застрелился. И так их вместе потом похоронили…
Хорошо было идти, болтать с девчонками… Надя краем уха слушала разговор подруг. Тяжелый нынче выдался денек. Как будто они рыбы – и всплыли на поверхность из глубин школьных коридоров, нагромождения кабинетов и темных переходов. Оттуда, где обязательно все нужно знать, принимать решения, быть готовым ко всему. А погода разгулялась! Вокруг стремительно носились резвые мальки из первых классов, стучали друг другу по головам пакетами и мешками со сменкой, сваливались в кучу-малу, мельтеша яркими куртками и рюкзачками. А то проплывали мимо солидные скаты- старшеклассники, вели разговоры с таким видом, как будто решают проблемы мирового сообщества. В школьных же коридорах у них хищно обследует свои угодья акула-завуч и, если продолжить сравнение, то и рыба-меч (это химичка, конечно) у них есть… И рыба-пила, дама по английскому. А уж что говорить о медленном и неповоротливом кашалоте-директоре? Наверное, он всасывает всех этих мелких первоклашек, питается ими, вздыхая и отдуваясь, пропуская сквозь усы и выплевывая потом одни ошметки. В школе директора Феликса Альбертовича прозвали, конечно, Железный Феликс. Раньше он был кандидатом в мастера спорта по боксу (в тяжелом весе, конечно). Это довольно полный мужчина, с одышкой, выступающей на залысине испариной, которую он то и дело вытирал огромным платком, про который острословы шутили, что это парашют. Директор, конечно, многое делает для школы. И шефы помогают – проектный институт, работающий на оборонку, довольно богатая организация, он их
– И все школы района плакали, наверное, да? – добавила Надя к Ольгиной
– А что ты думаешь, конечно! – искренне подтвердила Ольга. – А мальчики из пятьдесят восьмой разобрались с ребятами из сто тридцать четвертой. И так у них с тех пор.
– Вот это любовь, девки, была! – мечтательно вздохнула Ксения.
Ох, вечно у этой Ольги что-нибудь происходит! Например, три девчонки ночевали вместе, у них
…Да что твоя пятьдесят восьмая! – воскликнула Света Сопач. – У нас самих, Чеманеева из параллельного рассказывала, Феликс с Инной ГАЗ ДЛЯ ОГЛУПЛЕНИЯ ШКОЛЬНИКОВ в вентиляцию пускают! Потом он по всей школе распространяется. И мы этим дышим. И никакая инспекция проверить это не может!
– Да ты что?! – Ольга Туртанова даже на месте подпрыгнула от такой сенсации.
– Да-да, – утвердительно кивнула Света.
– Ух ты!.. – Ольга не могла прийти в себя от изумления. – Ведь точно, помните, нянечка с ума сошла в прошлом году? У нее девочка попросила ключи от раздевалки, а она как кинет ей связку – и прямо грудь пробила!
– Конечно, – согласилась Света, – нянечка ведь старенькая, вот и не выдержала. А Чеманеевой Хартко говорил по секрету. Он заходит, Хартко этот, в приемную к директору, печать там поставить или что. А в приемной никого, только дверь к Феликсу приоткрыта. И там эти лыжи красные… ну, туфли Иннины стоят. И стул красный выдвинут, из-за двери немного видно. И стул скрип-скрип так, как будто кто на нем стоит. И тут голос Инны: ну, давай, может, еще? А Феликс басом так: да хватит, пожалуй. А Инна: ну еще немного. А Фил: не переборщить бы, а то помнишь, как в прошлый раз? И они – скрип-скрип так… Хартко испугался, вышел потихоньку. А потом заходит, как ни в чем не бывало. Инна ему навстречу из кабинета! Сама красная, как рак, лицо пятнами пошло. В руках держит такой баллон, тоже красный, в углу у них там стоит. Но Хартко, он же ехидный такой, да? Он спрашивает, а Феликс-сан на месте? Можно к нему? А мне, по японскому обычаю, тоже обувку у входа снимать или как? А Инна как стояла с этим баллоном, так чуть не умерла на месте!
– Да это же у них огнетушитель в углу стоит, – вспомнила Ксения.
– Ой, огнетушитель! На нем все по-иностранному написано. Ты сама читала, что это огнетушитель? – тут же парировала Света.
– Да… а что они на стуле-то? – спросила Надя.
– Ну там же вентиляционный короб наверху, труба такая. Я специально потом заходила, спросить что- то, и заглянула. И крышечка приспособлена, открывается. Вот они через нее и… – довольная произведенным эффектом, закончила Света.
– Ой, точно, девчонки! – воскликнула Ольга. – Ведь мы на пятом или шестом какими тупыми становимся! И спать хочется, и ничего не соображаешь. А учителя в это время, что им надо, нам в голову закачивают…
– А как же они? Ведь сами дышат этим? – Надя пожала плечами.
– Ха! Они дышат!.. Да они эти… они анти-ди… ди-окс… сиданты принимают, – припомнив, с трудом выговорила Света.
…Ну, принимают. Потом по школе с красными носами шатаются. Особенно Труд и Обэжэ, – усмехнулась Надя. – Если уж говорить, то в нас вообще во всех закачивают этот
– Ну ты, Орешина, – протянула Ольга. – Молчишь-молчишь, а потом как выдашь что-нибудь. Хоть стой, хоть падай! Ты у нас просто
Странно. Ольга назвала ее этим псевдонимом известной поэтессы начала века, литературной мистификации, гениально задуманной и разыгранной Максимилианом Волошиным – об этом сама Надя ей и рассказывала. Ну, может, понравилось, к слову пришлось красивое сочетание в мерцании чего-то таинственного, романтического. Упомянула, да и все…
К тому же
Да еще
Но ведь – «отсюда вывод», как любит говорить Ольга. И эти «выводы» ее часто совсем непредсказуемы.
– Какую попсу… например? – тоном, предвещающим начало ссоры, вскинулась Туртанова.
– Много всякой разной. «Большие перцы», что ли? Мальчики такие в приспущенных штанах… Кого там постоянно крутят? Болванчиков же много.
– А не знаешь, так молчала бы, – видно, упоминание о «Больших перцах» задело в Ольгиной душе что- то сокровенное.
– Сама-то что слушаешь? Напели с Калинником «Железную дорогу» и «Радостно мне быть обманутой», думаете, круче вас не бывает! Еще по радио передали… Конечно, потому что у тебя там мама работает!
– С чего ты взяла, Ольга? Я за Калинником, по-твоему, бегала везде со своими текстами? Железный