На первом – только одно окно у входа, забранное решеткой. Со стороны, противоположной той, откуда он пришел, к дому вела разъезженная грунтовка. Рядом с домом зиял ржавыми дырами брошенный строительный вагончик. Вокруг навален хлам, покрышки, бочки, какая-то автомобильная рухлядь, огромные развалившиеся катушки от кабеля. По времени, он добрался примерно так, как рассчитывал, наметив маршрут по карте. С собой у него ключ, он открыл тяжелую железную дверь, прислушался и шагнул в застоявшуюся, затхлую темень. Вроде ничего подозрительного. Никаких следов, повсюду толстый слой цементной пыли. Давным-давно, видно, собирались делать ремонт, но так все и бросили.
Он поискал рубильник… где-то должен включаться свет, если электричество не отрезали. Осмотрел узкую каморку с железной дверью, что-то вроде электрощитовой. Там и распределитель, металлический шкаф на стене – но пустой, к нему ничего не подключено. Еще каких-то два выгороженных отсека, разделенные перегородкой. Рубильник обнаружился на лестничной площадке. Вспыхнувшие тусклые лампы под потолком осветили зал первого этажа с четырьмя колоннами-опорами. Какие-то покосившиеся стеллажи в дальнем углу, груды старых автопокрышек.
На втором этаже то же самое. Длинный коридор, два больших помещения без дверей, справа и слева. И здесь мешки с окаменевшим цементом, бочки, грубые строительные помостья. Нашлось несколько стульев. Один, более-менее целый, он затащил на лестничную площадку второго этажа, к окну. Отсюда хорошо просматривалась дорога. Отзвонился: находится на месте, все нормально. Мусаев подтвердил, что перезвонит, сообщит, когда точно подъедет.
После ходьбы он немного согрелся, но в выстуженной каменной коробке нервный и болезненный озноб стал бить его еще сильнее. Открыл коньяк, сделал несколько глотков. Разлившееся тепло затуманило голову, боль в ноге как будто приутихла, тело окутало теплой обволакивающей ватой. Ночью он принимал сильные обезболивающие, но это помогло лишь на короткое время. Перед рассветом беспокойно забылся… И какие-то птицы метались в его снах. Вместо птичьих голов – лицо Лифата. Оно множилось и повторялось в бесконечном хороводе крылатых демонов. Холодное голубое пламя стекало с птичьих стальных когтей.
Да какие птицы, откуда им взяться?
Все тот же яркий свет, стол, красный кувшин на нем. Ослепительно белый пластик стола. Все вокруг защелкало, затренькало, засвистало. Пули. Цветы и птицы. Расколотые, покатившиеся линзы… Хищный клюв раздолбил часовое стекло, вырвал глаз циферблата, расколотил время в острые ранящие осколки. Железные руки великана оторвали от земли, потащили вверх. Внизу проплыли пики горных пирамид, извивающиеся вены рек, иззубренный плавник на хребте каменной рыбы. Коричневые и бурые пятна. Бледно-голубое стекло ледников.
Это карта.
Это Письмо. Значит, он развернул потемневший кожаный край… но не помнил, как это сделал. Мгновенно отключился, забылся на минуту, уснул? Или хотел узнать предсказания? Смотрел на скрученные завитки, разбегающиеся спирали, созвездия значков, выдавленных густо – и постепенно сходящих на нет, исчезающих. Один жук-крестоносец остановился как раз подле нескольких точек. Если мысленно соединить контур, то получится… Дядя
Вот они, идут по дороге.
Он пригляделся внимательно. Две странные фигуры. Одна высокая, с тросточкой, в черном пальто и военных ботинках. Другая пониже, в курточке, камуфлированных штанах. Они несут ему белые цветы. Идут уверенно, как раз сюда. Ну что же, он постарается дорого продать свою жизнь. Приготовил пистолет и, не отрываясь, следил за ними.
[Майор Трокаль]
Из микроавтобуса, подъехавшего к обветшалому трехэтажному дому, построенному в пятидесятых, вышел милиционер, за ним двое мужчин в гражданском и женщина. Они вошли в подъезд и поднялись на последний этаж. Представитель правопорядка позвонил в одну из дверей. «Лидия Семеновна! – произнес он громко, нажимая кнопку звонка. – Это Костерков, участковый, откройте. Гости к вам!»
Его слова гулко падали в пустоту подъезда.
– Семеновна! – строго произнесла женщина, бывшая с ними, в ее голосе звучали ноты представителя местного домоуправления. – Открывай, свои!
Дверь приоткрылась, милиционер коротко обрисовал ситуацию удивленной Семеновне, старушке- божьему одуванчику. Его прямолинейное заявление, что именно от нее, ответственного квартиросъемщика, Семеновны, зависит государственная безопасность, привели мирную бабушку в трепет. Она робко отступила в тесную прихожую, «конечно же… конечно», приглашая всех войти. Строгая дама из домоуправления быстро перевела разговор на конкретные жилищно-коммунальные проблемы, близкие любому квартиросъемщику.
Двое мужчин прошли на кухню и рассматривали из окна здание впереди, прямо через дорогу, за бетонным забором, одиноко возвышающееся на пустыре. Отсюда оно просматривалось хорошо. Первый, старший из сотрудников, дал указание своему подчиненному – и тот переговорил с кем-то по рации.
В это время у подъезда, рядом с микроавтобусом, остановился внедорожник. Находясь в нем, майор Трокаль принимал сообщения по оперативной связи. Он дал команду: из микроавтобуса появился боец в камуфлированной форме, с рюкзаком за плечами, в руках он держал необычный обтекаемый футляр, – и скрылся в подъезде.
Майор пытался оценить ситуацию, исходя из вводной, данной ему командованием, и той информации, которую передавали с наблюдательных пунктов. У него позывной «ястреб» и… как будто голоса «беркутов», «соколов», «филинов» – позывные боевых групп, находящихся сейчас в нескольких автомобилях, остановившихся на максимальном приближении к дому на пустыре, – слетались к нему в рацию.
По сведениям, полученным от оперативного источника, в этом пустующем доме должна состояться встреча руководителей террористических группировок, а возможно, и прибывших арабов-резидентов. В штабе приняли решение: штурмовая группа майора должна захватить террористов за передачей денег, оружия, инструкций по проведению терактов. К тому же оружие и взрывчатку они могли хранить здесь, заранее подготовив свою базу. Его бойцы готовились к штурму. Майор Трокаль ждал указаний, что решат там, наверху?
Если это действительно «база» и если здесь что-то намечается, то месторасположение выбрано, безусловно, с умом. Пустырь, заброшенное здание не то какого-то склада, не то бывшей строительной конторы. Вокруг открытое пространство, и если контролируются подходы из окон второго этажа, то как подобраться? Сколько боевиков может в нем находиться? Или все начинено «сюрпризами», минными ловушками?
Майор отдавал то или иное необходимое распоряжение… но не был уверен, придется ли, и правда, штурмовать? Или дадут отбой? Пока, на данный момент, точно неизвестно: засел там кто-нибудь, нет? Реально ли то, что приедут «резиденты»? И будет ли штурм? А то, может, в очередной раз… как это поется в песне:
Верить всем этим «оперативным источникам» никак нельзя. Может, чтобы повысить свой гонорар… или престиж, или влияние (кто его знает, что у них на уме?), они передают сведения о том, что «база», которую они якобы «сдали», битком набита оружием, взрывчаткой. А на самом деле – ничего. Сколько раз так бывало! Но с ними очень «бережно» работают, стараются не отпугнуть, проверяют и перепроверяют информацию. Внедрить осведомителя в ближайшее окружение самой верхушки непримиримых сепаратистов почти невозможно. Если кто-то идет на контакт, соглашается на сотрудничество… то это опять же игра, видимая сдача позиций, сложные многоуровневые комбинации. В том, чтобы двигать фигуры, балансировать расстановкой сил, предугадывать ходы, видеть всю игру – есть особые стратеги там, наверху. У них свои правила.
А у майора свое представление именно об этой конкретной операции. Он отвечает за то, чтобы провести ее максимально эффективно, без потерь. Мысленным взором он представлял, перебирал в памяти лица ребят своего подразделения – и кто из них где сейчас находится; и даже о чем думает, что переживает в эти минуты. Он видел их, сжимающих готовое к бою оружие: кто-то волновался, и лицо его было напряжено, кто-то балагурил, за внешней беспечностью скрывая нервный мандраж. Это особое возбуждение… но только перед атакой, и оно пройдет, когда, движимые железной волей команд,