после его исчезновения один из сотрудников мужа рассказал ей, что оказался свидетелем убийства.
Турецкий недоверчиво присвистнул.
– Да-да. Он якобы задержался на работе дольше обычного и видел, как к шефу вошли несколько человек весьма сомнительной наружности. Подозревая неладное, он решился послушать, о чем говорят посетители с директором. К кабинету примыкала смежная комната, откуда было удобно наблюдать за происходящим.
Посетители недвусмысленно и настойчиво требовали денег, а Гнедковский, очевидно заручившись чьей-то поддержкой и уверенный в собственной безопасности, предложил им убираться подобру-поздорову и пригрозил вызвать охрану. Тогда старший среди рэкетиров, некто… – Грязнов сделал паузу и сильно затянулся, – Кротков, которого наш рассказчик уже несколько раз встречал в офисе, застрелил директора без дальнейших разговоров. Судя по звуку, пистолет был снабжен глушителем. После чего гости нахлобучили на простреленную голову Гнедковского шапку, протерли кровь на полу и вынесли труп под руки через служебный вход.
– И что же свидетель?
– Сообщить в милицию о происшедшем сразу он побоялся, но на следующий день, когда выяснилось, что еще двое человек видели, как неизвестные затаскивали в машину бесчувственного директора, решился дать показания. Тем не менее следователь районной прокуратуры, ведущий это дело, заявил Гнедковской, что упомянутый свидетель – человек, психически неуравновешенный и склонный к мистификации, – в настоящий момент с приступом белой горячки уже находится в больнице Кащенко!
– Странно, почему не Гиляровского, – пробормотал Турецкий.
– Что? А, ну вот. Остальные же свидетели, говорит ей следователь, не могут утверждать достоверно, видели они именно ее мужа или нет и был ли человек, которого заталкивали в машину, мертв или просто пьян. В их свидетельских показаниях полно противоречий, и, скорее всего, они попали под влияние психопата. Таким образом, оснований для возбуждения дела об убийстве нет! А муж ее, возможно, не сегодня завтра объявится живой и невредимый! Гнедковская, конечно, забилась в истерике. Короче, с большим скрипом дело возбудили, но не по факту убийства, а по факту исчезновения!
– А свидетель?
– Выйдя из клиники, от своих показаний отказался в принципе и исчез из поля зрения Гнедковской, всячески избегал встречи с ней, а спустя неделю уволился и отбыл из Москвы в неизвестном направлении. Такие дела. А когда я изучил дело Гнедковского, никаких следов на показания очевидцев убийства в нем не обнаружил.
– Нужно немедленно снять все показания по новой.
– Уже. Я дал команду своим оперативникам, и тут же выяснилось, что упомянутый вдовой сотрудник ее покойного супруга два дня назад вернулся домой после почти годового отсутствия, вроде бы пребывает в здравом уме и твердой памяти и вновь горит желанием помочь следствию. Кстати, то же похвальное стремление наблюдается среди прочих участников тех событий: такое впечатление, что у всех единовременно наступило просветление в головах… Вот еще, смотри какая хреновина. Рапорт номер четырнадцать.
– Почему четырнадцать?
– Потому что до этого я прочитал уже тринадцать. '…Склад, расположенный на Каспийской улице, 14, штурмовали два подразделения московского ОМОНа. Причиной этого был расположенный на территории склада подпольный разливочный цех по производству левой водки, а поводом послужил анонимный звонок, в котором не пожелавший назваться радетель о здоровье россиян сообщил, что на территорию склада регулярно въезжают спиртовозы и грузовики со стеклотарой, а из склада постоянно вывозится водка местного разлива. Причем аноним не был голословен: он назвал номера машин, обслуживающих нелегальное производство, и бросил трубку. Затем, во втором звонке с интервалом в двенадцать минут, – количество постов охраны и на третий раз, спустя девять минут, – график дежурств, что впоследствии полностью подтвердилось. Немудрено было выяснить, что все звонки производились из разных телефонов- автоматов из Московского метрополитена.
Для штурма выбрали момент прибытия очередного спиртовоза. Когда ворота открылись, группа омоновцев под прикрытием цистерны ворвалась во двор. Охранники успели среагировать и открыли огонь из автоматов «узи», но в перестрелке оба были убиты.
На шум стрельбы из помещения выскочили еще четверо с автоматами и, увидев, что имеют дело с превосходящими силами противника, забаррикадировались в полуподвальном помещении, отстреливаясь из окон. В это время вторая группа ОМОНа пробилась на территорию через заднюю стену, охранники, дежурившие по периметру, были задержаны. Трое омоновцев поднялись на крышу и через люк забросали помещение гранатами со слезоточивым газом. Однако автоматный огонь из окон не прекращался, охранники, надев неизвестно откуда взявшиеся противогазы, продолжали отстреливаться. Когда патроны у них закончились, пустили в ход гранаты. Одна попала в кабину спиртовоза, раздался мощный взрыв. Горящий спирт залил двор. Омоновцы были вынуждены отступить, но и бандитам пришлось оставить укрытие. В помещении склада находилось, по меньшей мере, несколько тонн спирта, грозившего в любой момент воспламениться. Преступники решили пробиваться через крышу, где и были задержаны.
После того как пожар был потушен, омоновцы осмотрели склад и обнаружили двенадцать тонн спирта- сырца, полностью автоматизированную линию голландского производства по разливу водки, этикетки для водочных бутылок пяти разновидностей, пачки фальшивых накладных и троих перепуганных рабочих цеха, которые во время перестрелки забились в бункер бомбоубежища, находящегося непосредственно под зданием склада.
На первом же допросе задержанных выяснилось, что подпольный цех действовал под домодедовской эгидой…' Ну, что скажешь?
Ответ у Турецкого был уже готов:
– Кто-то целенаправленно сдает домодедовскую группировку.
– А я-то тут при чем?! – законно возмутился Слава.
– Пока остается хоть какая-то вероятность того, что с дочерью Уткина свели счеты домодедовские бандиты, а значит, вполне возможно, и с ним, нам придется копаться в этом дерьме.
26 февраля, вечер
Слава не любил авралов и, когда они все же случались, впадал совершенно в несовместимое с
