столкновений чьих-то точек зрения.
— Именно. В мире нет необъяснимых вещей и явлений, Шептун. Люди не могут постичь Зону именно потому, что она изначально была побочным эффектом взаимодействия разных мнений. Или, если хочешь сказать, вселенных.
— Зона — это гибрид?
— Да.
— Но чего? Что могло породить ее?
— Я не знаю, друг мой. Ответы хранятся за куполом, но мне туда не пробраться.
— Никому не пробраться, — добавил сталкер. Они с Сенатором помолчали немного, затем Сенатор сказал:
— Сдается мне, друг мой, что в глубине твоей души прячется совсем другой человек.
— Какой?
— Радостный, дарующий веселье, любящий сладости и здоровый позитив.
— Может быть, — улыбнулся Шептун. — А еще он нахальный, как кот.
— Кто бы сомневался? Неужели ты думаешь, что Маркус готов бродить по Зоне в сопровождении хмурого, вечно угрюмого парня? Кот видит в тебе нечто большее, чем просто двуногого прямоходящего, готового регулярно отсыпать ему миску корма. В конце концов, как ты убедился, он сам способен себя прокормить.
Словно в подтверждение этих слов Маркус пошевелил лапой дохлую крысу.
— Ну, не буду спорить, — согласился Шептун. — Пусть я всего лишь гибрид двух мнений, результат противодействия радостного обжоры и сурового сталкера. Итог столкновения вселенных, порожденный новым вектором силы. Все равно мой дух и моя сущность родились естественным путем, каким бы он ни был. И я говорю от их имени, что намерен найти Самопала и вернуть его на базу «Набата».
— Но ведь цель не в этом?
— Конечно. Самопал — всего лишь средство. Это понимал Грач, теперь понимаю и я. Основная же задача — стать противодействующей силой «Лезвиям». Если ты спросишь, зачем мне это надо, то отвечу: ни одна из моих личностей не может смириться с фактом такой угрозы. И если их не сумеет одолеть хмурый сталкер, то победит радостный обжора.
— Страх и смех — две величайшие силы, — сказал Сенатор. — И настолько самобытные, что стараются не вступать в противоречие. Ведь где есть одно, там обычно не бывает другого.
— А что сильнее? Страх или смех? Что в конечном счете приводит к победе?
— Смех.
— Точно?
— Я могу доказать тебе это прямо сейчас. Назови мне единственную вещь, способную преодолеть самый сильный страх.
Шептун поразмыслил.
— Нежелание показаться смешным, — ответил он.
— Именно! — Сенатор щелкнул пальцами. — Так что не думай об ужасах «Лезвий» и перспективе погибнуть под их остриями. И сам не пытайся победить их своим грозным видом. Иначе это заведет тебя туда, где нет комфорта.
— Ну ладно, — бодро сказал Шептун, чувствуя бурление в животе. — Покуда суровый дядька во мне стремится выползти и распространить в Зоне свою месть, смеющийся обжора напоминает об ужине. Что там у нас? Неужто опять консервы?
— Ну что ты? Свежие овощи.
— Ого! У кого ты их выменял? И на что?
— У военных, взамен за услуги стоматолога.
— Мало взял, Сенатор. Унять зубную боль — это по меньшей мере на мешок апельсинов потянет.
— Да уж, — вздохнул шаман. — Пожалуй, я начинаю скучать по брутальному сталкеру, который не признавал иной пищи, кроме кильки в томатном соусе.
— Он слег с отравлением. Так где там твоя капуста?
Шептун стоял между трех деревьев, служащих ориентиром для каждого, кто знал, что в этом месте находился спуск под землю. Таковых было немного. Даже в «Набате» не знали, где именно на Агропроме можно спуститься в катакомбы института, хранящего никому не нужные тайны и давно позабытые разработки. Как это часто и бывает, люк вниз находился под самым носом у потенциального исследователя, но, судя по отсутствию чужих следов в самом низу, мало кто знал про это место. Или же старался не соваться туда. У Шептуна было целых два свидетеля, готовых подтвердить безопасность катакомб. Сенатор и Маркус.
— Тебе нужно вентилировать легкие, — сказал шаман. — Потому мы здесь и стоим.
— Ага.
— И побольше ходить не забывай. Разрабатывай мышцы тела заново.
— Я не могу слоняться просто так. Требуется конкретика. Мне нужно перемещаться из одной точки в другую.
— И с такими запросами ты собрался искать «Лезвия»?
Сталкер взял кота на руки и пошел вперед, чувствуя себя нелепо.
— А если за нами наблюдают? — спросил он.
— Рядом никого нет. Я это знаю.
— Откуда?
— Считай, что у меня чувствительность к постороннему взору. И потом, с чего ты решил, что мы кому-то нужны?
— Разговоры, разговоры, — вздохнул Шептун. — Как легко ими отгородиться от окружающей действительности.
— Это вовсе не легко, и тебе лучше освоить это умение. Мир крутится вокруг тебя, забыл?
— Иногда мне хочется, чтобы он замер.
— Для этого достаточно замереть и тебе, но толку будет мало. Мир просто сочувственно понаблюдает за твоим тихим увяданием и продолжит активничать с тем, кто не настолько пессимистичен.
— С тобой, должно быть, бесполезно спорить, правда?
— Спорить всегда бесполезно.
Шептун продолжал идти, ускоряясь. Что-то изменилось. Мир виделся ему в новых тонах.
— Все не так, как обычно, — признался он. — Как-то… иначе.
— Говорят, такое бывает, если внезапно почистить зубы.
— Я не шучу, Сенатор. Все другое. Воздух, звуки. Словно я и не в Зоне.
— И рост тоже другой?
— А?
— Ты перестал сутулиться. Это тоже на что-то влияет.
Шептун был вынужден признать, что так оно и есть. С удивлением он огляделся по сторонам.
— Я чувствую себя другим человеком, — признался он. — Хотя качественных изменений не произошло.
— Они происходят прямо сейчас. Ну-ка, выпрямись. Сильнее!
Шептун попытался распрямить позвоночник, как на детском утреннике.
— Еще сильнее!
— Я так назад упаду!
— Я не знаю, почему ты за все эти годы да при таком ритме движения еще не упал вперед. Представь, что ты распрямившаяся пружина. На тебя не влияет ни гравитация, ни какая-либо другая сила, кроме одной — внутренней.
Шептун вытянулся, подумывая от досады встать на цыпочки, чтобы шаман отстал.
— Вот так, — сказал Сенатор удовлетворенно. — Теперь ты ровно стоишь.
— По-моему, я стою почти мостиком, как Триумфальная арка.
— Ты стоишь ровно. У тебя сместились все ориентиры. Привыкай к своему новому состоянию.
