Маленькая балерина кланяется, на этот раз гораздо грациознее — ждать долго не приходится. Вот уже медленно поднимается занавес. Патефон играет чудесный вальс Чайковского. Из-за буфета выходит Маргаритка.
— Теперь говорите, — обращается она к публике. — Ах, какой сказочный замок! Какой дивный таинственный лес!
Похоже, что бабушки и тетя Елена были предварительно предупреждены. Они начинают громко, с нескрываемым восхищением повторять:
— Ах, какой сказочный замок! Ой, какие высокие башни, какой лес!
Это делается потому, что на сцене нет никаких декораций. А ведь каждому известно, как трудно выступать в балете, когда нет волшебных замков и таинственных лесов, в которых обитает множество карликов и фей.
Трое детей дворничихи весьма удивлены, но в конце концов им тоже понравилось подобное участие публики в представлении. Они так увлеклись восхвалением декораций, что Маргаритка не выдержала.
— Ну, довольно вам! — нетерпеливо машет она рукой из-за буфета.
Снова наступает тишина, и на сцену, словно трепетная лань, выскакивает сама Галина Уланова. Остановившись посередине, она начинает танцевать, и так вдохновенно, с такой искренностью, что публика действительно начинает видеть и замки и волшебные леса. Бабушки и тетя Елена, разумеется, на седьмом небе. Они вынимают носовые платки и незаметно вытирают слезы. Рабочий сцены и оркестр тоже волнуются за кулисами. И, хотя мне очень смешно, я тоже ощущаю в глазах и в носу какой-то предательский трепет. Бурные аплодисменты; после первого действия они так долго не утихают, что занавес приходится поднимать уже третий раз. Но вот на сцене появляется Майя Плисецкая. Она одета в длинное красное платье. На голову накинута черная шаль. Исполняется испанский танец. Третья сцена — мы видим Любу Колчакову. Она в том же испанском платье, но исполняет венгерский танец. Постепенно балетный экстаз овладевает и двумя дочками дворничихи. Они торопливо напяливают два маминых платья, обувают туфли на высоких каблуках, привязывают к волосам банты и под именами Лили Берон и Аллы Шелест тоже появляются на сцене. Один только сын дворничихи, ученик второго класса, остается в резерве.
Он приближается к моей ложе и шепчет мне с нескрываемым пренебрежением:
— Девчонки — они и есть девчонки!
Под конец в балет включаюсь и я. На меня возлагается роль злого демона. Я должен размахивать крыльями и с мрачным, злым лицом гоняться по сцене за балеринами. Однако получается, что я даже на такое простое дело не способен.
Маргаритка прерывает балет и говорит мне с досадой:
— Ну какой же из тебя демон, папа! Только и знаешь, что смеяться! Ни дать ни взять Швейк! Ступай- ка ты лучше в публику!
Вдруг раздается стук в дверь. Открываем. Входит встревоженная дворничиха Вела.
— Вы что, своего времени не знаете? — обращается она к Алле Шелест и Лили Берон, которые испуганно замерли в углу. — Я ищу их как сумасшедшая по всему кварталу! Чего это вырядились? Сейчас же ступайте домой!
— Пускай еще чуть-чуть побудут, тетя Вела! — пытается умилостивить ее Маргаритка. — Нам осталось только адажио, и они сейчас же придут.
Но дворничиха неумолима.
— Какие еще адажио-мадажио! — кричит она. — Кто за них будет писать домашнюю работу? Ступай и ты, разиня! Завтра контрольная.
И она хватает и тащит за ухо сына, а ведь он до сих пор с таким удовольствием наблюдал разыгравшуюся сцену! Опечаленные Лили Берон и Алла Шелест снимают свои балетные костюмы. Больше не существует ни волшебных замков, ни таинственных лесов, ни злых демонов. «Лебединое озеро» заканчивается. Снова начинается обычная суровая, полная домашних заданий и контрольных работ повседневная жизнь.
Дедушка и бабушка
Маргаритка очень любит своих бабушек: здешнюю и «морскую», которая живет далеко, в Бургасе, на самом краю света. Что же касается дедушки, то с ним она вечно не в ладах. Дедушка очень стар, ему скоро исполнится восемьдесят лет. Теперь он живет лишь воспоминаниями своей молодости; дедушка слишком раздражителен и, кроме того, в последнее время стал чересчур религиозным.
Именно на почве религии между ним и Маргариткой постоянно разгораются споры.
Как-то раз, приехав среди недели к нам, дедушка, отдохнув после дороги, завел разговор о погоде.
— Да-а-а, — озабоченно качает он головой, — нет снега, и все тут! Конца не видать этой суши. Посмотрим, какой-то выпадет урожай…
— Верно, плохо дело, — соглашаюсь с ним я. — Не к добру это.
— Бог разгневался, — продолжает качать головой старик. — Все супротив бога делается…
Маргаритка отрывает глаза от учебника болгарского языка.
— Во-первых, никакого бога нет, — говорит она.
— Мала еще учить старых людей! — начинает злиться старик. — Когда и ты так вот поседеешь, тогда многое поймешь. Как это так — нет бога!
— А вот так: нет, — стоит на своем Маргаритка. — Это наукой доказано. Нам учительница говорила… И по радио рассказывали…
— Что оно понимает в этом деле, твое радио! Радио пускай играет себе, а не болтает зря. Нет бога!.. А кто, по-твоему, гремит и молнию пускает, когда дождь идет?
— Ух! — машет рукой Маргаритка. — Деда, деда, такое скажешь! Как столкнутся две тучи, вот тебе и гром. Все дело в электричестве…
Спор приобретает более ожесточенный характер, и я стараюсь примирить обе стороны. К счастью, дедушка начинает дремать. Тогда я обращаюсь к Маргаритке:
— Разве ты не видишь, что он человек старый? Зачем ты его расстраиваешь?
— А зачем он рассказывает такие предрассудки?
— Пускай себе рассказывает, а ты знаешь, что нет бога, и ладно.
Но Маргаритка не согласна. В вопросе о боге она совершенно непримирима.
Однажды она возвращается домой и еще с порога говорит мне:
— Папа, я сегодня была в церкви.
— Как это в церкви? Ты одна ходила?
— Нет, с дедушкой.
— Но ведь я же тебе запретил ходить в такие места.
— Я сперва не хотела, а потом сказала себе: «Ну-ка, схожу, посмотрю эту дедушкину церковь…» И мы пошли.
— И что же ты там видела?
— Во-первых, много картин. Все равно что книгу с картинками смотришь. Только вот нельзя понять, что написано снизу. На каком-то другом языке… И у всех людей на картинах какие-то желтые шапки, как у тети Елены. Дедушка говорит, что это были святые и потому они ходили в желтых шапках. Тогда, выходит, и тетя Елена святая… Вообще там очень смешно! Поп поет: «Помилуйя, помилуйя!..» — а люди крестятся. А потом вдруг взяли да упали на колени. И дедушка — ты же знаешь, куда стадо, туда и овца — и он… А как придет к нам, все жалуется: «Ой, ноги мои! Ох, колени мои!..» Это у него не ревматизм, а оттуда… все из-за того, что он стоит на полу. Знаешь, какой он холодный! Я потрогала. А потом везде зажгли свечи. Зачем это их зажигают? День рождения или что?
— Значит, интересно, а?
— Что ты! Какой там интерес? Одни дедушки да бабушки. Ни тебе картинки посмотреть, ни смеяться
