– После того как родители тебя бросили, ты, как мне кажется, испугался, что никто и никогда тебя не полюбит. Ты просто не верил, что кто-то будет рядом с тобой и завтра точно так же, как сегодня. Так что, вне зависимости от того, как часто дедушка доказывал тебе свою любовь, ты все ждал, когда же тебя предадут в очередной раз.
Коннор отрешенно глядел в потолок. Сердце его ухало в груди, как паровой молот. Сейчас он чувствовал то же, что и много лет назад, когда соседи сообщили ему, что отец арестован и он, Коннор О'Салливан, остался на свете один-одинешенек. Тут нежданно-негаданно и объявился дедушка, Патрик Рахилли, и в его доме мальчик узнал больше любви и заботы, нежели за всю свою жизнь. Но горький опыт подсказывал: чудес в жизни не бывает, а если вдруг и случаются, то долго не длятся.
– Так что ты просто-напросто боялся вернуться на ферму, – подвела итог Фредерика. – Боялся, что в один прекрасный день приедешь и окажется, что никому-то ты не нужен. Боялся, что дед тебя бросит, как и все остальные.
– Мой дед никогда бы меня не бросил.
– Умом ты это понимал, но всегда ли мы слушаемся рассудка? И, как ни крути, однажды дед тебя и впрямь бросил. Он умер. Дедушка ни в чем перед тобой не виноват, разумеется, однако факт остается фактом: он ушел в лучший из миров и оставил тебя одного.
Кона внезапно подхватил и закружил водоворот воспоминаний. Дед в кухне, накладывает ему в тарелку картошки с мясом, разговаривает с ним как с равным, делает вид, что очередное замечание в школе – это сущие пустяки, все равно что прошлогодний снег. А потом – много лет спустя – этот ужасный день, когда Кэтлин позвонила ему и сообщила, что с Патриком случился удар. Коннор гнал машину по шоссе на скорости девяносто миль в час, надеясь успеть в больницу, успеть вовремя… но в живых деда уже не застал. А у входа столкнулся с Кэтлин Рахилли, и та поглядела на него осуждающе, словно в происшедшем был виноват не кто иной, как он.
Потом были похороны, потом – оглашение завещания. Коннор так и не понял, зачем это деду понадобились такие сложности, и потому держался настолько вызывающе, что не раз и не два, когда обговаривал формальности с Кэтлин, дело доходило едва ли не до драки.
Последовательность событий Коннор помнил отлично. А вот собственные переживания постарался забыть. Это кошмарное, выворачивающее наизнанку ощущение одиночества, беспомощность подростка перед лицом враждебного мира… Каким-то образом ему удалось вытеснить это из сознания, но теперь былые чувства нахлынули с удвоенной силой, изводя и терзая…
– Когда мать сбежала, мне было всего семь, – поведал он Фредерике каким-то чужим голосом. – Однажды я прихожу домой из школы, а там никого. Я забился в угол и плакал, пока отец не вернулся. Он обыскал спальню, понял, что мать ушла насовсем, подошел ко мне и велел заткнуться, дескать, мы и вдвоем отлично проживем, без нее лучше… А потом достал из тайника бутылку контрабандного виски, напился и повалился пьяным под стол. Больше я мою мать не видел.
Коннор посмотрел на жену: в ее зеленых глазах стояли слезы. Вот только этого ему не хватало! Ни в каком сочувствии он не нуждается. Ему нужно… нужно…
Черт подери, он и сам не знает, что ему нужно. Коннор притянул Фредерику к себе. Вопреки всякой логике ему казалось, будто, если он обнимет молодую женщину, боль непременно стихнет. Фредерика положила ладони ему на грудь и ласково поглаживала круговыми движениями больших пальцев.
– Мой дед… – прошептан Коннор. – Я так ему и не сказал, что люблю его.
– Ничего, – утешила Фредерика. – Сдается мне, он об этом отлично знал.
Коннор приподнялся на локте и залюбовался женой, мысленно хватаясь за тонкую соломинку надежды: а вдруг она права? Он запустил пальцы в ее густые волосы, привлек ближе – и поцеловал долгим, трепетным поцелуем.
Тело его мгновенно пробудилось в жизни. Коннор поверить не мог, что, едва закончив любовную игру, он готов начать все сначала. И, уже уступая напору страсти, подумал о том, какая она теплая, какая нежная и соблазнительная… и как он от нее зависит. Где-то в глубинах подсознания зажегся огонек, слабый свет, манящий его в колдовские пределы, где прежде он не бывал.
Скажи ей. Скажи, что любишь ее…
Слова эти пронеслись в его голове, так и не задержавшись, не сложившись в единый узор. Коннор уже давно слышал их. Эти слова порождали каждый взгляд украдкой, каждая многозначительная пауза, каждый удовлетворенный вздох
Коннор постоянно внушал себе, что его отношения с Фредерикой ограничиваются сексом и не продлятся дольше, чем с любой другой женщиной из числа его бессчетных подружек. Но позже, когда они лежали обнявшись в темноте, утомленные и счастливые, уже погружаясь в дрему, Коннор вновь услышал знакомые слова: «Скажи ей, что ты ее любишь».
Нет. Это просто иллюзия. Сон. Ему приснилась вечная любовь – так умирающему от жажды путнику снится ручей. Он грезит о воде, видит вдалеке манящий мираж, ползет к нему, исполненный надежд, и, из последних сил добравшись до места, убеждается, что прекрасное видение исчезло без следа. А Коннор знал, что скорее умрет от жажды, нежели позволит себе увлечься миражами – и потом обреченно смотреть, как между пальцев утекает песок.
Фредерике не спалось. Уже слыша рядом ровное, размеренное дыхание спящего мужа, молодая женщина в сотый раз прокручивала в голове события последних двух дней, и по щекам ее струились слезы. Она открыла Коннору глаза на некие неприятные истины, и, кажется, он тому не обрадовался.
Не слишком ли она переусердствовала? Но ведь невооруженным глазом видно, как Кон мучается, как хочет поговорить по душам хоть с кем-нибудь… Ну вот, они поговорили… И вышло только хуже. Наверное, это эгоистично с ее стороны – приставать к мужу с расспросами. Но ведь им осталось прожить вместе так недолго, у нее каждая минута на вес золота…
Фредерика недаром заговорила про Яблочко. Ей действительно не хотелось расставаться с полюбившейся красавицей кобылой, но еще она окольным путем постаралась выяснить, по-прежнему ли Коннор намерен продать ферму.
Увы, после прошлой ночи планы его нисколько не изменились. Да и с чего бы им меняться? Коннор О'Салливан с самого начала ясно дал ей понять, что через шесть месяцев они разойдутся в разные стороны. Она даже соглашение заключила, где об этом написано черным по белому. Так чего же теперь горевать и
