- 1
- 2
ВОРОБЕЙ
Спросил человек Муравья:
— Доволен ты своей жизнью?
— Доволен, — сказал Муравей.
— Ну, ползай, если доволен. Наступит кто сапогом — не жалуйся.
Услыхал Воробей и говорит:
— Я недоволен своей жизнью.
— Почему?
— Потому и недоволен, что я — Воробей. Хочу быть ястребом.
Ястреб тоже был недоволен своей жизнью. Испугался Воробей.
— Не хочу быть ястребом. Соколом сделай меня.
Сокол перевязывал крылья.
— Сделай, сделай, — сказал он человеку. — За Воробьем бегает одна кошка, а за Соколом — тысяча охотников.
Еще больше испугался Воробей. Сел в коноплянник и сидит. Сокол смеется.
— Где тебе, трусишка!
Так и остался Воробей — Воробьем. Захотел попробовать, да смелости не хватило.
Пилюгину шестьдесят четыре года. Вечером он долго молится Богу, встает на колени:
— Не введи нас во искушение…
На кровати сидит Аннушка — сноха. Оттопыривает ворот у рубашки, смотрит за пазуху. Там, как яблоки на яблоне, висят чуть-чуть потемневшие груди с курносыми сосками. Не стесняется Аннушка — старый.
Пилюгин лежит на печи, выставив бороду. Глаза горят. Пелена, сотканная старостью, рвется, по телу бегают короткие обжигающие искры. Обнимают его белые Аннушкины руки — дышать становится трудно. Вздрагивает. Одиноко стоят позабытые свечи, иконы, лампады, церковь, земные поклоны, грехи и кладбище… Все заслонила безбожная Аннушка. Лезет под дерюжку и дразнит:
— Гляди.
Раскрывает глаза под дрожащими веками, щекочет, смеется, играет:
— Гляди.
Страшно Пилюгину. Прыгает с печи ослепший и — в сени. Пляшет, дрожит бородой на морозе, читает молитвы.
Аннушка будит к заутрене:
— Тятенька!
Лежит неподвижно.
— Тятенька.
Испуганно вскакивает. Хватает Аннушку за руку, бессвязно бормочет, как будто во сне:
— А? Что? Кто?
Утреня старая, длинная. На высоких подсвечниках в белых коленкоровых рубашках горят лампады, теплятся свечи. В носу щекочет кадильный дымок. Поют, читают, но сердце не слушает. Сердце не видит. Перед глазами — безбожная Аннушка.
— Грех, — думает Пилюгин. — Соблазн.
А грех — бессовестный. Смотрит в лицо и смеется:
— Гляди.
К обедне Пилюгин не идет. Ложится на Аннушкину постель, одевается Аннушкиным одеялом и мысленно обнимает Аннушку горячими помолодевшими руками. Раскрывается светлая бездна. Лезет старуха из могилы, становится сын поперек, но Пилюгин опрокидывает их, гасит свечи с лампадами, зажигает другие огни и видит только Аннушку — молодую, безбожную. В ней — Солнце и воздух, Земля и Небо и желание прожить еще шестьдесят четыре года.
ПОЭТУ
Если хвалят тебя девяносто из сотни — уйди. Если скажет вся сотня восторженно:
— О-о-о!
Поступи подмастерьем к сапожнику:
— Ты — не поэт.
Если ж сотня озлобленных крикнет в лицо:
— Еретик! Сумасшедший!
Улыбнись.
— Читать тебя будут сто первые.
- 1
- 2
