Уйбо блюдо с рыбой. — Тальвисте, — сказала она учителю, — последите, пожалуйста, чтобы ваши соседи не скучали так откровенно. — Она одарила Уйбо лукавой улыбкой.
Филимов продолжал пить.
Доктор Руммо, перегнувшись к хозяйке, что-то тихо спросил у нее. Получив согласие, он вышел на середину комнаты и шутливо сказал:
— Друзья! Расстаньтесь на минуточку с бокалами и поскорее докажите своим дамам, что вы работаете ногами так же славно, как и вилками. Итак, вальс! Вальс, маэстро! — кивнул он стоявшему у радиолы Ури.
Сияющий Ури вежливо поклонился. Томный, приглушенный ритмичный рокот наполнил гостиную.
Галантно расшаркавшись перед Ребане, щеголеватый доктор подхватил ее и с юношеским задором закружил в танце.
Уйбо пригласил Эви Рауд. Оживленно разговаривая, они поспешили присоединиться к танцующим.
— Послушайте, Эви, — вдруг остановил девушку Филимов. Извинившись перед Уйбо, он, тяжело ворочая языком, спросил: — У меня к вам вопрос. Вы говорили о рапорте. Где он?
— У вас в папке.
— Тысяча чертей! — угрюмо пробормотал Филимов. — я, кажется, ничего не понимаю.
Проводив Рауд и Уйбо обеспокоенным взглядом, Альберт поморщился.
— Я, по-моему, перебрал, — покачал он головой. — Как себя чувствуете, старина? Помогите-ка мне добраться до кабинета. Кстати, и вам отдохнуть не мешает. Хотите трубку турецкого табака, вашу любимую?
— Добро! — оживился Филимов.
С грехом пополам он вылез из-за стола и, встав за спинку коляски, бесцеремонно повез паралитика в кабинет. В ритме общего веселья их уход не был замечен, только Ребане мельком посмотрела им вслед да доктор Руммо внимательно проследил за ними до самых дверей.
Мирная обстановка вечера нарушилась приходом тетушки Мари.
Высоченная краснощекая Мари была супругой Эльдура Кукка. Она пришла уведомить хозяйку дома, что муж ее до сих пор не вернулся и что страшное подозрение закралось ей в душу.
— Добрый вечер! — громыхнула она мрачным басом. Испуганные гости разом обернулись к двери. Всем невольно показалось, будто тяжелая люстра закачалась от ее приветствия.
— А, Мари!
— Здравствуйте, проуа Мари…
— Неужели ваш муж еще не вернулся?
— Боюсь, моего Эльдура уже отправили на тот свет, — всхлипнула безутешная супруга.
— Ну, этого не может быть, — стал успокаивать ее Руммо.
— Я знаю, что говорю, доктор! — Прижав Руммо к стене, она медленно произнесла: — В Мустамяэ появился Страшный Курт!
— Что вы говорите? — удивился Руммо. — Это любопытно, весьма любопытно, знаете…
— Отец небесный!.. — простонал кто-то. В комнате воцарилась мертвая тишина.
— Ох, Мари, не рассказывайте нам таких страстей! — пролепетала старушка учительница, поправляя дрожащими пальцами пенсне. — Накличете на нас беду!
— Сегодня у моего дома нашли листовку Курта, — хмуро объявила Мари. — Я сама видела печать — летящий на крыльях череп.
— Вздор! — сказала Ребане. — По-моему, любезная тетушка любит пофантазировать.
Уязвленная Мари вспылила:
— Хо! Много вы знаете о Курте, проуа Ребане! Ровно ничего. Вы только послушайте, что произошло…
Едва Мари успела произнести эти слова, как дверь гостиной отворилась и взору потрясенных гостей предстал Эльдур Кукк, истерзанный, с разбитой головой. Печать страданий и мученичества лежала на его похудевшем, запачканном кровью лице. Весь вид его, казалось, говорил: «Что ж, веселитесь, ради вас я перенес неслыханные муки, которых не пожелал бы даже злейшему врагу».
После того как изумленные гости немного успокоились, Эльдур Кукк поведал, с каким мужеством он отстаивал свою жизнь от своры «лесных волков» и как счастливый случай и страх бандитов перед пограничниками спасли его от виселицы.
— Господа! — дрожащим голосом обратился он к гостям, которые, понимая, в каком состоянии находится рассказчик, простили ему это несколько старомодное обращение. — Господа! Имею сообщить вам, что бандиты ловили инспектора из Таллина, который должен был направляться в нашу школу. Его имя Ояранд.
При этих словах доктор Руммо и выглянувший из кабинета Альберт одновременно вздрогнули. Видимо, и доктор и почтенный юбиляр имели на то свои особые причины…
Глава 12. Человек, потерявший родину
Они сидели в желтом полумраке за изящным, тускло поблескивающим старинной полировкой столиком. Лампа с желтым абажуром выхватывала из темноты кресло на шинах, в котором полулежало тучное тело Ребане, и колдующего над вином Филимова. Старый моряк составлял какой-то замысловатый коктейль.
Был двенадцатый час ночи. Гости разошлись. Остались только самые близкие друзья Ребане.
Поглядывая на широкую, грузную фигуру порядком подвыпившего Филимова, паралитик о чем-то сосредоточенно раздумывал. Вид моряка был ему неприятен. Впрочем, и Филимов с отвращением смотрел на Альберта. В какой бы стадии опьянения старый моряк ни находился, его коробил тусклый взгляд этого человека — зияющие зрачки глаз, постоянно суживающиеся и снова расплывающиеся, как капельки нефти в мутной луже.
Альберт и Филимов давно были знакомы друг с другом и даже называли себя друзьями. Дружба эта скорее походила на плохо скрытую вражду.
Две чрезвычайно неприятные для обоих встречи надолго связали их и определили их отношения. Первая произошла в сентябре 1944 года в приемной генерала Отто Лорингера. Тогда тайно отозванный с фронта по заданию «Национального комитета» офицер легиона Альберт Ребане случайно увидел выходившего из генеральского кабинета в сопровождении конвоя приговоренного к расстрелу Максима Филимова. Вторично они встретились в концлагере. И Альберт и Филимов, теперь уже оба заключенные, постарались не узнать друг друга. А в конце ноября они вместе были освобождены из лагеря высадившимся на острове советским морским десантом. Впоследствии они никогда не упоминали о своих первых встречах, да и вообще избегали говорить о том времени.
Филимов попал в концлагерь при странных обстоятельствах.
Война застала его в Италии. Далекий ветер с севера донес к старому моряку терпкие запахи родной земли, волнующие воспоминания молодости и страшную весть: отечество в опасности!
Застарелая, измотавшая душу боль, горечь тоски по отчизне, которую он покинул двадцать с лишним лет назад и сам себе отрезал все пути к возвращению, мысль о том, что ему никогда не простят и ничем нельзя искупить свою вину, — весь этот хаос переживаний разом смяло возвышенное неодолимое чувство любви к родине. Страхи и сомнения полетели к черту!
Жалкий скиталец, влачивший полунищенское существование шкипера на грязном французском буксире, вдруг почувствовал себя гражданином и патриотом.
Филимов отправился защищать Россию!
Потребовалось три месяца нечеловеческих страданий, прежде чем он добрался до Швеции и дальше, на скверном рыбацком суденышке сквозь штормы и пули немецких патрулей, в Эстонию. Республика была уже под властью оккупантов.
Разбитый, подавленный, без гроша в кармане, бродил Филимов по пасмурным улицам Таллина, не
