толкования. Даже если этого кому-то очень хочется.
Вот обо всем этом и рассказал Антон Юлианович московским сыщикам, посетившим его утром в клинике. Почему-то он почувствовал к ним доверие. Бывает вот так, посмотрел на людей, поговорил с ними и… проникся. Без всяческих предварительных условий. Тем более что информация, которую он получил, в немалой степени касалась и его самого.
А события развивались следующим образом. Денис Андреевич, помня о позднем — или слишком раннем? — звонке Турецкого и также понимая, что зря «дядь Саня» вдруг беспокоиться не станет, счел за лучшее прислушаться к просьбе Александра Борисовича и с раннего утра отрядил двоих своих сыщиков в Раменское, на поиск Липинского.
Ну, Филя само собой, он уже участвует в деле. А в поддержку ему отправился Всеволод Михайлович Голованов, бывший майор и командир той самой разведгруппы спецназа ГРУ, в которой под его началом служил и капитан Агеев. Они понимали друг друга даже не с полуслова, а с полувзгляда. Мелкий и несолидный Филя был полной противоположностью — и внешне, да и по темпераменту — крупному и очень даже солидному Севе. Что, кстати, очень помогало им в оперативной работе. Филипп обычно вызывал огонь на себя, после чего Сева в нужный момент оказывал высокопрофессиональную огневую поддержку. И, как правило, объекту их внимания мало уже не казалось… Причем если Филя достигал доверия к себе с помощью умелого общения, ловкой демонстрации полной своей открытости и искренности, то Сева брал именно обстоятельностью, серьезностью и умением предвидеть неожиданные повороты ситуации.
Отыскать в сравнительно небольшом подмосковном городе, где, естественно, может быть одна главная городская клиника, место работы доктора Липинского для бывших разведчиков никакого труда не составило. Гораздо сложнее оказалось найти его самого в лабиринте корпусов больницы, первоначально выстроенной, вероятно, еще при царе Горохе, а в дальнейшем постоянно расширявшей свои территориальные владения. Но решили и этот вопрос. И вот теперь сидели в лаборатории при больничном морге и делились с доктором теми соображениями, которые высказал сыщикам в телефонном разговоре, пока они ехали сюда, привычно обретший утреннюю форму Александр Борисович.
Сам он сегодня должен был с утра ехать на аэродром в связи с делом погибшего летчика. Конечно, не будь такой срочности, он и сам бы с охотой встретился и поговорил с доктором Липинским, что, в общем-то, и не исключено в ближайшем будущем.
В этой связи Филя осветил Антону Юлиановичу всю подноготную истории с погибшей девушкой, начиная от самого факта ее смерти и кончая несколько неожиданной, но, как теперь постепенно выясняется, возможно, и вполне закономерной реакцией тех людей, что окружают ее семью, по поводу проводящегося расследования. Для Липинского все это стало своего рода откровением. А когда он узнал, что сам Турецкий по личной просьбе отца погибшей девушки привлек к расследованию частное агентство «Глория» и первые же найденные вещественные доказательства стали свидетельствовать отнюдь не в пользу версии следователя Загоруйко, вот тут Антон Юлианович задумался всерьез…
То есть, можно сказать, он уже где-то понимал, что упрямство Загоруйко было продиктовано не дурными качествами его характера, а суровой необходимостью поступать именно так, как он поступал. Оставалось теперь только проверить, как далеко распространяется это его упрямство. Липинский сел к телефону и стал методично набирать номера своих коллег из генетической лаборатории. Одного нет, другой занят и не может взять трубку, третий… Наконец нашелся тот, кто смог выслушать просьбу Антона Юлиановича. Его собеседник записал, о каком конкретно анализе идет речь, и попросил перезвонить через полчасика, а он за это время постарается все выяснить.
За эти полчаса Филя, не вдаваясь в детали частной жизни одной учительницы испанского языка, нарисовал доктору портреты некоторых старшеклассников из московской гимназии, где учатся дети российской так называемой элиты. Антон Юлианович, что было заметно, слушать-то слушал, но мыслями был совсем не здесь, в своей лаборатории. И с нетерпением поглядывал на часы.
Наконец он не совсем вежливо прервал рассказ Агеева и занялся телефоном. Дозвонился. Выслушал не слишком длинное сообщение своего абонента и только один раз переспросил:
— Ты в этом абсолютно уверен? Ошибки быть не может? — после чего положил трубку на место и внимательно оглядел сквозь очки московских сыщиков: — Знаете, что я вам скажу?
— Доктор, позвольте? — перебил его Филя. — Вы не станете возражать, если я скажу, о чем сообщил вам коллега?
— Ну-ка? — Липинский с интересом взглянул на него.
— Он сказал, что никаких материалов для исследования от вас они не получали.
— Вы угадали это по моей реакции, вероятно?
— Никак нет, уважаемый Антон Юлианович, я к этому пришел несколько раньше. После вашего рассказа о схватке со следователем.
— Увы.
— А повторить анализы нельзя? В смысле начать сначала?
— Могу предположить, что он не оставил те мои материалы у себя. Это слишком серьезные улики. Против него… Нет, кое-что у меня все-таки осталось… Немного, но, может быть… Ах, какая гадость! Черт возьми, иной раз так и тянет назвать вещи своими именами, извините, молодые люди!
— Я, конечно, могу быть неправ, — сказал вежливо молчавший Голованов, — но мне представляется, Антон Юлианович, что вам в настоящий момент совсем не следует проявлять никаких инициатив по поводу данного факта. Вы ничего не знаете, не интересуетесь, вы свое дело сделали, а дальше хоть трава не расти! Иначе можете стать нежелательным свидетелем, понимаете?
— Вы что хотите этим сказать? — вдруг упрямо набычился доктор. — Вы думаете, что меня можно запугать?!
— Не думаю. Но пугать эти люди и не станут. Если на кон поставлены большие деньги, а, судя по всему, это именно так, пугать захочет только полный идиот. А там идиотов нет. Зато есть машины, под которые может совершенно случайно угодить человек, сам того не желая. Есть и множество других способов избавить себя от ненужного любопытства. Мне кажется, что дальнейший интерес к данному факту надо будет проявить исключительно нам. А если к вам пристанут: мы спросили, причем по телефону, мы не встречались. Вы сообщили, что отправили, мы сами по себе стали выяснять и вот к какому выводу пришли, понимаете?.. А говорите, будто вам удалось убедить этого… извините, чуть не выругался.
— Не надо, господа, у меня и у самого оставались сомнения, хотя я не был уверен, что он станет действовать столь наглым и беспринципным образом. Ну что ж, я не имею права требовать проведения новой экспертизы, это в компетенции следствия. Но я знаю, что сделаю с оставшимися материалами для исследования. И они уж не потеряются. Предпринимайте шаги со своей стороны, господа, и можете рассчитывать на мою помощь.
Они тепло распрощались, после чего сыщики отправились в прокуратуру.
Загоруйко им сразу не понравился. Не потому, что они заранее были настроены против него. Филиппу, к примеру, просто не нравились люди этого типа, «хиляки с претензиями» — так он их называл. Болезненно худые и невзрачные, переполненные постоянной завистью и жадностью, страдающие вечным нездоровьем на этой почве, они, как правило, полагаются разве что на собственную надменность либо хитрость. Вероятно, считая эти качества лучшей броней. Как бы не так! Ведь на всякую хитрую задницу, известно, что имеется? Да еще с винтом! То есть этот тип был ясен Филе. Загадки, во всяком случае, он не представлял.
Севе следователь не понравился тоже, но, понимая, что для уверенности должны быть веские основания, он не торопился. Здесь была другая обстановка, и нервы не нужны. Поэтому и разговор он взял на себя.
Удивлению Загоруйко не было предела. Еще бы, представители какого-то частного охранного агентства явились для того, чтобы ознакомиться со следственными материалами! Да кто вы такие, господа хорошие? Вы в своем уме? Что вы себе позволяете?!
Даже собственноручно написанное заявление Игоря Валентиновича Залесского на имя директора «Глории» Грязнова с просьбой провести частное расследование не остановило возмущения Ивана Ивановича. Хотя впечатление произвело-таки. Поэтому он немного стих, сменил тональность, но его просто покоробила последняя фраза заявления: «Указанный вами аванс в счет гонорара будет немедленно переведен на ваш расчетный счет». Вот ведь где главная несправедливость! Ты пашешь, как последняя
