буквальном смысле вскружив ей голову своими возможностями, своим азартом, щедростью и почти юношеской пылкостью, посулив действительно «златые горы». И ни в чем не разочаровал молодую женщину за шесть прошедших лет. Уж это он мог бы с полным правом поставить себе в заслугу. Ну а что мог бы дать тот, хотелось бы верить, без сожаления оставленный ею парень? Поди, так и не добился ничего в жизни. Ишь как она людей-то ломает… Да черт его знает! Все реже вспоминал о неудачнике отставной генерал.
Уже вечерело, теплые апрельские сумерки опускались во двор, на верхних этажах высоток зажигались огни. Фонари во дворе еще не горели.
— Устала? — спросил он с улыбкой, заруливая по малой дорожке к своему подъезду.
— Есть немного… — Настя вдруг потянулась, вскинув руки, и зевнула, и тело ее напряглось до такой степени, что Порубов едва не бросил руль, чтобы схватить ее и сжать до стона, до крика, каким кончались у них не раз внезапные вспышки страсти. — Следи за дорогой, мой генерал, — слегка охладила она его томным, мурлыкающим голосом и, положив обнаженную руку на его плечо, потянулась губами к его щеке.
Поцелуй был быстрым и горячим, словно выстрел, произведенный украдкой от ребенка, который без устали вертелся сзади.
«Я — ревнивый дурак», — сказал себе Виктор Альбертович и облегченно вздохнул.
Но в следующий момент в нем снова всколыхнулось раздражение, причем с неожиданной для него самого силой.
На его законном месте, напротив подъезда, какой-то наглец поставил свой серый, невзрачный и словно забрызганный засохшей грязью «жигуленок», хотя дождей не было уже больше недели.
Порубов рывком распахнул дверь. Настя крикнула:
— Витя! Не надо! Давай поставим в другое место! — Уж она-то знала, как может сложиться ситуация, когда Виктор злился.
Но Порубов резко отмахнулся от нее, как от нелепой помехи, захлопнул дверь и решительным шагом направился к «нарушителю», чтобы… А собственно, чтобы что? Наорать на него? Но это если бы хозяин находился в машине, а вообще-то на кого орать? На сторожей, которые издали, из своей будки, могли вполне и не углядеть самозванца в наступающей темноте?
Однако хозяин оказался в машине. И едва Порубов с остро вспыхнувшей досадой хлопнул дверцей своего джипа, как открылась правая дверь серых «Жигулей», и оттуда, согнувшись, выбрался человек в сером плаще, оказавшийся довольно высокого роста. Еще у него была бейсболка, низко надвинутая на самые глаза, и белые кроссовки большого размера.
Об этом позже расскажут мальчишки, ставшие случайными свидетелями. И, кстати, по существу, единственными…
— Эй, вы, послушайте! — грозно закричал Порубов, не сбавляя шага.
— Генерал… — послышался в ответ насмешливый голос высокого человека.
И тут же грянули выстрелы.
Грузный Порубов вздрогнул — раз, другой, снова и снова — и, когда стрельба закончилась так же быстро, как и началась, рухнул тяжелым своим телом на асфальт головой вперед, как шел. С истошным криком выскочила из джипа Настя и кинулась к упавшему мужу. Но не успела, не добежала. Снова раздалась очередь выстрелов, как если бы стрелок бил от живота из автомата, и Настя тоже упала на асфальт.
В этот момент «Жигули» резво взяли с места и, заехав правыми колесами на тротуар, обогнули упавших на дороге. Стрелок, сунув обе руки в карманы, быстрым шагом нагнал «Жигули», рывком распахнул дверцу и втиснулся в салон, после чего остановившаяся на миг машина резко набрала скорость и исчезла из вида, свернув за дом.
А к расстрелянным уже бежали люди. От автостоянки, от детской площадки, где еще возилась малышня.
Люди бежали быстро, но подходили к лежащим телам с опаской, будто с ними могло случиться еще что-то ужасное. Из-под тела Порубова натекла большая темная лужа крови. Подбежавший одним из первых сторож дядя Боря, в прошлом — спецназовец, воевавший в Афганистане, присел возле генерала, пощупал у него пульс на шее, отрицательно покачал головой и поднялся.
— Этот готов, — сказал он, опускаясь на колени перед Настей, лежавшей навзничь с раскинутыми в стороны белыми руками. Лицо ее, грудь и правая рука были в крови. — Жива! — вдруг закричал дядя Боря. — Срочно вызывайте «скорую» и милицию!
У кого-то нашелся при себе мобильник, позвонили в «ноль два» и сообщили об убийстве на Оранжевой улице, сказали, что одна жертва еще, кажется, дышит, но без сознания. И когда минут пятнадцать спустя с громким воем сирен подъехали почти одновременно машины из милиции и «скорая помощь», возле тел, лежащих на асфальте, — дядя Боря, как человек, видно, опытный в подобных делах, приказал руками ничего не трогать — осталось лишь несколько человек. Остальные разошлись от греха подальше, а то сейчас начнется — давай показания, да что ты видел, да что слышал? А кому охота весь оставшийся воскресный вечер терять так бездарно? О раненой сами врачи и позаботятся, если ей это поможет, а покойному не поможет уже никто и ничто.
И как-то никто не поинтересовался, не обеспокоился сразу тем, что в машине с затемненными стеклами и за закрытыми дверями плакал ребенок, маленькая девочка, которая ничего не понимала и звала маму, а та не шла к ней. О ней позаботились уже приехавшие оперативники.
2
Полковник Мясищев, ответственный дежурный УВД Юго-Западного округа Москвы, принял сообщение об убийстве генерал-полковника в отставке Порубова в восемь тридцать пять вечера. Ему не нужно было объяснять, кто такой Виктор Альбертович Порубов и где тот служил. Уже без десяти девять следственно- оперативная группа в составе старшего следователя окружной прокуратуры Климова, старшего оперуполномоченного бюро уголовного розыска УВД Юго-Западного округа майора милиции Небылицына, эксперта-криминалиста ЭКУ ГУВД Козлова и судмедэксперта из Московского бюро судебно-медицинской экспертизы Богатикова прибыла на место происшествия.
А слухи о трагедии, случившейся на Оранжевой улице, между тем множились.
Ответственный дежурный по окружному УВД поставил в известность свое руководство. Те в свою очередь оповестили окружного прокурора. Этот старший советник юстиции Ефимичев немедленно позвонил в Генеральную прокуратуру, дежурному, а затем в Управление ФСБ по Москве и Московской области. В общем, через короткое время уже все спецслужбы оказались в курсе того, что сегодня вечером были застрелены, по предположению отдельных свидетелей, из автомата генерал-полковник ФСБ в отставке Порубов и его супруга. И, по соображениям многих, столь дерзкое убийство представителя госбезопасности такого высокого ранга, пусть даже и находящегося в отставке, в Москве произошло впервые. В этом мнении все, узнавшие о смертельном покушении, были едины. А дальше начались, что называется, разночтения.
Евгений Анатольевич Климов, лысеющий и несколько полноватый блондин тридцати лет от роду, человек с мягким для следователя характером, по уверению коллег, отличался въедливостью в деле. И эти его медлительность и дотошность часто, по тем же уверениям, мешали ему самому быстро и решительно «проворачивать» дела. За это его поругивало начальство, но оно же и хвалило Женю за фактическое отсутствие «висяков» — нераскрытых дел. Возможно, с этой целью ему и поручались нередко «гиблые» дела, ибо руководство не сомневалось: Женя раскопает, отыщет концы, чего бы это ему ни стоило. Подбадривать его только надо время от времени, исключительно для ускорения процесса.
Об этом подумал и Павел Никифорович Ефимичев, когда позвонил Климову, выехавшему «на труп», где-то уже в начале двенадцатого часа ночи и поинтересовался, как идут дела.
Евгений ответил шефу, что по первым прикидкам оставалось пожелать много лучшего. Киллер, неизвестно, кем он был на самом деле, в буквальном смысле изрешетил тело генерала пулями. Кстати, и свидетели, которых не без труда — поздно ведь уже — удалось отыскать, утверждали, что слышали автоматные очереди. Экспертиза, конечно, покажет, из какого оружия был убит генерал и, похоже, смертельно ранена женщина, ехавшая вместе с ним в машине. Во всяком случае, на данный момент положение ее остается крайне тяжелым — ранение головы, левого плеча и правой руки. И при этом
