киоску. Щеткин отчего-то отправился своей дорогой не сразу, несколько секунд постояв на месте и пытаясь понять, почему это ему вдруг сделалось как-то неуютно.
Наконец, решив, что все дело в одолевавших его размышлениях и в том, что незнакомец так неожиданно их прервал, отправился дальше, к ближайшему метро. На машину, стоявшую поодаль с опущенным водительским стеклом, Петр Ильич не обратил ни малейшего внимания, и совершенно напрасно. Сидевший за рулем Цветков, дождавшись, когда Щеткин скроется из виду, включил движок, медленно отъехал задним ходом к арке, ведущей в один из здешних дворов, и приоткрыл переднюю пассажирскую дверцу.
Почти сразу же из глубины арки вынырнул давешний курильщик, даже не удосужившийся спрятать в карман полученные от Щеткина две пятисотки.
– Ну как? – поинтересовался он, забираясь в салон неприметного «жигуленка». – Получилось?..
– Отличный кадр вышел! – ухмыльнулся Цветков, кивая на лежащий на его коленях фотоаппарат. – И не один! Убери-ка его на заднее сиденье... Ага, мерси! Молодец ты, паря, свою сотню отработал на пять с плюсом... Ладно, поехали!
Спустя пять минут улица под раскаленными лучами полуденного июльского солнца действительно опустела.
Галя Романова, капитан милиции и одна из любимых оперативниц Александра Борисовича из Первого департамента МВД, так же как Володя Яковлев часто работавшая в команде Турецкого, выглядела, сидя в кабинете Меркулова, не лучшим образом. Тут же находился и Яковлев, из следователей присутствовал только Колокатов: и Поремский, и Померанцев, насколько знал Константин Дмитриевич, отсутствовали по уважительным причинам. Оба мотались по городу в связи с «рейдерским делом», развитие которого так волновало лежавшего в госпитале и все еще абсолютно беспомощного «важняка».
Яковлев сочувственно глянул на бледное, осунувшееся за эти дни Галочкино лицо и подумал, что ей сейчас куда тяжелее, чем ему. Грязнов-старший был для нее не просто шефом, она ведь знала его с детства – так же как и Дениску, считала их в этом огромном и в общем-то и впрямь не верившем слезам мегаполисе самыми близкими ей людьми... Помимо этого, ей, так же как и Володе, было здорово не по себе оттого, что вместо привычного и любимого обоими Турецкого руководит опергруппой сам Меркулов...
Оба они очень хорошо относились к Константину Дмитриевичу, дело было совсем в другом. Драгоценный Сан Борисыч всегда создавал в следственной бригаде обстановку вполне демократичную: никто из них в процессе работы и не думал о субординации, не стесняясь, например, перебить коллегу и даже старшего по званию... Меркулов же, и это было известно всем, либеральные замашки своего друга одобрял отнюдь не всегда. И было не совсем ясно, как теперь следует себя вести, в какой форме докладывать о результатах проделанной работы...
Галочка прерывисто вздохнула, а Константин Дмитриевич, бросив на девушку быстрый взгляд, неожиданно усмехнулся.
– Галина Михайловна, – произнес он очень мягко, – давайте-ка с вас мы и начнем... Как говорится, женщины вперед!..
Капитан Романова тут же вспыхнула и судорожно вцепилась в свой заранее раскрытый блокнот, прежде чем заговорить слегка прерывающимся от волнения голосом.
– Да, конечно... Суть моего задания...
– Галя, – прервал ее Меркулов и с грустью посмотрел на тут же смешавшуюся Романову, – если можно, давайте-ка менее официально... Суть вашего задания я знаю: вам было поручено собрать сведения в Минздраве, по возможности не засветившись... Просто представьте себе, что вы докладываете результаты, как обычно, Саше... Александру Борисовичу...
– Хорошо... – Галя кивнула и действительно взяла себя в руки. – Мне удалось не засветиться и при этом выяснить о господине Селюкине, на мой взгляд, довольно много... Прежде всего, нельзя сказать, что его там любят... Я для начала присмотрела там одну девицу, секретаршу его шефа. Дождалась, когда сам Селюкин уедет на обед, потом только подошла к ней, представилась врачом одной из больниц, той, с которой на этот счет договорился Володя... Володя Яковлев...
– Это я на всякий случай, – вставил Владимир Владимирович, – вдруг да проверили бы?
– И что, пошли навстречу? – улыбнулся Меркулов.
– Дама оказалась понимающая, хотя и с характером. – Яковлев тоже улыбнулся, вспомнив, как невозмутимо отнеслась профессор Лапидо к его просьбе и как деловито предупредила свою секретаршу, буквально вытаращившую в ответ глаза, но, в чем Володя не сомневался ни секунды, наверняка при необходимости выполнившую бы распоряжение начальницы с абсолютной точностью. Вымуштрованности подчиненных Эльзы Юрьевны мог бы позавидовать сам военком!
– Продолжайте, Галя, – кивнул Меркулов.
– После того как я спросила, могу ли видеть Селюкина и «огорчилась» насчет того, что его нет на месте, я с ней разговорилась и намекнула на излишнюю придирчивость этого типа, на то, что во время инспекций цепляется к мелочам... Этого оказалось достаточно, чтобы секретарь мне посочувствовала и сама охарактеризовала Селюкина очень... нелицеприятно...
– И каким образом?
– Сказала, что он зануда, к тому же завистник... Мол, завидует всем, кто получает больше, чем он, всех называет чуть ли не взяточниками в таких... таких... Ну, судя по всему, высокопарных выражениях, хотя секретарь выразилась иначе. А сам в последнее время шиковать начал, по ресторанам ездить: она его в «Савое» лично видела... А цены там сами знаете... Словом, полная противоположность тому, что написано в официальной характеристике: «честный, исполнительный, скромный», – завершила Галочка и с облегчением перевела дыхание.
– Понятно, – задумчиво кивнул Меркулов. – Так, Володя, у тебя по сравнению со вчерашним днем есть что-то новое?
– Только то, что заведующей подмосковной больницей этого Юрия рекомендовал действительно московский коллега из ПНБ, но упомянув при этом фамилию Селюкина, о чем дамочка в первый раз умолчала... Как вы и просили, я связался с коллегами из ФСБ, ничего нового у них нет, проверяют больницы достаточно интенсивно, но больше пока пропавших девушек не нашли... Похоже, акция на данный момент находится в начальной стадии. Четверо девушек, две из которых мертвы. Это, во-первых, наша террористка Майя и другая, что найдена на Горьковском шоссе, Эмма Остроумова.
– Да, я помню... А что насчет внешности? Ты по-прежнему настаиваешь на том, что этот тип ее меняет!
– Чушь собачья!.. – неожиданно подал голос Колокатов. – Это вам не дамский детектив, а реальное дело, ни за что не поверю, чтобы...
– И совершенно напрасно! – неожиданно резко перебил Дмитрия Яковлев, которому, так же как и Гале, да и остальным членам бригады, он не нравился. – Вполне реальное дело, – продолжил Володя, – как раз точно с такой деталью и, между прочим, тоже связанное с психушкой мы с Александром Борисовичем расследовали примерно год назад... Константин Дмитриевич, вы должны помнить, убийство...
– Я помню! – отозвался Меркулов и с некоторым недоумением посмотрел на Колокатова. – Ты, Митя, это действительно напрасно... На месте данного психиатра любой бы принял меры к тому, чтобы не засветиться. Не понимаю, с чего ты так завелся? Ребята с тобой работают опытные, так что тебе стоит прислушаться к их мнению. Продолжай, Володя.
– Я не завелся, – вставил Кол окатов. – Просто ощущение, что у нас не расследование, а театр какой- то...
– Любое продуманное заранее преступление, – сухо произнес Яковлев, – в некотором отношении и есть театр.
– Что ты имеешь в виду? – неприязненно покосился на него Дмитрий.
– Только то, что продумывается оно тщательно, как сценарий пьесы, а затем «ставится»... Но поправки вносит не режиссер, а жизнь...
– Затейливо мыслишь, – ухмыльнулся Кол окатов, но, перехватив возмущенный взгляд Романовой и хмурый Меркулова, быстро погасил ухмылку и нехотя кивнул: – Черт его знает... Может, и правда.
Перепалка на этом завершилась, решено было вызвать Валентина Евгеньевича Селюкина в Генпрокуратуру повесткой на завтра. Доставить ее адресату взялся сам Яковлев.
