Потому что выполнял деликатное поручение следователя Турецкого и доложить о проделанной работе должен был не посредством спецдонесения, как обычно, а в дружеской беседе и желательно вне стен служебных кабинетов.
За два дня до этого, предварительно созвонившись, в поликлинику к Нине Сергеевне Скворцовой снова отправилась пенсионерка Александра Ивановна Романова. Она несла фотокарточку, возможно, одну из тех, что убили полковника Скворцова, и держала в памяти вопросы, на которые неугомонный Сашка Турецкий хотел бы получить ответы.
В поликлинике было все то же: угрюмые, нездоровые, непривлекательные женщины, белые стены и запах лекарств. Как и в прошлый раз, пришлось немного подождать, пока врач освободится от очередной пациентки.
Скворцова подняла глаза от бумаг, когда в кабинет вошла Романова, поздоровалась кивком и спросила:
— Фотографию принесли?
— Да, конечно. Только я не понимаю, извините, конечно, Нина Сергеевна, зачем она вам? Ей место в печке.
— А вам она зачем была нужна?
— Я говорила: для того чтобы выяснить личность женщины, с которой… встречался ваш муж.
Легкая тень пробежала по лицу Скворцовой, но она быстро взяла себя в руки.
— Вот-вот, и мне нужно было от вас то же самое. Вы нашли ее?
Конечно, Александра Ивановна могла вспомнить свою кубанскую юность, стать покрепче, упереть руки в бока и, применяя свой богатейший багаж экспрессивных слов и выражений, подключив дорогое тысячам россиян фрикативное «г» Леонида Ильича, быстро и надолго поставить на место эту врачиху, которая, конечно, вызывает сочувствие, но не полковнику же милиции в отставке терпеть эти бабьи «наезды»! И все же Романова терпела. Потому что на место поставить ей ничего не стоило даже бугаистого мужика, но поставишь — человек обидится, испугается, замкнется в себе, потом бесполезно о чем-то его спрашивать.
Так что Александра Ивановна смиренно кивнула и сказала:
— Нашли.
— Вот за это спасибо! А фото мне необходимо как вещественное доказательство!
— Доказательство чего? У нас супружеская измена не является уголовно наказуемым деянием.
— При чем тут измена? Она будет отвечать за доведение до смерти изощренным способом!
— Вряд ли вам удастся, даже начав такой процесс, выиграть его.
— Это уже моя забота! У вас наверняка появились ко мне еще какие-то вопросы? Если бы не такая необходимость видеть меня, вы просто отправили бы снимок по почте — и дело с концом. Не так ли? Романова пожала плечами:
— Я человек свободный, могла бы и принести без всякого повода, но в данном случае вы правы.
— Тогда, прежде чем перейдем к вашим вопросам, ответьте на мои: имя, фамилия?..
В кабинете повисла тяжелая тишина. Романова даже затаила дыхание: к такому повороту дела она не готовилась. И Турецкий то ли забыл о таком немаловажном моменте, как жаждущая отмщения вдова, то ли в силу относительного благополучия собственной семейной жизни не придал ему значения и не дал никаких инструкций по поводу Валентины Ковалевской. А собственно, чего их жалеть, этих воришек-кукушек? Так решила простая женщина строгих правил Александра Ивановна и назвала имя разлучницы, так и не успевшей разбить семью.
— Ну теперь спрашивайте вы, — позволила Скворцова.
— Нина Сергеевна, ваш супруг называл кого-нибудь из близких или сослуживцев словом «ангел»?
Скворцова пожала плечами:
— Для начала — довольно странный вопрос. Ответ на него будет такой — нет. Он был достаточно строг и прямолинеен, чтобы позволять себе такой лиризм. Нет, я ни разу не слышала, чтоб он кого-то так называл. Разве что эту свою!..
— Нет, — на всякий случай решила успокоить ее Романова. — Насколько мы знаем, нет…
— А как он ее называл, не знаете? — с жадным и нездоровым любопытством спросила Скворцова.
— Ну что вы, Нина Сергеевна! — укорила ее добровольная помощница Турецкого. — У нас не настолько испорченный личный состав, чтоб выискивать и смаковать такие подробности!
— Да? Тогда извините.
— Ничего страшного. Постарайтесь припомнить, может, когда-то в связи с его работой слышали, чтоб звучало слово «ангел». Чтоб настроить вас на более напряженную работу памяти, скажу вам, что это слово он написал, когда начался приступ.
— Вот как!
Скворцова умерила свою агрессивную раздражительность, задумалась, черты ее ухоженного лица разгладились, стали мягче…
— Кажется, вспомнила! — воскликнула вдова. — Не знаю, то ли вы хотели услышать, но, во всяком случае, это единственный за последние несколько лет случай, когда он употребил это лирическое словечко!
— Я вас внимательно слушаю.
— Это было перед его последней командировкой. Как раз накануне отъезда Василий разговаривал по телефону…
— Не знаете с кем?
— С кем-то из сослуживцев, потому что обсуждали сначала какие-то свои специфические проблемы, но на профессиональном жаргоне, чтобы никто посторонний не понял, о чем разговор. Причем разговор шел на повышенных тонах.
— Они ругались?
— Нет, скорее ругали в два голоса начальство. Сначала завуалированно, потом… стойте, поточнее вспомню… ага, Василий говорит: еду вот, боюсь, эти ангелы так и оставят меня в своей преисподней… Так, да. Потом спохватился, извини, говорит, с языка сорвалось. Вот и все.
— Как он сказал, в единственном или во множественном числе?
— Абсолютно уверенно не могу сказать, но, кажется, во множественном, такие вещи обычно врезаются в память.
— А с кем говорил? Как он его называл?
— Как? Алик. По-моему, Алик.
— Вы не помните, кто это?
— Я не знаю, кто это.
— Нина Сергеевна, у вас есть дача?
— А что?
— Видите ли, есть некоторые основания предполагать, что ваш муж встречался с некоторыми интересующими нас людьми, и встречи эти не были санкционированы его руководством.
— Вы хотите сказать, что Василий изменник?!
— Нет, конечно! Возможно, он вел некую игру, чтоб разоблачить крупную коррупцию…
— Вы представляете уголовный розыск? — резко спросила Скворцова.
— Да.
— Вы же не занимаетесь контрразведкой?
— Упаси Боже! Своего хватает!
— Значит, вы не сможете ничего накопать на него?
