зрения, неопрятно...
– Ну хорошо, – вздохнул Володя. – Допустим, этого психолога вам рекомендовал на замену ваш коллега из Москвы. – Заведующая тут, видимо, не солгала, поскольку назвала имя, уже фигурировавшее в деле: того самого доктора, который в данный момент путешествовал по Крыму. – Но почему никаких документальных следов, помимо копии контракта, у вас не осталось, я все равно не понимаю: должна быть ксерокопия диплома, к примеру... Я уж не говорю о реквизитах трудовой книжки... Да и внешность его вы описываете крайне невнятно... И куда могла подеваться доверенность от бабушки, которую она ему, по вашим словам, дала?..
– Ну это была не совсем доверенность, скорее, записка... – пролепетала Крикунова. – Поймите, бабушке семьдесят восемь лет, она из дома почти не выходит... За девочкой сама приехать не могла, вот и попросила доктора, а мне записку написала... Ну почему я не должна была доверять дипломированному доктору, к тому же проявившему себя блестящим специалистом? Его назначения... результаты лечения некоторых больных были просто удивительными! За три недели он сделал больше, чем мой постоянный сотрудник, ушедший в отпуск!
– Действительно, куда больше, – не выдержал и съязвил Володя. – Например, похитил девушку!
– Откуда я могла знать? К тому же Настя могла и сама сбежать, уже после того как побывала дома... То, что бабушка утверждает, что и в глаза ее не видела, еще не факт... Она старушка, к тому же тоже с диагнозом... Могла просто забыть!
– Антонина Петровна, – резко возразил Яковлев, – вполне адекватна, полностью в своем уме, и с памятью у нее все в порядке! Вместе со мной ее посетил психиатр, профессор... – Яковлев назвал фамилию, услышав которую Анна Олеговна поежилась. Но молчала она недолго.
– Поймите и меня тоже, – с некоторым пафосом произнесла докторша. – Платят у нас гроши, специалистов днем с огнем не сыщешь... Врач, которого подменил на время отпуска Юрий Николаевич Грушев, два года с лишним не отдыхал, заменить было некем...
Имя психиатра было тем же, которое называли и в московских больницах, однако имелся камень преткновения: если москвичи описывали его как «человека кавказской внешности», то Анна Олеговна и ее сотрудники принадлежность исчезнувшего вместе с девочкой психиатра к южным или восточным национальностям отрицали категорически, и, похоже, искренне. Не могли же они все сговориться, упоминая при этом «обыкновенное русское лицо, столь же заурядного среднерусского цвета довольно светлые волосы и светло-голубые глаза»?!
Так ничего существенного и не добившись от Крикуновой, Володя Яковлев покинул лечебницу, в которой Настя лежала с нервным срывом, как и остальные пропавшие девочки, и, прежде чем отправиться через негустой, но очень симпатичный лесок к станции, набрал телефон Меркулова.
– Константин Дмитриевич, – хмуро поинтересовался он, – никаких сведений по диплому на имя Грушева не появилось?
– Появилось! – расстроенно буркнул Меркулов. – Только что коллеги из ФСБ звонили: диплом на это имя утерян его владельцем более десяти лет назад, им же давно получен дубликат... Сейчас их оперативники выясняют детали, будут этого типа проверять... Но, судя по всему, так оно и есть...
– Судя по чему – по всему? – на всякий случай переспросил Володя.
– Ты про интуицию когда-нибудь слышал? – внезапно рассердился Меркулов. – Так вот меня она в таких случаях пока не подводила.
Яковлев вздохнул и спрятал замолчавший телефон на место. Что ж, не всегда же, в конце концов, везение начинается сразу, с первых дней расследования? Неторопливо двигаясь в сторону станции и даже изредка останавливаясь, чтобы надышаться необыкновенно чистым, почти пьянящим после Москвы воздухом, Володя не переставал размышлять. В частности, припомнил он и одно из дел, которые расследовал несколько лет назад под руководством Турецкого: там убийца тоже менял свою внешность, да так ловко, что поначалу они считали, что действуют двое.
11
С участковым, на которого так рассчитывал Всеволод Михайлович Голованов, ему действительно повезло – правда, не сразу. Поначалу обнаружилось, что из милиции тот и вовсе ушел – около года назад, на вполне заслуженный отдых, поскольку на своем участке проработал почти четверть века.
Не испытывая особого оптимизма по части ближайшей перспективы, Сева все-таки отправился по домашнему адресу Александра Семеновича Жупикова. И был почти удивлен, обнаружив, что тот в столь замечательный летний день оказался дома, а, скажем, не на своих шести сотках, которые у него наверняка имеются.
Человек, открывший Голованову дверь, внешне на свои шестьдесят с хвостиком никак не тянул: крепкий, невысокий мужичок в джинсах и светлой футболке, без единого седого волоска в густой темно- русой шевелюре, с серьезным, приятным лицом.
Сева представился и был приглашен в комнату, очень чистую, уставленную цветами в горшочках и кашпо в огромном количестве.
– Присаживайтесь, – Жупиков кивнул на небольшой диванчик, накрытый клетчатым пледом, – я освобожусь через минуту, только цветы на балконе полью... Приходится пока что одному хозяйничать, супруга сейчас у дочки живет, помогает с новорожденной внучкой!
– Значит, вас можно поздравить с прибавлением семейства? – улыбнулся Сева.
– Можно! – просиял Александр Семенович. – Удочери подряд два парня родились, а она так хотела девочку, что решила рожать до победного конца... И вот теперь – как говорится, прямое попадание!.. Так, вот я и свободен.
Насчет внучки он поведал Голованову, одновременно кончая поливку цветов на балконе. И теперь, появившись в комнате, присел рядом на диванчик:
– Слушаю вас очень внимательно. Всеволод Михайлович коротко и ясно изложил суть дела бывшему участковому, слушавшему его молча, сосредоточенно, лишь изредка кивая каким-то собственным соображениям.
– Ну что ж... – произнес он, когда Голованов завершил свой рассказ. – Дело, как я понимаю, серьезное, никаких отлагательств не терпит... Конечно, сказать вам точно не могу, но если иметь в виду мой участок, была у меня там одна коммуналка, как раз на Лихоборах, – не приведи бог! Настоящая «Воронья слободка»... И единственная из всех коммунальных квартир, в которой какое-то, надо сказать, недолгое время одна из четырех комнат действительно сдавалась.
– А мне казалось, – искренне удивился Сева, – что большинство коммуналок как раз заселены квартирантами, а не хозяевами комнат!
– Только не в нашем микрорайоне. – Жупиков покачал головой и поднялся. – Чтобы сдавать комнату, нужно иметь еще одно жилище – для хозяина. А здесь народ живет бедный, по преимуществу пьющий... Вторые квартиры, можно сказать, ископаемая редкость. Вот, например, на примыкающем участке, у моего коллеги, там народ побогаче будет, да и коммуналок уже нет: сдавать сдают, но целые квартиры... Если у нас тут вытащим пустышку, придется вам к нему идти.
– А сами вы этого человека, описание которого я вам дал... или кого-то похожего на него не припомните в качестве жильца?
– Видите ли, в комнате, о которой я говорю, квартиранты, хотя она и сдавалась недолго, менялись как узоры в калейдоскопе...
– Были причины?
– Еще какие! В упомянутой квартире поначалу жили две семьи. Две смежные комнаты занимали мать с дочерью. Еще две – муж с женой и ребенком... Причем жена та еще штучка! Из таких баб, про которых говорят, что она, мол, в брюках ходит. То есть раньше говорили, теперь эта поговорка вымирает, поскольку реально половина женского пола штаны предпочитает...
Сева не выдержал и усмехнулся, а Жупиков поднялся и двинулся впереди гостя в прихожую.
– Пойдемте, я вам по дороге расскажу, – пообещал он. – Ну вот. Что касаемо этой пары, муж был тихий, совсем не пьющий, но в один прекрасный день характера своей командирши все же не перенес, а в итоге они разошлись. И тут же, конечно, встал вопрос размена: жена временно поселилась у своей сестрицы. Как вы понимаете, сейчас, чтобы разменяться, поначалу следует жилье приватизировать, а потом – купля-
