подростка из отрочества во взрослость, минуя юность. И сравнить это можно только с перескакиванием через школьные классы. Скажем, из восьмого - сразу в десятый! За особые заслуги перед этим кареглазым, громкоголосым и мужественным - мужественным же, ведь его ранили! - учителем.
По какому-то чудесному стечению обстоятельств Борис в тот раз был один, Глебка оставался дома, и, таким образом, после прощания у санаторских ворот с Михаилом Гордеевичем у Бори была уйма времени, чтобы осмыслить происшедшее.
Ничего вроде бы не произошло. Но и произошло чудесным образом!
К нему обращались как к равному, как к взрослому. И на все вопросы, которые толпились в Борькиной голове, ответы даны. И что ребят в санаторий, конечно же, пустят! Понятное дело, бесплатно! Только надо секцию организовать, да и ребят-то подсобрать побольше - человек до пятнадцати - двадцати. А еще следует обдумать, что за секция, ведь тренажеры - это только часть тренировок. Надо выбрать вид спорта. Борьба? Тогда какая? Бокс?
Ну, а стрельба в тире - нескорое дело. Переделать из руин, - шутка ли? Сколько денег надо. И вообще!
Так майор впервые сказал про тир. Мимоходом, будто про планы дальние. На прощанье предложил Бориске:
- Если хочешь, будь моим главным помощником по молодежной секции! Назначаю! Я ведь никого, кроме тебя, не знаю. Готовь ребят! Подбирай кадры! Проверяй их достоинства! Думай, но громко пока не объявляй! Еще рано!
На том и разошлись.
Борис побежал к дому, забыв про сахар и шурупы, - столько в нем было прыти после разговора. У парка все же притормозил. Зашел туда. Сел под вековую липу, перевел дыхание.
До чего чудесный встретился ему человек!
15
На маму он тоже влиял, этот майор. Сначала-то Борис не очень разглядел перемены, в ней происходящие, да вглядчивая бабушка на них навела.
Прежде мама возвращалась уставшая, бывало, подолгу лила холодную воду на руки, и бабушка всегда ругалась, велела, напротив, горячую включать, потому что от холодной-то артрит образуется, а при такой работе, как у мамы, особенно.
Сколько за день-то она людей перемнет да разотрет! Сколько сил истратит и руки свои как натрудит. Конечно, с поднятием тяжести, какой-нибудь штанги или там гирь каких, сравнивать нельзя, но то, что руки гудят, плечи устают - это факт. Бывает, человек много бегает или ходит - кто станет спорить, какая это большая нагрузка? А вот массажистка или массажист подобны бегуну или ходоку, только он не ногами, а руками бежит! Мнет и мнет, да еще и по науке надо - одни мышцы так, а другие этак, да и до костей еще пробрать, снять, скажем, отложение солей в шейном отделе, а это требует и навыков, и, что говорить, силы.
Все это Борис с детства от мамы слышал, а потому и привык, что, вернувшись из санатория, подержав руки под струей воды, она усаживалась на лавку или в старое, с плюшевой обивкой кресло и полусидела - полулежала так, раскинув руки и ноги, с полчаса.
Иногда она задремывала, даже всхрапывала, случалось, и в эти полчаса, так повелось издавна, все двигались на цыпочках, говорили шепотом, берегли мать, признавая ее безусловное право на краткий отдых после перетруженного дня.
Но с появлением майора мама отдыхать перестала. Руки под водой держала, но потом, с шутками да прибаутками, сразу принималась за уборку, стирку, глажку и прочие простые, но обязательные женские дела, без которых ни один дом не стоит.
Бабушка поначалу советовала, чтобы она не нарушала традицию, присела в кресло, но мама отговаривалась тем, что дел слишком уж много накопилось, и бабушка ворчала в ответ, что в них, в делах- то домашних, и прежде не было недостатка, но она отчего-то валилась с ног, а теперь…
Теперь, выходило, сил прибавилось, и бабушка недолго искала причину: ведь мама только и говорила про Михаила Гордеевича - он, мол, и такой, и сякой, и улыбчивый, и работящий, и скромный, и деловой.
Слушая маму, можно было с точностью до дня установить, когда закончили класть стены санаторского пристроя, крыть крышу, стлать полы и навешивать батареи. Она рассказывала, как, когда и в каком разнообразии завозили оборудование для физиопроцедур, какие-то ванны и души, и из ее рассказов следовало, что санаторием вообще управляет только майор - личность почти что легендарная, пробойная, с невидимыми миру связями, но вдобавок еще и обаятельнейший, достойный, кристально чистый и честный человек. Так что полковник медицинской службы, начальник санатория, немолодой уже человек по фамилии Коротов, теперь уже ни в чем не перечит своему заму, на все согласен, вслух удивляется способностям майора и скрытым, как оказывалось, возможностям каких-то военных медико-снабженческих служб, вдруг ни с того ни с сего решивших так основательно обновить забытое и в общем скромное заведение, превратив его в настоящий оазис.
- К войне это все, прости Господи, - ворчала Елена Макаровна.
- Да уж идет она, война-то, - посмеивалась ее дочь.
И впрямь, разве не война все эти афганистаны, чечни, дагестаны и Бог весть еще какие места и местечки, вплоть до самой до матушки до Москвы, где то рванет, то бабахнет, то просто хлопнет выстрел, нацеленный в живую чью-то плоть. И во всех этих побоищах гибнут люди - офицеры, солдаты - молодые совсем ребятишки, которых шлют то в одну сторону, то в другую, и всегда под удар, под разрыв снаряда или под пулю.
Есть, конечно, и просто при сем присутствующие - им-то и достаются, раньше других, санаторские путевки. Всякие там военные столоначальники - их тоже хватает - снабженцы, штабисты, кадровики и всякий прочий разводящий люд.
Правда, попадаются и настоящие бойцы, войной меченные. Эти сильно неразговорчивы, не больно приветливы, редко и нешироко улыбаются. И попивают сильно, внахлест, будто норовят забыться, что-то в себе вымыть, выскоблить, отстирать.
Мама таких людей всегда примечала, говорила, что санаторий к ним старается поласковей быть, и она в том числе. Ведь не сразу разберешь, кто откуда и с чем здесь оказался. Чаще всего под конец срока отдыха, да когда еще подопьет, вдруг усадит ее возле себя такой отдыхающий да расскажет такое, что лучше бы и не знать…
Разговор вполголоса, чтобы Бориска не расслышал, бабушка с мамой завели на кухоньке, отделенной от комнаты побольше лишь дощатой переборкой, где стояли кровати ребят да бабушкин диван. Сперва Боря подумал, что женщины, как часто случалось, перебирают что-то свое, только им интересное, но когда бабушка помянула майора, насторожился.
- …да он, поди, и моложе будет, твой майор-то, а? - хихикнула бабушка.
- Ой, да брось ты, - отвечала мама. - У нас вообще одни мужики, ты знаешь, и что теперь, каждого остерегаться надо?
- Да где уж! - Бабушка явно сердилась. - Разве старуху-мать следу-
ет слушать да почитать? А ведь ты сама уж немолода, гляди! Седина в голову, бес в ребро.
- О-о! - воскликнула мама. - Это не про нас, это про мужиков! Мы же все грехи свои в подоле несем, никуда не бросаем.
- Твой героизм мне известен! - бурчала бабушка. - Только, думаешь, одна будешь тащить свои грузы- то? А я и не в счет?
- В счет, мама, в счет, да только не убивайся, третьего случая не будет. Да и молод он, майор-то этот, вроде младшего братишки! Однако почему ж не позволено порадоваться-то? Да хоть бы и за ребят?
- Позволено - не позволено, - стучала бабушка мисками, - черт вас поймет, нынешних. Как хочу, так ворочу, никакого вам укороту.
