Но охранник, оказывается, не желал ее смерти, он просто забыл впопыхах об освещении, озабоченный вызовом «неотложки» для своей напарницы. Через несколько минут он принес настольную лампу, благо в этой келье нашлась розетка.
Барышня– стена, естественно, больше не появлялась. Теперь Катю «обслуживал» только помрачневший «Антуан», и тот постоянно был начеку, фиксировал каждое ее движение. Жил ли в доме постоянно еще кто-нибудь? Иногда она слышала, как по двору кто-то ходит, приезжают и уезжают машины, кто-то разговаривает, но ни один из голосов не показался ей знакомым, и о чем говорили, разобрать тоже было невозможно.
Разумеется, зажигалку у нее отобрали, а все остальное и так осталось в «первом заключении», и она с сожалением вспоминала ванну и мягкие кресла. Может, и не стоило бежать? Сидела бы себе, книжки почитывала, повышала культурный уровень, жирок завязывала…
Часы, кстати, у нее тоже отобрали, и Катя уже не могла с уверенностью решить, сколько времени она здесь находится… Очевидно, никто ее не ищет, а если и ищет, то не находит. Определенно нужно еще раз попытаться сбежать. О том, что будет в случае, если ее снова поймают, Катя даже думать не желала. Новый побег должен был получиться во что бы то ни стало. К сожалению, теперь пришлось обойтись еще более скудным набором еще более невинных предметов, чем в первый раз. В ее распоряжении были кушетка, постельное белье, настольная лампа и голова на плечах, которой и предстояло сообразить, как из вышеперечисленной муры создать ловушку для сильного мужчины, который к тому же неусыпно бдит.
На разработку плана вместе с репетициями ушло шесть часов. Катя приноровилась ставить кушетку на попа практически бесшумно, правда, сбросила при этом килограмма три, не меньше, но это ведь только на пользу, «на свободу с тонкой талией», – с удовольствием перефразировала она известный афоризм. И наконец, почувствовала, что морально готова к бою.
Для побега было выбрано вечернее время, сразу после ужина. Во-первых, в доме, возможно, будет меньше народу, чем днем, а во-вторых, «Антуан» подустанет, а потому шансы переиграть его в скорости несколько увеличатся.
Наконец верный охранник принес еду (еще теплый картофель-фри, несколько сардин в масле, соленый помидор, не слишком свежие булочки и горячий кофе), буркнул «спокойной ночи» и удалился, мечтая предположительно о теплой постельке. Как только его шаги стихли в конце коридора, Катя сняла с пальца колечко с маленьким изумрудом (подарок Эльдара на годовщину «их отношений») и продела в него носовой платок. Не выключая настольную лампу из розетки, она вывернула лампочку и опустила кольцо в патрон. Посыпались искры, и полоска света под дверью исчезла. Катя немедленно принялась орать несколько ненатуральным голосом:
– Антуан, Антон, Энтони!!! Что случилось?! Мне страшно…
– Иду, – через некоторое время недовольно отозвался тот, и через полминуты повернул ключ в замке.
Широкоплечая фигура выросла на пороге, и в этот момент Катя опрокинула на него кушетку, уже находившуюся в стойке на попа. Он вскрикнул, но не упал, Катя решительно саданула его каблуком под коленку, и когда Антуан-Антон-Энтони наконец свалился, кушетка грохнулась сверху. В этот момент зажегся свет. Катя бросилась вон из комнаты. На этот раз она не побежала к гаражу, а направилась в глубь дома.
Нужно было найти входную дверь или в крайнем случае подходящее окно, из которого можно выбраться во двор.
Первая комната, в которую она вломилась, оказалась спальней, и в ней худенькая пожилая женщина перестилала чью-то постель. Она вытаращилась на Катю, приоткрыв рот, и прижала к груди скомканную простыню, покрытую сложным цветным рисунком.
– Извините, – вежливо кивнула Катя и помчалась дальше, а вдогонку ей летел истошный вопль.
Следующая комната была кабинетом с гигантским письменным столом, тяжелыми книжными шкафами и развешанным по стенам оружием, правда ружей здесь не было, зато Кате удалось дотянуться до обнаженной шашки, очевидно, еще времен гражданской войны, а заодно она прихватила коротенький кинжал и сунула его за голенище сапога.
Теперь окно. Прекрасное, замечательное, чудесное, безо всякой решетки окно!
Катя изо всех сил рванула на себя раму, но она не поддавалась. Шпингалет заело. Поковырявшись в нем шашкой, Катя убедилась, что это надолго. Тогда она выскочила из комнаты и рванулась к входной двери.
Но там с ехидной ухмылочкой стоял незнакомый тип кавказской наружности, украшенной двумя резаными шрамами на левой щеке, и постукивал пистолетом с глушителем о ладонь свободной руки.
– Шашку брось, да… – лениво произнес он противным скрипучим голосом и чуть-чуть приподнял пистолет, целясь Кате в грудь. Ей опять не повезло.
В прихожую, прихрамывая и держась за плечо, вошел «Антуан» и наотмашь ударил ее по лицу:
– Еще раз попытаешься сбежать… и… Я за себя не отвечаю.
– Астынь, да, – успокаивал его второй джигит-охранник, – пайды лучше пригатовь для дэвушкаы номер-люкс, да?
«Антуан» ушел, а второй прочитал Кате динамичную лекцию о том, что калечить людей большой грех, а за грехи приходится платить и так далее и тому подобное.
Потом у нее отобрали кинжал, не потому, что сами догадались ее обыскать, а потому, что впечатлительная старушка пожаловалась, что его нет на месте.
ОСЕТРОВ
19 февраля, вечер
Сафронов пребывал в приподнятом настроении. Общими усилиями они все-таки вытащили Кроткова из дерьма. «Действительно, что бы мы без Бойко делали, – думал он, – а с другой стороны, что бы он без нас делал? Коллективный разум великая вещь». Последний штрих на полотно «Свободу Василию Кроткову!» в данный момент наносил «корейский народный следователь», занимаясь поисками дубликата аудиозаписи.
