армией накануне войны рассматривал УРы не как средство, которое можно было использовать для упорной обороны, а как своеобразный трамплин для стремительного наступления на врага.[637]
М.И. Бурцев прибыл в Луцк для оказания помощи армейскому управлению политической пропаганды в разработке «плана мероприятий на случай чрезвычайных обстоятельств». [638] Документ, составленный с учетом его указаний, получил наименование «План политического обеспечения военных операций при наступлении». Он был подписан начальником управления политической пропаганды 5-й армии. Бесспорно, исходя из указаний эмиссара из Москвы (скорее всего, на основании руководящих директивных материалов, в частности, сводки о морально-политическом состоянии в Германии и немецкой армии) в «Плане политического обеспечения военных операций при наступлении» говорилось о наличии «первых признаков падения морали» вермахта, которые усилятся и углубятся после нанесения по нему сильного, молниеносного удара. В документе предполагалось вести военные действия на территории противника «в благоприятной для Красной Армии обстановке», когда ожидалась поддержка местного (польского) населения, а также «сопротивление немецких солдат войне и политике Гитлера».[639]
Выше указывалось, что в проекте директивы ГУППКА «О задачах политической пропаганды в Красной Армии на ближайшее время» было намечено решительно покончить с недооценкой критики «враждебной фашистской идеологии», «реакционной политики германского империализма». Именно на эти моменты обратил внимание А.И. Запорожец, когда вызвал на беседу группу руководящих политработников. Среди них находился и член военного совета 16-й армии А.А. Лобачев, 10 июня прибывший в Москву. По воспоминаниям Лобачева, начальник ГУППКА заявил, что работать в войсках придется в новой обстановке, и устно ознакомил приглашенных с директивой об усилении политической пропаганды и, в частности, «о необходимости разоблачения реакционной сущности фашизма».[640]
Аналогичные указания получил направлявшийся к месту службы на Черноморский флот с группой политработников А.А. Азаров. В первой половине июня в Москве они получили указание начальника Главного управления Военно-Морского Флота армейского комиссара 2-го ранга И.В. Рогова «усилить в устной пропаганде разоблачение агрессивных действий германского фашизма, ориентировать личный состав на повышение бдительности и боевой готовности».[641]
Таким образом, еще в процессе доработки проект директивы ГУППКА «О задачах политической пропаганды в Красной Армии на ближайшее время» доводился в устной форме до ответственных политработников армейского уровня.
Антифашистские формулировки и идея наступательной войны излагались в пропагандистских документах ГУППКА порой столь откровенно, что даже вызывали замечания со стороны руководства УПА ЦК ВКП(б). Г.Ф. Александров, знакомившийся с текстом вышеупомянутого доклада «Современное международное положение и внешняя политика СССР», обнаружил в нем формулировки, из которых следовало, что наиболее вероятным противником Красной Армии является вермахт. Отметив, что Германия еще не встретила достойного противника, составители доклада утверждали: «Между тем, такое столкновение не за горами». Г.Ф. Александров по данному поводу заметил на полях документа:
«Этакой формулировки никак нельзя допускать. Это означало бы раскрыть карты врагу».
Опыт военных действий, говорилось далее в упомянутом документе, показал, что оборонительная стратегия против превосходящих моторизованных частей не давала никакого успеха. Отсюда следовал вывод: против Германии необходимо применить «наступательную стратегию, подкрепленную мощной техникой». На полях рукой Г.Ф. Александрова в этом месте была сделана многозначительная пометка: «Война с Германией».[642]
Таким образом, в мае – июне 1941 г. шла активная разработка пропагандистских директивных и инструктивных материалов, которые были нацелены на осуществление сталинских указаний, данных в выступлении перед выпускниками военных академий.
Германская агентура не могла не заметить, насколько далеко зашла эта деятельность.
По ее сообщению, пропагандистская работа в частях Красной Армии накануне 22 июня 1941 г. сводилась к доказательству следующих положений: после перенесения военных действий на территорию противника развернется наступление на Запад с целью освобождения стран Европы от германского ига, что в свою очередь должно стимулировать революционный процесс и привести к избавлению европейских народов от гнета собственной буржуазии.[643]
22 мая 1941 г. из штаба 17-й германской армии поступило донесение, что назначенные в части Красной Армии политработники говорили о неизбежности войны между СССР и Германией. После заключения пакта Риббентропа-Молотова официально антифашистская пропаганда была запрещена, однако она существовала «в замаскированном виде», а с мая 1941 г. вновь стала открыто вестись в войсках.[644] 13 июня 1941 г. в разведсводке Генерального штаба Главного командования вермахта говорилось, что во время политзанятий и лекций личный состав РККА «подготавливается к возможности войны» против Третьего рейха.[645]
21 мая 1941 г. в газете «Комсомольская правда» под рубрикой «Консультация» была опубликована статья полкового комиссара И. Баканова.[646] Она настраивала на всемерное развитие качеств, необходимых в экстремальных военных условиях. Баканов не был новичком в освещении тематики, связанной с «ленинско-сталинским учением о войне».
Его публикации появлялись, например, на страницах журнала «Пропагандист и агитатор РККА».[647]
Упомянутая статья И. Баканова начиналась с традиционного утверждения: согласно ленинско- сталинскому учению не та сторона ведет несправедливую войну, которая напала первой, а та, которая «является представителем реакции, контрреволюции, империализма». «Всякая революционная война является справедливой войной», – делал вывод полковой комиссар. Далее, ссылаясь на В.М. Молотова, автор публикации подчеркнул необходимость «еще настойчивее крепить мощь обороны нашего государства и боевой
Далее И. Баканов ссылался на ту часть сталинского выступления перед выпускниками военных академий 5 мая 1941 г., в которой говорилось о завершении процесса перестройки и перевооружения РККА. Полковой комиссар выступил против «пацифистских настроений», которые якобы навязывались людям «некоторыми агитаторами».
Уже на другой день после появления публикации И. Баканова «Учение Ленина-Сталина о войне», 23 мая 1941 г., из Лондона была получена по линии ТАСС информация под заголовком «Агентство Рейтер о статье в „Комсомольской правде“. Московский корреспондент Рейтера передавал, что активное обучение допризывников, которые „уже являются хорошими летчиками или хорошими стрелками“, и другие факты свидетельствуют о подготовке СССР к войне. Здесь же приводились обширные пассажи из статьи И. Баканова о необходимости повседневно готовиться к ней, искореняя проявления пацифизма, борясь со всем, что тормозит укрепление обороноспособности СССР. Следующая „тассовка“, полученная из английской столицы, имела заголовок „Морнинг пост“ о статье Баканова». В этом сообщении давались выдержки из публикации газеты «Дейли телеграф энд Морнинг пост», также излагавшей содержание материала, помещенного в «Комсомольской правде» 21 мая. Московский корреспондент британской газеты подчеркивал, что в статье И. Баканова Англия и ее союзники не называются уже «поджигателями войны», и расценивал это «как знаменательную перемену в советской политике» и в партийной пропаганде, способствующую «укреплению советского национального чувства» в период, когда СССР находится вне войны, но должен «смотреть опасности в лицо».
Очевидно, сильный резонанс, который имела в Англии отличающаяся необычайно откровенными пассажами о подготовке СССР к войне статья И. Баканова, не на шутку встревожил А.А. Жданова и А.С. Щербакова. 23 мая 1941 г. состоялось заседание Секретариата ЦК ВКП(б). На повестке дня стоял единственный вопрос: «О „Комсомольской правде“, что свидетельствует о всей серьезности ситуации.
