- Кто тебе такую глупость сказал?
- Мустафа сообщил… Он следствие ведет! Погодите, докопается до правды!
- Твоему Семену надо было поменьше пить да вести себя прилично! А ты сама распустила сына до безобразия, а теперь виновных ищешь!
Бунтов, слышавший из веранды разговор, не выдержал, вышел к Пичу-гиной:
- Чего пришла, сволота дремучая? А то бадиком грозит! Один ножичками грозился! Догрозился… А ведь какой смелый был, но смелей нашлись!
- Ладно, Андрей, не связывайся! - потянула Валентина мужа назад, на веранду. - Чего с малохольной взять? А ты иди отсюда! - погнала Валентина Пичугину, - а то твоему любимому Мустафе позвоню - он тебя саму прищучит!
- Все, Валя, пошли в дом, - теперь Бунтов начал останавливать жену, - нечего с этой поганью связываться!
Когда они поднялись по ступенькам, Бунтов демонстративно хлобыстнул задвижкой, ушел в дом и завалился на диван. Настроение - на нуле. А тут еще Валентина куснула:
- Больше не связывайся с ней! О тебе и так в слободе Бог знает что говорят, а теперь и вовсе на людях не покажешься!
- А тебе, наверное, радостно от этого! Пусть говорят!
Бунтов демонстративно отвернулся к стене и до обеда пролежал молча. А после, когда молча же пообедали (даже прибежавший с реки внук не смог расшевелить деда с бабушкой), Бунтов отправился в сарай. Валентина ничего не сказала, но через какое-то время все-таки пришла, осторожно осмотрелась, словно искала что-то запретное, и, ничего не сказав, ушла. 'Проверяй не проверяй - все равно ночью уйду!' - подумал Бунтов.
После ужина он вновь вернулся в сарай и теперь уж дожидался лишь внутреннего толчка, когда сердце подскажет: 'Пора, пора!' Почти час прошел после того момента, когда погас в доме свет. Бунтов, приоткрыв дверь, выглянул из ворот сарая и, дождавшись, когда луна нырнет в облака, осторожно и даже чуть пугливо юркнул в сад. Вскоре он легонько стукнул в боковое окошко, и шторка тотчас шелохнулась. Роза вышла встретить во двор, где сразу влепилась целовать Андрея, а он прижал ее к себе так, как никогда не прижимал. Роза даже забеспокоилась:
- Как рана, зажила?
- Нормально - колтыхаться можно, - тихо ответил Бунтов и увлек Розу за собой.
Все-таки прелесть эта Розка, просто умница. Бунтов хотел предупредить, чтобы она не ждала от него сегодня особенной прыти, но она даже в мыслях опередила его, заставив принять свою игру. И игра эта понравилась Андрею, хотя немного и удивила новизной, от которой невольно вспомнилась Валентина в молодости, когда была такой же изобретательной, как Роза. Да, наверное, по-иному и быть не могло, потому что они обе были из единого женского племени. Это мужикам бывает в такие минуты забавно, а у них все по-настоящему, серьезно, будто сдают главный экзамен в жизни.
Когда они все-таки угомонились и устало легли рядом, Роза, словно только что вспомнила о его наполовину отлепившейся повязке, жалеючи спросила:
- Болит?
- Отболело давно. Теперь у меня душа болит, когда вспомню синюю 'Ниву' у твоего дома. С каких это пор стала привечать Алешку Темнова?
- Он мою Каринку от Лонска подвез, - соврала Роза и почувствовала, что от собственного вранья покраснела, и порадовалась, что при свете луны не разглядеть румянца на щеках.
- Ну, подвез и подвез, а чего в дом-то потащился?
- Попить попросил…
- Вот с этого и начинается. Сперва попить, потом все остальное.
- Замолчи, не говори так! - Роза закрыла рот Андрею, да так крепко, что тому пришлось отстраниться.
А когда отстранился, то и она отвернулась, накрылась одеялом и соорудила из него между собой и Бунтовым препятствие. Молча они пролежали несколько минут, а потом Роза неожиданно завсхлипывала, задрожала всем телом. Он хотел было сразу обнять, пожалеть и успокоить, но сдержался, ревниво подумал: 'Поплачь, поплачь, а то шустрая больно стала!' - и был не в силах побороть в себе ревность. И все-таки в какой-то момент не сдержался, обнял Розу и попросил, словно был сам в чем-то виноват:
- Перестань.
Она резко повернулась, словно ждала этого слова, обвила шею и припугнула:
- Сейчас задушу, чтобы глупости не говорил!
- Задуши… - согласился он, приняв несерьезную угрозу, и сразу же подмял Розу, распластал, теперь уж как полагается, забыв о своей болячке.
