придется по вкусу и данный напиток, и южная щедрая закусь...
Но идее Гордеева не суждено было дойти до логического конца.
Пока он освобождал от личных вещей свою сумку, чтобы наполнить ее дарами Салмана и его братвы, зазвонил мобильник. Что поделаешь, можно ведь отвечать односложно.
– Слушаю, Гордеев.
– Добрый вечер, Юрий Петрович, это Наталья Павловна, – сухо и сдержанно сказала Толмачева.
– Очень рад слышать вас снова... – Гордеев поймал себя на слове и не назвал ее по имени. – Извините, я в гостинице. Понимаете?
– Отлично понимаю. Я долго думала сегодня, Юрий Петрович, о нашем с вами разговоре... – Возникла пауза, словно она не знала, как продолжить рассказ о своих размышлениях: с момента встречи действительно прошло больше половины дня. Вот так сидела, значит, и думала?
– Да-да, – деловым тоном как бы подтолкнул ее адвокат. – Я чувствую, что, вероятно, многое из важного осталось за бортом, не выяснено до конца. Опять же и время... Вообще-то я мог бы...
Он не сказал, что «мог бы», пусть сама догадывается. Тем более что, кажется, о том же самом размышляла сейчас и она.
– В самом деле? – словно обрадовалась Толмачева. – Может быть, вы сочтете это не совсем удобным для себя... Хорошо, запишите адрес... – Она как-то быстро и неуверенно продиктовала свой адрес и добавила: – Уже поздно, вообще-то говоря, темно, даже не знаю, как вы отыщете, да и стоит ли?..
– Не беспокойтесь, – твердо заверил судью Юрий, – я легко ориентируюсь.
– Ну разве что... – вздохнула она, вложив в свой вздох и растерянность от неожиданно, видно, принятого ею решения, и от сожаления, что оно уже как бы принято и пути назад отрезаны.
«Юра, – сказал себе Гордеев, – открывается замечательная возможность решить одним махом сразу все проблемы. Совершить подвиг. И ты просто обязан кинуться на амбразуру!»
После этого он шустро покидал в сумку большую часть южных даров – Филя не обидится, ему еще немало останется, – сунул пару бутылок коньяку и отправился на подвиг. Позвонив Филе, чтоб сегодня не ждал – у него срочное дело.
В холле встретился глазами с Салманом, улыбнулся ему и прижал благодарно руку к сердцу. Тот ответил важным и достойным кивком. «Экий на меня нынче спрос!» – уже на улице рассмеялся Юрий Петрович, останавливая частника.
Глава семнадцатая
ВЫИГРЫВАЕТ ДОСТОЙНЫЙ
Ему показалось, что она как пришла с работы, так и не раздевалась. В том смысле, что оставалась все в том же строгом темном платье, которое ей, кстати, очень шло. В нем она выглядела явно моложе своих сорока с чем-то там, если не пятидесяти. Во всяком случае, фигура у нее была хоть и полноватая, но подтянутая и совсем не рыхлая. Молодец баба, держит себя в форме.
И большая ее квартира, куда Гордеев проник, словно шпион, со всеми предосторожностями, стараясь не привлекать к себе внимания людей во дворе, консьержки у лифта, даже пешком поднялся на восьмой этаж, чтобы не ждать кабину внизу, ему тоже понравилась. Был в ней и своеобразный уют, и незагроможденность пространства лишней мебелью.
– Вы привезли материалы? – сразу спросила Наталья Павловна, как бы заранее пресекая любые неслужебные поползновения.
– Так точно, ваша честь, – улыбнулся ее суровости Юрий. – Сразу доставать?
– А вы что-то еще собирались делать? – усмехнулась она и подозрительно посмотрела на него.
– Я?! Помилуй бог! О чем может думать мужчина, когда ему звонит женщина и приглашает навестить ее по делу! Конечно, о необходимых документах! – Гордеев поднял с пола свою сумку, раскрыл молнию и сыграл изумление: – Ой, что это? Откуда?
Сумка была полна фруктов, из которых торчали горлышки бутылок.
– Вы, вероятно, еще куда-то собирались сегодня? – уже с откровенным сарказмом заявила Наталья Павловна.
– Да нет же! Вот ведь папка с документами!
Все-таки они молодцы с Филиппом. Не зря сняли копии со всех материалов!
Папка была торжественно вынута из сумки и с той же серьезностью передана в руки верховной белоярской судьи.
А что касается остального содержимого сумки, то Гордеев нахально, не спрашивая разрешения, прошел на кухню, где обе бутылки поставил на холодильник, а фрукты просто высыпал на стол. Бесцеремонно, как у себя дома. На недоуменный взгляд хозяйки пояснил:
– У вас же наверняка нет времени таскаться по базарам. А у меня здесь обнаружились нечаянно старые знакомые, которые, зная и мою вечную занятость, не сочли за труд снабдить меня всей этой красотой.
– Интересно, что ж это за знакомые такие?
– А это, знаете ли, связано, к сожалению, с профессией. Вот вы, к примеру, отправляете людей, куда им следует отправиться. А мы, адвокаты, и я в том числе, помогаем им избегать такой участи. Вы совершаете, конечно, более справедливое дело, а помнят и благодарят почему-то больше нас. Как говорил один мой приятель – великая несправедливость судьбы. А что поделаешь? Вот и встретился один из тех, кого я выручил в свое время. Я его не узнал, а он, оказывается, запомнил. Он мне благодарен, я ему. Так и живем. – Гордеев с грустью посмотрел на хозяйку. – Только учтите, фрукты немытые.
– А это вы зачем привезли? – Она показала на бутылки.
– Подумал, что вдруг вы пожалеете командированного и захотите его чайком угостить.
– Так чаем же, а не...
– А по такому холоду чай очень хорошо коньячком разбавлять. Самую малость. Не пробовали?
«Ну давай же, давай, расслабляйся понемногу! Хватит держать себя в шорах! Ты ведь женщина, а не только судейский работник...» – мысленно уговаривал Толмачеву Гордеев.
– Ладно, оставим пока... Пройдемте в комнату! – Сказано это было таким тоном, будто Гордеева приглашали в камеру пыток. Уж лучше бы сказала тем же тоном: пройдемте в койку! Куда больше пользы делу!
В самой большой комнате, которая, вероятно, называлась здесь гостиной, стоял стол под тяжелой скатертью и вполне современные резные стулья. Наталья Павловна отодвинула один из них, села, жестом пригласила сделать то же самое и Гордеева, после чего раскрыла папку и стала читать собранные материалы.
– У меня, к сожалению, здесь нет показаний подозреваемого в убийстве, как не имеется и актов проведенных экспертиз, следователь Антон Антонович Сериков не разрешил мне делать выписки. Ну, это в конце концов его право. Или прихоть, как хотите...
– Я их видела, – походя заметила Толмачева, быстро, но внимательно, в общем, очень профессионально проглядывая бумаги.
Пока она читала, листала, снова к чему-то возвращалась, Гордеев от нечего делать принялся рассматривать комнату. На стене, над стареньким пианино, висел портрет в деревянной черной рамке. На фотографии был изображен подполковник средних лет с несколько угрюмым взглядом. Видно, был он высокий и очень худой. Щеки втянутые, будто у туберкулезника. Вспомнил историю пропажи мужа Толмачевой. Так вот каким он был, этот несчастный мужик? Не шибко симпатичный.
Заметив его интерес к фотографии, Толмачева сказала:
– Это мой муж... Его нет.
– Я знаю, – тихо ответил Юрий Петрович.
– Да, у нас все абсолютно всем известно. – Она вздохнула.
– Терпеть не могу обсуждать людей, которых не знаю, но... по-моему, он был угрюмым человеком. Не так? Или ему в чем-то не повезло.
– Вы правы... – сказала она, переворачивая очередную страницу.
В чем конкретно прав – неважно. Главное, совпали взгляды.
Наконец настал момент, когда Наталья Павловна перевернула последнюю страницу, подумала и закрыла папку.
– Здесь много эмоций... – сказала она.
