– Слушай, Костя, еще не все ведь потеряно!
– Эх, не так, не так прожили, Саша! Все коту под хвост! Вся жизнь! Ты ведь подумай, на что мы отпущенное нам Господом время угробили? На общество. На порядок. На всю эту сраную, прости, чепуху! А что толку? Никакого! Кто нам с тобой, Саша, памятники поставит? Никто. Кто нас поблагодарит за то, что мы с тобой пару сотен дел раскрыли? Кому все это нужно? Что нам с тобой от того досталось? Что наша с Лелей дочка от меня в наследство получит? А какой-нибудь спекулянт, которого мы с тобой лет десять тому назад выловили, своему сыну дачу в Швейцарии построил.
– Ну и что? – равнодушно спросил Турецкий, поглядывая, однако, на Меркулова с подозрением. Что это они со Славкой, сговорились, что ли?
– Как – ну и что?
– Ну пусть построил. Ну а дальше что?
– Как – что, Турецкий? Ты не понимаешь, что ли?
– Представь, нет.
– У него дача в Швейцарии, у него счета, деньги, у него – все!
– Нет, это мне как раз понятно, – сказал Турецкий.
– Ну а что тебе еще нужно? – удивленно проговорил Меркулов.
– Но что он там делать будет, в своей Швейцарии? – спросил Турецкий. – Рыбу на озерах ловить?
– Да хоть бы и рыбу! Чем плохо?
– Мне-то, Меркулов, ничем не плохо. А вот ты бы так смог? Дача, рыбалка, прекрасные вина, горные вершины, альпийские луга. И все! Понимаешь? И все! Ты бы так смог?
– Ну вот я бы и придумал себе какое-нибудь дельце, – поразмыслив, сказал Меркулов. – Что-нибудь там взял и организовал.
– Что? Булочную бы открыл?
– Зачем булочную? Сыскное агентство. Чем плохо?
– Во-первых, Костя, тогда бы тебе пришлось изучить еще немецкий, французский, итальянский и ретороманский языки.
– Какой-такой?
– Ретороманский! А во-вторых, что бы там искал? В бумажках рылся? Там ведь тишь да гладь, да Божья благодать! Там ведь не стреляют, не убивают. А тебе бы все равно захотелось бы опасности.
– Я бы съездил в пустыню. Поохотился на тигров.
– Но все равно это – не ощущение смертельной опасности.
– А я бы охотился так, чтоб было.
– Тогда, Костя, скажи, зачем тебе Швейцария? Ты и здесь живешь, как в Африке.
Меркулов загасил сигарету и выключил компьютер.
– Я ж вот и говорю, Саша, – начал он. – Я думал об этом. Думаешь, не думал? Мне казалось поначалу, что я как-то не так воспитан, что меня моя система советская как-то неправильно воспитала. В общем-то, я так всегда и отвечаю, когда меня спрашивают. Но хочу тебе признаться. Посмотрел я тут недавно один фильм американский, про полицейского… Он ведь такой же псих ненормальный, как ты или я. Заметь: американский полицейский, коп. Замечаешь?
– Замечаю.
– Ну вот, – продолжал Меркулов. – Огромный такой американский город. Негритянский район, где эти ниггеры ни черта не делают. Представь, живут себе на пособие, баклуши бьют. Ну там иногда приторговывают наркотиками. Но это только избранные. А вообще никто ничем не занимается. И все показано. В каких квартирах они живут. Что едят. Что пьют. И представь, не хуже нас. Это на пособие-то!
– А бывает, что и хуже. Я сам видел.
– Бывает, что и хуже, – согласился Меркулов. – Но вот приезжает туда этот ненормальный коп на своей тачке. Начинаются разборки. Кто героин хранил, кто развозил. Ну понятно. А я смотрю, и у меня только одна мысль. Ну вот ты, засранец, явно же под пули теперь идешь! Почему ты идешь под пули, когда живешь в такой стране, где можно ни черта не делать, играть на лужайке в баскетбол, пить «Миллер» и смотреть телевизор? А?
– И я тебе о том же говорю, – сказал Турецкий.
– Да-да, Саша! Не понимаю. Думал, кино. Ну ладно, черт с ним. Смотрю другое. Такая же байда. Что такое? Нашел где-то статистику смертей. Читал в «Аргументах»? Сто девяносто убитых полицейских за год. Представляешь?
– Представляю.
– И это уже не кино!
– Не кино.
– Это жизнь, Турецкий! Значит, лезут все-таки под пули? Зачем, спрашивается? Значит, прав ты, Саша! Не хочет он просто рыбачить или просто в баскетбол играть. То ли все мы, копы, прокуроры, такие шизанутые, то ли я чего-то не понимаю… А кстати, на что ты надеялся, когда шел нынче к журналисту?
– К какому журналисту?
– В «Московский наблюдатель».
