изломавшись телом, присел… Но нашел в себе силы выпрямиться.
– Я Карабин! – на истерическом выдохе выкрикнул бандитский предводитель. – Карабиненко моя фамилия, запомни это! И никому…
Надя оттолкнула кого-то, бросилась между ними. Двое парней, справа и слева, переместились, готовые запрессовать, вбить, втоптать. Обрезы, электрошокеры, карабины… все это валились сегодня на них, как из рога изобилия.
– А я Калинник, – через силу прохрипел Леша. Побелевшее лицо его было перекошено.
– Да? – с нарочитой издевкой удивился Карабин… или кто бы он там ни был. – Я так и подумал.
Вытащил из кармана Лешин плейер, отсоединил свои наушники. – Мы тут послушали музон твой, тоже вернуть хотели.
Протянул его Леше как ни в чем не бывало.
– Это же «Фэнтези»? Так ты Калинник? Ты извини, брат… Так ты Калинник, что ли? – переспросил после небольшой паузы.
– Ну да, Калинник. А на диске «демка» для радио записана.
– «Железная дорога» – твоя песня? – спросил кто-то.
– «Железную дорогу» я слышал, круто, – подтвердил еще один.
– А я бы ее для звонка на мобилу скачал, – заявил другой.
– Это вот она слова написала, ее текст, – он указал на Надю.
Все уставились на нее завороженно, как на живую легенду. «Качать их, качать…» – прошептал кто-то, как в бреду.
[Железный Феликс]
Вместе с Гошей, рабочим школы, директор осматривал в самой дальней, неиспользуемой части подвала проем в кирпичной кладке, проделанный строителями. В проеме была закреплена железная рама, но дверь еще не установили. С Гошей они обсуждали, когда же бригада доделает все, что обещано. Проем занавешен пленкой, и за ней, в глубине, подсвеченные переноской, метались дьявольские тени… Физрук и историк наводили порядок, что выражалось в клубах вырывающейся пыли и порой отборных ругательствах. Взялись помогать Гоше – набивали пластиковые мешки строительным мусором, накопившимся многолетним хламом. Их энтузиазм казался несколько странным: сам директор не давал им никаких указаний. Ну, Гоша попросил, наверное; вот они и помогают.
Этому Гоше, жилистому худому мужику лет пятидесяти, с лицом, изможденным от алкогольных страданий, директор только что влепил нагоняй за то, что полез неизвестно куда! Взялся исследовать заброшенные бомбоубежища! Мало того, что поперся туда, где черт ногу сломит, так еще притащил оттуда такое… Просто в голове не укладывается!
Настоящего монстра!
Допотопный катушечный магнитофон «Тембр», какого-то лохмато-советского года выпуска.
Гоша обнаружил его в дальнем бункере, в глубине подземных ходов, которые соединяют убежища. Этот бункер был когда-то подготовлен, видимо, как «командный пункт». Но все оборудование в этом «пункте» давным-давно демонтировано. Однако в нем остался какой-то радиотехнический «блок». Опыт, полученный Гошей во время службы в СА, позволил ему сделать вывод, что этот «блок» – мощный военный радиоприемник, который мог быть подключен к антенне снаружи, где-то на высотном здании. К «блоку», в свою очередь, оказался подсоединенным этот магнитофон. Некий загадочный «радиолюбитель» каким-то образом имел возможность пробираться в «командный пункт» и… что он там делал? Слушал радиопередачи? Записывал на магнитофон? Судя по какому-то «письму», там найденному (Гоша вскользь упомянул о нем), последний «сеанс» состоялся больше двадцати пяти лет назад. Техника была заботливо укрыта клеенкой, так что более-менее сохранилась.
Проход от сделанного в подвале школы проема, по словам Гоши, ведет к площадке. Феликс Альбертович, в своем обычном (достаточно элегантном) костюме, не горел желанием убедиться в этом (бегло осмотрев проем, старался держаться от него подальше из-за вырывающейся пыли). На площадке, сообщил Гоша, находится вход в вентиляционную камеру с вытяжкой, и он уже приспособил эту камеру, чтобы сжигать макулатуру, даже провел испытания. Все прошло замечательно: тяга, как в аэродинамической трубе. Вытяжка отведена от здания, так что теперь не будет никакого запаха гари! Производительность уничтожения экземпляров можно повысить в несколько раз. С площадки вниз, метров на пять, опускается шахта. В бетонные кольца вделаны скобы-ступеньки, можно спуститься. Далее идет труба, по которой идешь, согнувшись, метров пятьдесят. Затем опять шахта, подъем наверх. И попадаешь в тоннель: он ведет в первое убежище. От него, также по тоннелю, можно добраться еще до нескольких.
Гоша обнаружил дальние «выходы», наверное в те «уровни», которые используются, которые держат в боевой готовности. Проход в них или замурован, или перекрыт мощными стальными заслонками. А те убежища, в которые можно попасть из подвала школы, по какой-то причине потеряли свое значение, за ними никто не следит, они заброшены. Возможно, их состояние настолько аварийно, что проще и безопаснее перекрыть в них доступ?
Они прошли в мастерскую – Гошину обитель, в которой этот школьный ангел-хранитель, обеспечивающий электро-сантехническую (плюс столярно-слесарную) жизнеспособность школы, проживал почти постоянно. Ангел-хранитель, надо сказать, низвергнутый с небес… из-за своего пагубного пристрастия. Вообще, директор знал, у Гоши есть нормальная квартира. Но он ее сдает, вырученные деньги делит между женами (бывшими? нынешними? это трудно понять). Время от времени, выходя на поверхность, пытается распутать свои сложные взаимоотношения. После чего – ударная алкоголизация, два-три дня крепкого сна в бойлерной или здесь, не отходя от рабочего места. И вот, вздыхая и чертыхаясь, вновь берется за накопившиеся без него дела. Но если его такой расклад устраивает, то почему бы и нет?
В мастерской, расчистив место на столе, заваленном чем попало, они развернули план: несколько склеенных листов обычного формата, переснятых с технической документации, находящейся в архиве. Разобраться в черных, смазанных ксероксом линиях, множестве специальных знаков, обозначении коммуникаций – почти невозможно. Но Гоша, до этого долго изучавший распечатку, уверял, что вот оно, «их место». А вот здесь, он указывал карандашом в едва заметный пунктир, как раз «ответвление» от школы… При этом «привязывался» к изображенному контуру, который, ему казалось, обозначает парк, находящийся сравнительно недалеко.
Впрочем, какое им дело до этого? Железную дверь в конце-концов установят, вход в подземелья будет закрыт! И какое ему, Гоше, дело до каких-то бункеров, подземных ходов и магнитофонов?!
Но как поступил этот, преклонного возраста воспитанник кружка «Умелые руки»?! Да очень просто! Взял да и притащил магнитофон в свою мастерскую. Протер пыль, дунул, плюнул. И включил в розетку.
… … …а если бы он взорвался, Георгий! Ведь над тобой целая школа!! У тебя чурбачок вместо головы, что ли!!! Из-за этого агрегата могло вырубить электричество во всем районе! И разморозились бы наши холодильники!! И дети могли бы остаться без завтрака!!!
– Если бы да кабы. Но ничего же не произошло, – он развел руками, призывая убедиться, что все нормально. – И потом, я ночью, потихоньку.
– Оттуда могли выскочить полчища тварей хвостатых, ринуться мыши летучи, выползти гады подземны! Мог оказаться какой-то законсервированный вирус! Который все эти годы только и ждал, чтобы в тебя вцепиться! Расхититель ты гробниц, прости Господи!
– Да какой вцепиться… я на него как дыхну! Как Змей-Горыныч. Он и подохнет.
Ну и попробуй докажи что-нибудь этому «дядегоше»!
– Но сейчас есть такой… информационный вирус… понимаешь? Он внедряется в систему и пожирает все вокруг себя!
Нет, бесполезно что-либо объяснять.
Хорошо. Ладно. И что же было ночью, потихоньку?
А то, что этот патриарх советской оборонной радиопромышленности засипел, закряхтел, проморгался индикаторами, прокашлялся басовыми динамиками – и заворочал бобинами с заправленной, бог весть когда, пленкой. И стал буквально пережевывать ее стершимися зубами звукоснимателя.
– Там что-то было? Ты услышал запись?
Да, все хорошо слышно. Но в первый и в последний раз. Магнитный слой тут же осыпался, лента кривилась и корежилась. На вторую бобину наматывалась тишина. От начала же пленки ничего
