И тут вперед выступил отец Тибальт.
Протянув руки к монстру, он вскричал:
— О, ты, Рука и Глаз Хамиранов! Пришла пора тебе исчезнуть навсегда!
И он ответил человеку!
Под каменными сводами прозвучал зловещий голос, который никогда не суждено забыть тому, кто имел несчастье его услышать. Он прогремел, словно вестник гибели, и был низким и зловещим, как завывание бэанн-ш'ши над мертвыми дольменами и кромлехами в безлунную ночь. Никто не мог сказать, какие слова он произнес, ибо говорил он на незнакомом языке, но, как потом оказалось, все поняли, что было сказано. И голос — холодный и бесстрастный, мог принадлежать лишь самому Владыке Тьмы.
— НАВСЕГДА?! — эхом отразилось от камня. — ГЛУПЕЦ!! ЖАЛКИЙ ГЛУПЕЦ!!! ХВАСТАТЬСЯ СИЛОЙ ПЕРЕДО МНОЙ, ОДНИМ ИЗ ДРЕВНИХ, СТОЯВШИХ У ИСТОКОВ ЭТОГО МИРА!!! ТЫ ДАЖЕ ПОДУМАТЬ НЕ УСПЕЕШЬ, КАК ТВОЕ ЖАЛКОЕ ИМЯ НАВЕКИ СОТРЕТСЯ ИЗ ЛЮДСКОЙ ПАМЯТИ!!!
Р'рагхааа таибар… Урр-Шартар-гур Арх-Арх!.. Мар табба баа… Авват кириинар… Паан фетталу штир кар-рат… Кзар-Хакк!! — громом отдавалась в ушах речь твари, надо лбом которой сияли длинные алмазно- светящиеся рога…
Северин, косясь на застывшего каменным изваянием отца Тибальта, протянувшего руки к чудовищу, открыл крышку ларца, достал оттуда череп, выточенный из горного хрусталя, и вознес его высоко над головой.
Череп разом вспыхнул мертвенно-бледным светом, от него разошлась во все стороны световая волна, словно оба святых отца стояли в шаре, наполненном ярко-голубым чистым светом.
Вслед за этим яркими огнями полыхнули самоцветные глаза чудищ на стенах.
Экзорцист громким, хорошо поставленным голосом начал молитву:
— Укрепи десницу нашу, и сердце наше право, и ум наш мудр. По Твоему благому, Владыко Вседержителю, утверждению исполняем мы действо сие верное.
Творец Вселенной, Элл, неизреченный, воссиявший сущим во тьме и Хаосе светом спасения, пославший ничтожным детям своим веру и пророков, и посланников небесных в помощь, предопределивший Хамирану и ордам его падение во тьму внешнюю, и тебе, заклятый Змей-Ездр! Реку вослед нашим святым пророкам: запрещаю тебе, отродью Уббо-Сатхла премерзкому, страшным именем Господним и всеми именами Элла, и силою святых и пророков, властвовать над сею землею!!
Проклят будь, Змей, распадись в тлен и не имей боле никоей же власти на земли, и иди в преисподнюю на муки вечные, да не убоюсь тебя и всех сил твоих! Да падут все цепи твои и заклятья бесовские, и да воздастся тебе, врагу Эллову по делам твоим! Да исчезнешь ты и зиккурат твой, Езр, и все идолы твои да падут, и все римфаны твои да разрушатся! Проклят, проклят будь!
Apage! Apage! Apage!
Сияние превратилось в световой жаркий поток, который, отразившись в черепе, ударил в змея.
Могучая сила, отраженная в самую сущность демона и вновь излучаемая ею в хрустальный череп, обливала всего демона, заставляя его светился.
— Р'рагхааа — варрон! — гремел как под сводами храма голос епископа. — Шамурадд — васс! Эонрр-Фартар — васс! Мар табба! Лаишиф — васс!! Авват! Авват! Авват!
Слова эти отзывались неведомым ужасом и одновременно надеждой в душах недвижно замерших, обреченно взирающих на схватку людей.
Но тварь они не слишком, видимо, смутили, ибо она ринулась в контратаку. Походя придавив оказавшегося на пути эгерийца (лишь легкая сине-зеленая вспышка осталась от него), она попыталась обрушиться на священников.
Казалось, хрупкие тела смертных исчезнут под обсидиановыми кольцами исполинского тела, но случилось нечто непонятное. Войдя в световое пятно, излучаемое артефактом в руках Серчера, рептилия отлетела назад, чуть не впечатавшись в стену.
Новая попытка — и новая неудача.
Затем змей попытался обойти святых отцов с тыла, но выяснилось, что даже слабый луч сияния, испускаемого горным хрусталем, непреодолим для него. И зловещий исполин заперт в своем углу, рядом с колодцем.
Тогда Враг решил изменить тактику.
Чем он ударил по людям, осталось непонятным. Но от его силы многие попадали на камень, держась за голову и крича от боли, а двое или трое неуверенно сделали шаг-другой к Серчеру и отцу Тибальту, как- то вяло поднимая оружие. Однако соседи набросились на них, валя на пол. Возможно, магия хрустального черепа лишала змея силы, а возможно, он просто не мог даже тут поработить ум истинно верующего — во всяком случае, с ходу.
Но чудовище вовсе не собиралось так просто сдаваться.
Изогнувшись зловещей молниеподобной руной «зигг», в древних норнах символизирующей смерть и мрак, змей выстрелил, или скорее плюнул, сгустком ядовито-зеленого света — тягучего на вид и тяжелого. Первый «выстрел» был пробным — он растворился в воздухе, не долетев до епископа и экзорциста.
К счастью никто не видел в тот момент лиц Серчера и Тибальта, ибо они отразили невыразимый ужас — и то был отнюдь не страх смерти.
Торжествующе загремев, демон исторг еще один плевок. Тот был куда больше по размеру и лишь немного не долетел до священнослужителей, продолжавших стоять неколебимо и читать молитвы вместе с взываниями на неведомом языке.
Следующая атака последовала отнюдь не сразу — наверное, подобный метод борьбы требовал изрядных усилий даже от почти всемогущего духа тьмы.
Вот он вновь изогнулся, прицеливаясь…
Отец Тибальт спокойно сделал несколько шагов вперед, заслоняя епископа.
До него долетело не так много субстанции — можно было заметить, что ее было меньше, чем даже в прошлый раз.
Пламя бериллового оттенка взметнулось и опало на каменных плитах, а когда оно угасло, на полу пещеры остались лишь несколько металлических пряжек и свинцовая чернильница.
Крик ужаса рванулся из сотни глоток.
А в ответном вопле демона почудилось не торжество, а вполне неподдельная злоба и испуг.
По его телу все чаще пробегали алые и синие зарницы, в то время как радужное мерцание угасало — видно, битва шла к завершению не в пользу духа зла.
Кармиса стояла недвижно, сжав руки на груди, начисто забыв все молитвы всем богам, духам и силам.
Жуткие видения неслись с калейдоскопической скоростью перед ее внутренним взором.
Тысячи коленопреклоненных пленников на площадях перед разрушенными дворцами, какие-то трясущиеся от ужаса вельможи, подносящие на бархатных подушках короны высокому крючконосому человеку, колонны чернокожих воинов, марширующие через саванну к белым танисским селениям, орды всадников, идущие с востока на запад Саианы, оставляя лишь трупы и пепел, корабли, мечущие огненные стрелы у берегов южных островов…
Мертвые, пораженные чумой края где в ночи не светится ни одного огонька и можно скакать много дней не встретив живого человека…
Небо, затянутое гарью исполинских пожарищ, багряные раны облаков, пахнущий железом и кровью продымленный воздух, кровожадные создания, шагнувшие из ночных кошмаров, рукотворные чудища из стали, ползущие по улицам разрушенных городов.
Смерть… Смерть… Смерть…
Смерть вечная и окончательная, смерть, длящаяся тысячелетия, смерть ненасытная, смерть, ради которой будут рождаться дети сотни поколений вперед, пока Элл не прекратит это.
А еще был пытающийся докричаться до нее голос, который голосом не был — непреклонный, звенящий металлом, повелевающий ударить своей силой двух стоящих впереди нее людей, у одного из которых в руках сгусток небывало чистого света. Голос обещал ей любую награду — вечную жизнь, богатство, преклонение и наслаждения, о каких она даже не в силах помыслить, власть над людьми, духами и демонами… Нужно было лишь обрушить на тех двух свою силу — силу, которую он расковал в ней,
