успокоился. Все шло естественным чередом. И даже машину Алекс вполне мог вызвать, чтобы ехать к себе на хазу развлекаться с девицей – сколько раз уже так бывало. Сюда они тоже на такси приехали. Дмитриев себе такое частенько позволял. А его джип раскатывал при этом по Сочи – для конспирации. Когда только шеф вызов сделать ухитрился? Когда он в сортир выходил, что ли?
– Погоди, мастер. Что за вызов? – Телохранитель раздраженно поглядывал на коридор, ведущий к туалету, где застрял напарник, слишком много внимания уделявший испорченному костюму.
– Подать в двадцать три часа машину ко входу в «Орел». Заказчик Дмитриев. Адрес записан: на Пластунскую в конец куда-то...
Соответствовало. На улице Пластунской была одна из квартир хозяина. Думать за всех простому крепкому парню осточертело.
– Где машина?
– У входа.
– Как узнал, что Дмитриев здесь?
– У метрдотеля.
– Идем поглядим.
Он решил быстренько проверить машину и отвезти хозяина отсыпаться. «Как раз напарник выйдет – под руки донесем», – решил он.
Но сразу за стеклянной дверью ему в затылок уперся ствол.
Первый свой срок Лешка получил в шестнадцать лет за примитивный гоп-стоп, то есть уличный грабеж. В конце семидесятых в подмосковных Люберцах, где он родился и вырос, промышляло немало дворовой шпаны, выезжавшей «для серьезных дел» в зажравшуюся Москву. Кто специализировался на угонах автомашин, кто срывал с прохожих меховые шапки, кто обирал пьяных... Дворовая команда, где подвизался юный Алекс, как называли его приятели, выезжала «на дело» в те дни, когда на крупных столичных заводах выдавали получку. Значительная часть жалованья оставлялась московскими пролетариями в пивных и винно-водочных магазинах. А провести пьяного и беспечного клиента до темного двора или подъезда и обобрать его до нитки было для команды из трех-четырех человек делом техники. Некоторое время начинающим уркам везло, они входили во вкус, действовали наглее и все менее осторожно. И одним мрачным осенним вечером везение вдруг закончилось.
Суд определил мерой наказания пять лет лишения свободы, и Алекс отправился в знаменитую Костромскую ВТК.
На «малолетку» он заехал юным блатным романтиком, довольно скромным пацаном, пытающимся видеть в окружавших его арестантах только хорошее. Но по прошествии двух лет, в течение которых Дмитриеву исполнилось восемнадцать и его перевели на «взросляк», он стал человеком, отрицательно настроенным не только к администрации колонии, но и к человечеству вообще. Правда, блатным он не стал, поскольку романтики насчет уголовного мира в нем явно поубавилось. Предпочел отбыть срок «мужиком», но слыл путевым, к его мнению прислушивались даже авторитетные уркаганы. Алекс никогда не запарывал «косяков», то есть не совершал поступков, порочащих честного арестанта. При случае всегда был рад обмануть и ментовское начальство с его невыполнимым планом на промзоне, и «козла»-бригадира с его постоянными придирками и приписками.
Выйдя на свободу, он отправился в Адлер, где у доживающей свой век бабули со стороны матери был небольшой домик в частном секторе, который уже полгода спустя и достался единственному внуку в наследство. Кооперативная квартира родителей в Люберцах также оставалась за ним в случае их смерти. Бывший уголовник стал наследником недвижимости и в столице, и обладателем таковой на главном курорте страны. Но в те годы это еще ничего не значило.
Устроился домовладелец работать на бензоколонку, где сквозь пальцы посмотрели на его судимость. Работал без нареканий. Среди коллег числился суровым и нелюдимым: даже в дни выдачи зарплаты никому не составлял компании в выпивке. Не интересовался он и тусовочной курортной жизнью – концерты, рестораны и экскурсии его нимало не интересовали. Единственной страстью Алекса была теперь карточная игра, к которой юный Леша пристрастился еще в Костромской ВТК. В то время даже в Москве не было еще ни единого казино, профессиональных катал[9] пачками сажали якобы за мошенничество. В Сочи тоже шла охота на картежников, но Алекс обнаружил-таки спокойный катран, где собирались «игровые».
И везуха поперла. Он выигрывал много, хотя играл самозабвенно, запойно и, как ни странно, честно. Почти всегда. Случалось иногда жульничать, но лишь в том случае, когда за игорный стол попадал явный лох, которого сам бог велел развести.
Из-за карт Алекс и на вторую ходку пошел. Причем залетел не на самой игре. В очередной отпуск отправился он вдруг в родное Подмосковье – в один из домов отдыха. Вспоминал потом: чего поехал? И не находил ответа. Просто потянуло вдруг в среднюю полосу. Шлея под хвост попала. В первый же день познакомился еще с одним отпускником. А уже вечером они уселись играть в секу. И то ли судьба повернулась к Алексу задом в тот вечер, то ли мужик был крутым каталой, но проигрался Дмитриев в пух и прах. Однако отдал долг по обыкновению честно. Отыграл часть потерянных денег у других отдыхающих. Да и с первым соперником, который обобрал в санатории уже всех, кого можно, садился перекинуться пару раз по маленькой. С переменным успехом. А спустя две недели не удержался. И, уже покидая дом отдыха, позаимствовал у удачливого игрока тугой бумажник с деньгами и документами.
Арестовали его на следующий же день, в поезде на Сочи.
После десяти месяцев на бутырских шконках арестант по тогдашней 144-й статье Уголовного кодекса отправился на одну из многочисленных «лесных» зон в Коми АССР, где и пробыл почти четыре года...
Он и этот срок отмотал «мужиком», вкалывая до седьмого пота. Алекс подтвердил свою репутацию «путевого», правильного арестанта: он никогда не вступал в сомнительные сделки с администрацией ИТУ, никогда не сдавал кентов.
Никто так и не узнал, что всех, кого надо, честный «мужик» Алекс давно уже сдал...
– Где я? – Сознание начинало возвращаться к Дмитриеву, но окружающий мир еще плыл, покачиваясь, перед глазами.
– В изоляторе, гражданин Дмитриев. Вы были задержаны в ресторане «Орел» в состоянии тяжелого алкогольного опьянения, практически невменяемом. Поэтому, извините, вас пришлось приводить в чувство...
– Как задержан? По какому праву? На каком основании? – Алекс, проведя рукой по мокрым волосам, повысил голос, но даже это незначительное усилие отдалось болью в затылке. – И где мои сотрудники?
– Сотрудники ваши, точнее, телохранители ни в чем криминальном не подозреваются. Поэтому, вероятно, дают объяснения сейчас начальнику охраны, как же они не уберегли тело хозяина... Если не сбежали и не попрятались с перепугу.
– Вот суки!.. – Дмитриев снова болезненно поморщился. Он начинал соображать, что отключился не просто так. Охрану он уже заподозрил если не в пособничестве властям, то как минимум в бездействии. – Выйду – яйца поотрываю.
– Конечно. Право ваше, – согласился довольно молодой собеседник. – Вот только выйти будет непросто...
– Перестаньте! Или обвинение предъявляйте, как по закону положено, или скоро придется извиниться и отпустить.
– Вот и хорошо, что к вам вернулась способность мыслить логически, гражданин Дмитриев. Значит, мы можем начинать серьезный разговор, сиречь допрос. С протоколом – все, как полагается. Итак, я старший следователь по особо важным делам при генеральном прокуроре Российской Федерации. Фамилия моя Поремский. Вот санкция на ваш арест, гражданин Дмитриев. Вы обвиняетесь по статьям тридцатой и сто пятой Уголовного кодекса РФ в приготовлении к покушению на убийство и в убийстве гражданина Кригера Аркадия Исаевича.
– Кого?
– Журналиста Кригера, – терпеливо отозвался Володя. – Должен вам заметить, гражданин Дмитриев, что вопросы теперь буду задавать только я. Вы же вправе на них отвечать или хранить молчание. Но я рекомендую все-таки отвечать. Тогда суд, возможно, учтет вашу готовность помочь следствию. Итак, первый вопрос для протокола: назовите, пожалуйста, фамилию, имя и отчество...
