автодороги, доказывая, что это подъемный кран. В результате таможенникам удалось получить с владельцев бурильных установок дополнительно полтора миллиона рублей таможенных пошлин и платежей.
Техника была куплена российской стороной у известной австрийской компании и оформлена под таможенным кодом, соответствующим бурильным установкам. Получателю товара требовалось заплатить пять процентов таможенных пошлин и платежей от стоимости товара, то есть около двух миллионов рублей.
Однако ход событий принял неожиданный поворот. Сотрудники Петербургской таможни, невзирая на сопроводительные документы и нужные сертификаты, заявили, что ввезенная техника не является бурильными установками, а представляет собой не что иное, как подъемный кран. В соответствии с собственными выводами таможенники изъяли оборудование, отправили его на склад конфиската и составили протокол, что таможенные брокеры неправильно указали код. При этом получателю товара было заявлено: меняйте декларацию, оформляйте технику под другим таможенным кодом. Проведение бурильных установок под кодом подъемных кранов увеличило таможенные пошлины и платежи до четырех с половиной миллионов рублей.
В результате получателю ничего не оставалось, как заплатить таможне дополнительные деньги и переоформить бурильные установки как подъемный кран.
И не важно, что задержка уникальной техники на таможне обернулась убытками для дорожно- строительной компании и затягиванием сроков строительства кольцевой автодороги. Зато «бригада капиталистического труда» полковника Орехова, провезя свои товары без досмотра, получила несколько сот тысяч рублей на карманные расходы...
В общем, неплохо жилось, рассуждал полковник, лениво развалясь на диване. И если бы шеф в последнее время не стал требовать все больше и больше, можно было бы его командование терпеть и дальше. Неисповедимы все-таки пути человеческие. Кто еще год назад мог бы подумать, что своего босса – почти родного! – придется собственными руками?..
В общем, жадничать не надо – вот что. И на чужих девок зариться!
Орехова аж передернуло, когда он вспомнил, как собственными ушами слушал в наушниках специального приборчика, снимающего звуковую информацию по микровибрации оконных стекол в номере Альтовой, сладострастные стоны и вздохи. Поначалу сразу хотел вбежать и убить гада. Вместе с сучкой этой. А потом ничего. Даже понравилось. Даже возбудился, представляя себе фривольные картины... А месть отложил ненадолго. По плану-то оно еще приятней получится. Но все-таки, все бабы стервы – и говорить тут нечего. И Алка тоже стерва, несмотря на то что спортсменка и чемпионка. И сама она ведь не прочь оказалась с бойфрендом подружки закадычной перепихнуться. Но стоило Регинке налево намылиться – она уже тут как тут с доносом: Левочка, я тебе, как другу, по большому секрету...
Понятно, что Альтова ему не жена, не любимая – так... Ныне и на законную супругу пояс верности не очень-то наденешь. А тут взрослая баба. Свободная, в общем-то, если честно. А поди ж ты, все равно обидно до соплей. Так что за удовольствие, Славик, всегда приходится платить. А ты что думал?
Полковник вспоминал тот поздний вечер с улыбкой, как люди вспоминают обычно о завершенной тяжелой, но добросовестно проделанной работе. Сделать все оказалось не так трудно, как думалось поначалу. В тот вечер охрану Калачева осуществляли охранники ЧОПа, которое курировало подразделение Орехова. Полковник по просьбе Петра Семеновича Майстренко сам в свое время привлек это предприятие к сбережению в целости и сохранности тела начальника. Сам же и устроил так, что дежуривших в тот вечер бойцов Стецюка и Гайдамака будто бы невзначай подхватили под руки две проходившие мимо симпатичные путаны. Простодушные хохлы, недавно получившие лицензии телохранителей, посчитали, что в столь поздний час вряд ли кто-то попытается проникнуть к Калачеву. И большой беды не случится, если они спустятся с девчатами на часок-другой в круглосуточный бар, чтобы выпить холодного пивка...
Понятно, что, когда большая беда все-таки случилась, два любителя хмельного солодового напитка даже под пытками не признались бы, что отлучались со своих постов в двух противоположных концах коридора на четырнадцатом этаже элитного отеля. Поскольку пыток не предвиделось, следователи услышали от недобросовестных охранников только одно: никого из посторонних в момент происшествия в номере Калачева, которого они берегли как зеницу ока, не находилось...
Степанов тогда остался у двери калачевского номера «на стреме», а Орехов с Бочкаревым вошли к уже заждавшемуся их президенту РОК. Славик немного нервничал, но не оттого, что опасался предательства, а просто волновался за исход совещания в Москве, где решалось, быть или не быть ему президентом в очередной раз.
Самое смешное, что решение в самых верхах было принято все-таки в его пользу. В тот вечер Лева с Виталиком действительно привезли боссу новости о том, что он остается на посту еще на один срок. Хотя сами знали, что произойдет иначе. А сам Калачев даже не подозревал, насколько коротка будет его радость. Обмолвились тогда мужчины и о деньгах, но чека на огромную сумму милиционеры Калачеву так и не отдали – этот чек как раз и был их «заработной платой» за убийство.
Орехов умело забалтывал доверчивого Славу, а в это время Бочкарев зашел сзади и ударил его кастетом в основание затылка. Босс потерял сознание, а дальнейшее было уже делом техники...
Орехов за приятными воспоминаниями даже задремал на своем диванчике, но, всхрапнув, от собственного же храпа и встрепенулся. Нет, не время почивать на лаврах. Так ведь можно проспать все самое интересное на свете. А надо бы еще с новыми боссами обсудить одно намечающееся дело. Он пошарил рукой под собственной задницей, достал мобильный телефон и нажал цифру один.
– Слушаю вас, Лев Николаевич! – Официальный тон был вызван, скорее всего, наличием посторонних в кабинете Сухарева.
– Родион Иванович, у меня возникли кое-какие соображения по поводу того небольшого дельца, которое вы мне поручили спланировать. Когда я могу вам перезвонить? А еще лучше сразу к вам заскочить?..
– Мне друзья давние – Тюльпановы их фамилия – эту квартиру сдали. Они сейчас в Голландии на ПМЖ. Тюльпановы – в стране тюльпанов. Неплохой каламбурчик? – Невзрачный мужчинка с козлиной бородкой и в круглых, похожих на пенсне, очках застенчиво улыбнулся. – Саша, приятель мой, после защиты докторской диссертации получил приглашение работать в Королевском институте метеорологии. Волны в море изучает. Не знаю, зачем это голландцам. Вот уже лет десять друзья всей семьей там живут. Дом купили. Но квартира здесь осталась. Специально приезжали, чтобы приватизировать. Теперь у них кругом недвижимость. Буржуи! А я пока за имуществом присматриваю. Правда, одна комната под потолок мебелью заставлена. Но мне оставшейся за глаза хватает. Мне вообще-то и кухни хватает вполне. Вот ночами за компьютером сижу, кофе пью. А спать захочется – так я прямо на кушетке.
Галина Романова мельком огляделась. Овальный стол, на одном конце которого немытая тарелка с остатками гречневой каши, а на втором – включенный ноутбук. Кушетка, где вполне можно приткнуться, свернувшись калачиком. Над небольшим холодильником маленький телевизор на кронштейне. На тумбочке у плиты несколько пустых банок из-под кофе. Под ногами – из-под пива. Было похоже, что бывший муж Заславской действительно способен был прожить всю жизнь на этих двенадцати квадратных метрах. Галина мысленно себя похвалила за то, что не поленилась выехать к свидетелю. Вызов в прокуратуру, похоже, напрочь лишил бы этого интеллигента дара речи. А здесь он чувствовал себя на своей территории.
– Простите, Радек Васильевич, – начала она, слегка запнувшись на имени, казавшемся уменьшительным. Но обладатель его сразу это заметил и подбодрил:
– Не смущайтесь. – Он снова продемонстрировал такую улыбку, будто вот-вот собирался заплакать. – Это маманя меня таким имечком осчастливила. Она рьяной комсомолкой была, верила печатному слову, вечно сама письма писала в «Комсомольскую правду» – это, видно, я в нее такой писучий – и преклонялась пред светлым образом самого беспринципного коммунистического журналиста. Но Карлом называть не стала. Записала отчего-то Радеком. Впрочем, все меня зовут Радиком. И мне это даже нравится.
Он старался быть в речах небрежен, но про мать говорил с нежностью в голосе.
– Простите, Радек Васильевич. Я побеспокоила вас в связи с трагическим происшествием, случившимся с вашей бывшей супругой.
– Да, понимаю. Очень жаль Ларису. Она была великой женщиной. И я не обиделся даже, когда она от
