сильных мира сего.
– Трудненько будет, – хмыкнул в трубку Голованов, – однако где спецназ не пропадал. —
И тут же: – Выходит, зря мы тогда Макса фэйсом о тэйбл?
– Выходит, зря, – вынуждена была согласиться с ним Ирина Генриховна. – Кстати, Максим тогда не только об этих двух темах говорил, если я не ошибаюсь, он упомянул и о каком-то интервью, где Толчев сказал, что готовит сейчас бомбу для общества?
– Да, что-то похожее он говорил, – подтвердил Голованов. – Но что точно... Думаю, лучше будет, если позвоните Максиму. Кстати, он сейчас дома, я только что с ним говорил. И еще... Агеева подключать?
– Думаю, не надо. Пускай отрабатывает версию Толстопятова. С этим журналистом тоже далеко не все ясно.
Удивленный телефонным звонком Турецкой и, видимо, еще не отошедший от «нанесенной ему обиды» компьютерный бог почти дословно воспроизвел слова, на которых он споткнулся, когда делал распечатку с последним интервью Юрия Толчева:
В о п р о с: «Какой очередной взрыв в обществе он (Толчев) готовит на этот раз?»
О т в е т: «Пока что это секрет, так как еще не до конца обработан и проверен собранный материал, но если говорить вообще, то эта бомба коснется людей в белых халатах, но с грязными руками».
– А там нет уточнения относительно белых халатов и грязных рук? – спросила Ирина Генриховна.
Не было не только уточнений, но даже какого-либо намека на расшифровку этой фразы.
Поблагодарив Макса, Ирина Генриховна опустила трубку на рычажки и с силой сжала голову руками. Мысли растекались по версиям, вариантам и возможным предположениям, как вода по древу, и она, понимая, что уже ничего путного родить не сможет, резко поднялась с «уголка» и прошла в комнату, где Турецкий кайфовал перед телевизором, одновременно разгадывая кроссворд.
– Балдеешь? – поинтересовалась она.
– Тупею.
– Тогда нечего его вообще включать.
Она выключила телевизор, однако, увидев, каким стало лицо мужа, произнесла негромко:
– Помоги, Саша. Мозги плавятся.
– Так оставь до утра, – посоветовал мудрый, как чукотский шаман, Турецкий. – Сама ведь знаешь, утро вечера мудренее.
– Оставила бы, – вздохнула Ирина Генриховна, – да не могу.
– Что, зудит? – удивился он.
– Хуже.
– Тогда выкладывай.
Она пересказала ему сначала телефонный разговор с Головановым, затем с Максом и замолчала, ожидая реакции мужа.
– М-да, – пожевал губами Турецкий, – оставил Толчев задачку.
Ирина Генриховна невольно напряглась.
– Ты думаешь, что весь криминал содержится в материалах о красавицах, из которых делают секс- рабынь, и высокопоставленных любителях детского тела?
– Считай, что это отработанный материал, – поморщился Турецкий. – И убивать репортера только за то, что он коснулся этих тем, глупость. Поверь, мы все-таки живем в России, а не в Азии, где могут за подобную публикацию и головенку оторвать. А вот что касается «людей в белых халатах»... да тем более что тема находилась еще в работе и не попала на страницы газеты, это может быть серьезно.
– Ты думаешь, что кто-то решился даже на двойное убийство, лишь бы не дать Толчеву опубликовать свой материал?
– Я пока так не думаю, – пожал плечами Турецкий, – я просто рассуждаю. А если добавить к этому еще и тот факт, что кто-то рылся неоднократно в мастерской Толчева...
– Искали тот самый не обработанный еще материал, о котором в своем интервью упоминал Юрка?
– Bот именно, – согласился Турецкий. – По крайней мере, в этом есть своя логика.
– Знать бы только, что это за бомба такая, – уныло произнесла Ирина Генриховна. – А то ведь... пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что.
– А редакция, в которой работал Толчев? – напомнил Турецкий. – Там ведь должны знать, что именно готовят к печати их сотрудники. Тем более такой мэтр, как Толчев. И еще...
Он задумался и смешливо почесал переносицу.
– Ты ведь утверждала, что Толчев наконец-то прозрел, можно сказать, одумался и почти вернулся в семью, к Алевтине.
– Ну!
– Значит, они опять, как два голубка, коротали на пару долгие зимние вечера и...
– Не ерничай!
– Ладно, насчет голубков беру свои слова обратно, но относительно всего остального ты все же подумай... Если он действительно готовил какой-то серьезный репортаж к печати, который тем более должен был разорваться как бомба, то он не мог не проговориться об этом своей Алевтине. И думаю, что если ты сможешь по-настоящему раскрутить ее, то она припомнит все, что рассказывал ей Толчев.
Ирина Генриховна слушала мужа и думала, какая же она в принципе еще дура, если своими собственными мозгами не могла дойти до такой простой истины.
Глава четырнадцатая
Когда Ирина Генриховна ехала к Алевтине, она почти не надеялась на то, что ее подруга сможет вспомнить что-либо конкретное и тем более дельное, связанное с работой Юры, однако, когда они ополовинили бутылку красного итальянского вина, а дети умяли по куску торта, хозяйка дома немного оживилась и после наводящих вопросов, которые подбрасывала ей гостья, стала припоминать то немногое по работе Толчева, что он рассказывал ей за этим самым столом на кухне.
Вспомнила и про «грязные руки» людей в белых халатах, о которых он упомянул в интервью, что дал знакомому корреспонденту какой-то «левой» газеты. В тот вечер он приехал к ней, будучи в хорошем подпитии, выложил на стол триста долларов (на детей), выгрузил горку продуктов, без которых он никогда не приезжал к ней, и, когда выгружал из сумки мясо, завернутое дополнительно в газету, разгладил эту газету ладонью и показал на столбец своего интервью. Мол, добился твой муженек ступеней славы, у него теперь даже интервью берут.
Она пробежала глазами этот столбец и тут же спросила, что это за бомбу такую он готовит, которая заставит всколыхнуться общество. На что он хмыкнул да сказал буквально следующее: «Слышала, наверное, о стволовых клетках и о клонировании человека?» – «Не дура, поди», – обиделась на него Алевтина. «Так вот об этом и будет мой репортаж. Причем не один репортаж, а целая серия. И когда он появится на свет божий, а депутаты Госдумы сделают соответствующий запрос в соответствующие инстанции... В общем, Алька, или грудь в крестах, или голова в кустах. Но одно могу сказать точно: бомба будет такая, что кое-кому мало не покажется».
– А не боишься? – спросила я его тогда.
Видимо вспомнив своего Толчева, каким он был в тот момент, Алевтина хлюпнула носом и закрыла лицо руками.
– И что Юра? – напомнила о себе Ирина Генриховна.
Алевтина отерла ладошкой выступившие на глазах слезы и как-то очень мягко улыбнулась:
– Ты что, не помнишь Юру? Так и сказал: «Волков бояться – в лесу не сношаться».
М-да, в этом был весь Толчев.
Когда была допита бутылка вина, поверх которого неплохо лег ликер «Старый Таллин» с кофе, и пора было прощаться, Ирина Генриховна вновь перевела разговор на работу Толчева и как бы ненароком спросила:
– Слушай, а где Юра хранил свою съемку и те записи, которые он делал по ходу съемки?
– Да как тебе сказать? – пожала плечиками Алевтина. – Часть дома, то есть здесь, а часть в мастерской. Ты же сама видела, какие шкафы да полки он там наворотил. Так что весь архив, считай, там лежит.
– Это архив. А самые последние репортажи? Те, которые он делал, когда вы?.. – Она попыталась
