– В Останкино… По «ящику», что ли, выступать?… – Говорить Грязнову было все тяжелее, но все же он не удержался после очередного рискового виража Турецкого: – Ты когда за рулем последний раз сидел?!
…Человек в омоновской форме, погруженный в чтение бульварного чтива, прекрасно услышал крики Турецкого, но даже и не думал вставать. Во-первых, он не собирался наживать себе новые неприятности, а во-вторых, при отсутствии конечностей он мог только опуститься еще ниже.
Это был безногий Кирилл Ковалевский, раз и навсегда покинувший московское метро. В омоновской форме и в электричках ему лучше подавали. И делиться заработками он больше ни с кем не собирался.
А темный плащ быстро шел вперед по вагонам. Наконец он добрался до «головы» первого вагона и стал стучать в кабину. Не дождавшись ответа, отодрал дверь сам и приставил пистолет к виску машиниста, оказавшегося там в одиночестве:
– Не останавливаться!
– Но…
– Не останавливаться, или ты – труп. – Темный плащ схватил машиниста за ворот, одновременно засунув ему пистолет теперь уже в ухо.
– Но… я обязан остановиться на следующей станции, потому что… – Машинист пару раз заглотнул ртом воздух, как рыба на берегу.
– Дотронешься до тормозов – башку разнесу!
Турецкий вдруг с дикой силой ударил по тормозам, «БМВ» стал, подбросив Грязнова на заднем сиденье так, что он буквально заскрежетал зубами.
– Эй! – Турецкий выскочил из машины и замахал руками.
Оказалось, что он перерезал дорогу «скорой помощи» с бешено вращающейся сиреной. Из кабины угрожающе выкатился двухметровый лысый детина в белом халате со стетоскопом на шее. Эдакий русский Майкл Джордан.
– Носилки давай! – заорал на него Турецкий, размахивая пистолетом. – Вы ехали за ним!
– Чего?! – нимало не испугавшись, в ответ заорал русский Майкл Джордан. – За ним?! Это он, что ли, рожает?! Да?! Может, и воды уже отошли?!
– Да мне плевать, кто там рожает, забирай давай раненого, это начальник МУРа!
Санитары тем временем перекладывали Грязнова на носилки.
– Ничего, – прохрипел Слава, – я в порядке, поехали за роженицей. – Его уже укладывали в белый микроавтобус «мерседес», но вдруг, бросив мутный взгляд на работающую сирену «скорой», Грязнов останавливающим жестом поднял здоровую руку и снова разлепил губы: – Справа под твоим сиденьем лежит милицейская сирена… Он этот… землю… тот, что роет землю…
– Что же ты молчал?! – возмутился Турецкий, не обращая внимания на последние слова и немедленно выставляя сирену на крышу автомобиля, включая чудовищный вой и спонтанно перескакивая на максимальную скорость.
Турецкий вылетел на улицу с односторонним движением. И понял, что едет против общего потока. Но даже в это мгновение он не сбросил скорость. Зато перестал отрывать руку от клаксона вовсе. Вместе с ментовской Славкиной сиреной это производило просто небывалый шум. Турецкий вывел машину ровно по центру дороги, и поток встречных автомобилей, как русло реки, вдруг расщепился на два «рукава». Снова сто километров в час… сто десять… сто пятнадцать… Почти сто двадцать… На такой скорости резковато рулить все же было нельзя. Турецкий сбросил до восьмидесяти пяти и вывернул руль влево. Впереди показалась платформа. На ней кучками стояли потенциальные пассажиры. Значит… он обогнал поезд?! Турецкий посмотрел на часы: так и есть, прошло семь с половиной минут. Турецкий засунул руку с пистолетом в карман и вышел на платформу.
Через пятнадцать секунд послышался нарастающий шум электрички. Он нарастал и нарастал, но странное дело, было такое чувство, что частота, интенсивность движения не спадают. Люди на платформе заволновались: что, разве поезд не останавливается?!
Спустя еще десять секунд электричка пронеслась мимо. Турецкий растерянно проводил ее взглядом, а затем, изрыгая проклятия, снова бросился к машине. Благо, здесь вдоль самого полотна тянулось корявое шоссе.
…Через весь состав электрички из последнего вагона в первый быстро шли два отдыхавших до сих пор машиниста.
– Что случилось?! – испуганно кричали пассажиры. – Куда мы летим?!
– Не знаю, сядьте и успокойтесь, – отвечал еще не проснувшийся бригадир.
Наконец добравшись до кабины, он стал стучать в дверь:
– Семеныч, Семеныч, ты как там?
В это время Темный плащ продолжал ковырять Семенычу пистолетом ухо.
Турецкий сумел избежать лобовых столкновений, но не всех остальных. Переднего бампера у «БМВ» больше не существовало. Оба передних крыла были смяты. Впрочем, правый бок машины оказался изувечен гораздо сильнее, настолько, что, вполне возможно, с левой стороны Слава Грязнов еще смог бы узнать свой новенький автомобиль.
Турецкий вспомнил то, что видел полчаса назад на крыше. Темный плащ оставил винтовку – это могло свидетельствовать как о том, что это настоящий профессионал, так и дилетант. Справится ли с ним кабинетный работник А. Б. Турецкий? Даже смешно об этом думать. Вернее, некогда. Переваливая отметку скорости в сто двадцать пять километров в час, Турецкий был раскован как никогда. Его внутренний монолог был неудержим. Он жалел, что рядом нет его студентов или на худой конец диктофона.
Турецкий опять прилепил руку к клаксону, кое-как огибая все обгоняемые машины, но прямо перед собой он уже не смотрел, повернув голову влево и пытаясь разглядеть среди десятков людей, заметавшихся
