раз.
Надо признать, что парень появился очень вовремя. Он показался мне смутно знакомым. А еще – чертовски опасным. Как Владлен. А может, еще хуже.
Ни за что не поверю, что он здесь очутился совершенно случайно. Ага, как и тот подозрительный громила с собакой, повадившийся приходить во двор в то же время, что и я. Никогда его раньше не видела, и другие собачники, между прочим, тоже. Такое ощущение, будто меня посадили под стеклянный колпак.
Сегодняшний парень в косухе, разумеется, мне помог, однако я не маленький ребенок, чтобы пасти меня и заботливо водить за помочи! И вообще зачем они все лезут в мою жизнь?! Разве я звала их? Могла ли я всего месяц назад представить, что моя жизнь станет похожа на сценарий какого-нибудь триллера: на меня будут нападать люди и вампиры, меня станут запирать в подвале и рассматривать, словно мошку под микроскопом?! Хотя нет, предложи мне кто-либо вернуться к прошлой, спокойной, жизни, я бы решительно отказалась. Потому что вместе с риском в мою жизнь вошла любовь. Она стала для меня тем же, чем для узника становится первый глоток свежего воздуха. Она похожа на рассвет, когда яркие солнечные лучи пронзают ночную тьму, как рыцарь, пронзающий мечом тело дракона. И тьма скукоживается, отступает.
До появления Артура я не жила, а только готовилась жить, словно спящая красавица, сотню лет ожидавшая того, кто разбудит ее юное сердце. Вместе с Артуром в мою жизнь вошел смысл. То, ради чего стоило жить и бороться, и я готова к этому.
Завтра же подойду в клуб и запишусь на какую-нибудь борьбу. А сегодня – достану из ящика и переложу в сумочку газовый пистолет и старинный серебряный нож, хранящийся в моей семье с незапамятных прабабушкиных времен. Почти везде пишут, что вампиры боятся серебра. Так что пусть он тоже лежит в моем кармане. Кто знает, с кем предстоит встретиться в следующий раз!
Я открыла дверь и вошла в квартиру.
– Полина? – окликнула меня из комнаты мама. – Разогреешь себе суп сама? Он в холодильнике. Я еще вареники с вишней сделала. Будешь?
После всего происшедшего мне вовсе не хотелось есть, зато хотелось немедленно начать действовать.
Джим по-своему понял мой боевой задор и тут же притащил кусок толстой веревки, чтобы немного поиграть со мной в перетягивание каната. Из этой игры он, кстати, всегда выходил победителем и обычно просто протаскивал меня по паркету, а папа смеялся и повторял свою обычную присказку про то, что кое- кто ел мало каши.
Немного поиграв с Джимом, я заглянула в мамину комнату. Мама плотно сидела в своем «1С», так что лучше было ее не трогать, но я все-таки не удержалась и спросила:
– Мам, а можно я в спортивную секцию запишусь?
Она удивленно оглянулась.
– А зачем это тебе?
– Ну… – я замялась, – для общего развития. Чтобы духовное, так сказать, не превалировало над материальным.
– Ну ты даешь! Совсем заучилась! – прокомментировала мою заковыристую фразу мама.
– Вот поэтому я и хочу уделить внимание спорту! – тут же вывернулась я.
– Хорошо, – кивнула она. – Скажи отцу, сколько надо денег, и занимайся себе на здоровье… сколько прозанимаешься.
Похоже, она не очень поверила в то, что я буду заниматься всерьез.
– Мам, – спросила я, пока она не вернулась к своему компьютеру, – а где инструкция от газового пистолета?
– Что-нибудь случилось? – Она даже привстала с места, встревоженно глядя на меня.
– Нет. – Я постаралась сделать как можно более беззаботное лицо. – Просто у нас в школе сказали, что в Москве появился какой-то маньяк.
– Маньяк?! – Мама явно испугалась. – Ну тогда будь осторожнее и не ходи никуда поздно. Давай с Джимом пока будет гулять папа.
– Мам, ну что ты, честное слово. У нас то и дело всякие уроды появляются. Просто я подумала, что вам будет спокойней, если я стану носить с собой пистолет.
– Ну хорошо, – мама рассеянно взглянула на экран компьютера, где уже мигал конвертик. – Извини, Полин, у меня срочная работа. Посмотри там, в ящике с документами.
– Ок, – кивнула я и отправилась в гостиную, где в среднем ящике серванта хранились всякие бумаги.
Документы оказались в полном беспорядке. Кажется, там что-то совсем недавно искал папа. Неудивительно, что после него здесь черт ногу сломит.
Пока я перебирала бумаги, на глаза мне попалась цветная папочка. Я заглянула в нее и остолбенела.
Прямо передо мной лежала простая синяя бумажка, на которой значилось: «Свидетельство об усыновлении (удочерении)», и далее следовал текст, что некая Полина Петрова усыновлен (удочерена) Светловым Александром Владимировичем, гражданином России, русским, и Светловой Ольгой Петровной, гражданкой России, русской.
Глава 3
Я бестолково смотрела на эту странную бумажку и чувствовала себя так, будто меня ударили чем-то тяжелым по голове.
Этого не может быть! Это бред! Какая-то мистификация!
Я закрыла глаза и снова их открыла, но проклятое свидетельство не изчезло. Вот оно передо мной: неумолимое и беспощадное в своей сухой казенности.
Даты, подписи, печати…
Ровные строки, навсегда перечеркивающие всю мою жизнь, переворачивающие ее с ног на голову.
Мне стало так плохо, что я опустилась на ковер и закрыла лицо руками. Больше всего в этот момент мне хотелось завыть – страшно, беспомощно, глупо!
Кто-то ткнулся в мои руки чем-то мокрым и шершавым. Это Джим. Пытаясь утешить меня, он вылизал мне руки и лицо, а я все сидела на ковре – будто на самом краю мира – и не могла подняться.
Я вспоминала, как, совсем маленькая, я взбиралась маме на колени, и она играла со мной, гладила по волосам, пела незатейливые песенки…
Неужели это была не моя мама?!
Неужели вся моя жизнь – сплошная ложь?
Кто же я тогда?! Кто и откуда? Где мои настоящие родители? Неужели они отказались от меня? Что это вообще за фамилия – Петрова?!
И, главное, почему это случилось СО МНОЙ?! Почему сейчас, когда в моей жизни все и так смешалось круче, чем в доме Облонских?[14] Почему?!
– Полина! Что ты там затихла? Ты поела? – крикнула мне из комнаты мама.
Я сглотнула. Тугой ком стоял у меня в горле, мешая говорить, мешая дышать…
Они всегда заботились обо мне. Я любила их, и стоит ли в минуту разрушать то, что строилось годами? Я не буду торопиться и выяснять отношения. Я просто хочу побыть одна и во всем разобраться. Сама. Без чьей-либо помощи. Я имею на это право.
– Д-да, – выдавила я из себя, – поела. Спасибо.
Медленно, как во сне, я собрала рассыпанные бумаги, положила их на место и поплелась в ванную. Больше всего мне сейчас хотелось не существовать. Просто никогда не рождаться или вдруг раствориться в воздухе, стать закатным лучиком солнца, гаснущим на горизонте, мимолетной тенью на стене, тающим в небесной лазури облачком. Не быть. Не существовать.
Машинально я наполнила ванну и, только улегшись в нее, заметила, что, оказывается, забыла раздеться. В голове пульсировала тупая боль, и я подумала, что не плачу просто потому, что разучилась плакать. Видимо, даже это обычное утешение отныне стало мне недоступно. Ну что же, придется научиться жить и с этим.
