Трофимов глянул на часы:
– Можем опоздать. – Он прибавил газ. – В общем, тупик – полный. Малахов лично занимался многими делами. И врагов у него, я полагаю, хватало. Но ничего конкретного у нас на них нет, мотивы отсутствуют. Надо искать этих его приезжих приятелей. Но как?! Уму не постижимо. Никто про них ничего не знает. Все приятели Малахова – наперечет. Сидим тут как идиоты, думу думаем.
– А кто теперь будет начальником уголовного розыска?
– Боюсь, что я, – признался Трофимов. – Пока что исполняю обязанности. Сто лет он мне был нужен, этот геморрой. Я что-то не то сказал?
– Какими делами последнее время занимался Малахов?
– А вы были с ним знакомы? – прищурился Трофимов.
– Отчасти, – соврал Турецкий, сам не зная зачем.
– Ну тогда вы знаете, что его никогда не хватало на что-нибудь одно. Вот информация по этому поводу, я специально захватил. – Он протянул Турецкому папку. – Дело о большой партии наркотиков из Таджикистана... Похищение помощника личного представителя президента... Пожар в гостиничном комплексе... Пропажа тринадцати фильмов из программы кинофестиваля...
– Кинофестиваля? – удивился Турецкий. – Это так важно?
– А как же. Из всех искусств для нас важнейшим является оно. Это же политика. А фильмы пока что не найдены. Скандал разгорелся приличный.
Они проехали мимо украшенного бесконечными рекламными щитами зимнего театра. «Кавказский пленник», «Ревизор», «Тот, кто нежнее»... Перед ним стояло слишком много машин, преимущественно иномарок, суетились десятки людей. Очень странно, но буквально все их физиономии показались знакомыми. Играла музыка.
«Жара, – подумал Турецкий, – это все жара».
– Сегодня открытие, – объяснил Трофимов, – «Кинотавр», международный кинофестиваль, разве вы не слышали? Янковские там, рудинштейны всяческие.
– И что, среди этих тринадцати, – усмехнулся Турецкий, – были хорошие фильмы?
– Голосуй! Или проиграешь! – вдруг сквозь сон сказал Грязнов.
– Я знаю, что такое работать в Москве, – сообщил Трофимов. – Все вокруг начинают казаться преступниками. Но поверьте, и у нас здесь сейчас это недалеко от истины. И встревать в их дела иногда себе дороже.
Турецкий совершенно искренне согласно кивнул. Потом спросил:
– А как насчет леса?
– То есть?
– Где охотился Малахов. Прочесали? Там вполне могло что-то остаться. Разве не ясно, что нужно проследить путь – как он выполз на дорогу?
– Это же огромное пространство. Туда надо полк солдат закинуть, чтобы что-то найти! Не говоря уже о том, что дождь в тот день сильный был, вряд ли что сохранилось.
Турецкий пожал плечами:
– Дождь дождем. Значит, придется отправить полк.
Трофимов довольно потер руки:
– Чего нам тут всегда не хватало, так это московского размаха.
– На особенный разгул не рассчитывайте, но в меру пошерстить все придется.
– С вашим приятелем пошерстишь, – снова ухмыльнулся Трофимов, кивнув на Грязнова.
– Об этом не волнуйтесь. Он еще свое слово скажет.
Джип уже давно выехал за город. Море было все время справа. Казалось, цивилизация осталась далеко позади. Дикие каменистые пляжи, прозрачно-чистая вода. Но уже через пятнадцать минут показался первый волнорез. Пляжи теперь были небольшие – через каждые сорок метров они разделялись двухэтажными бетонными понтонами. «Грибки» от солнца, раздевалки, душевые, спасательные и лодочные станции. Было очень жарко. Ленивые отдыхающие нехотя вносили себя в воду и оставались там надолго.
– Между Сочи и Адлером есть такое местечко – Бургас, – сказал Трофимов.
– Болгарское вроде бы слово?
– Ага, болгары когда-то отстраивали нам побережье. Многие даже жить здесь остались... Вот на тамошнем кладбище у Малаховых – семейные могилы. Через пару минут мы будем на месте.
Грязнов проснулся. В нескольких шагах от него стоял гроб с покойным. Турецкий с Трофимовым уже вышли из машины.
Турецкий смотрел на серое лицо человека, который, возможно, предчувствуя свою гибель, еще две недели назад просил прислать следователя-«важняка» из Москвы. Широкие скулы, приплюснутый нос, тяжелый подбородок, уши плотно прижаты к голове – лицо боксера, в любой момент готового к схватке.
«Но уже поздно, – подумал Турецкий. – К несчастью, для тебя, мужик, все уже закончилось».
Удивляло, что Малахова хоронили как мирного, штатского человека.
Невдалеке, на дороге, стояло полтора десятка машин, хотя людей на кладбище было не так уж и много. Местные власти представлял вице-мэр. Начальник городского управления МВД полковник Самсонов пожелал удачи Турецкому и Грязнову и уехал прежде, чем панихида завершилась. Многочисленную семью Малахова – жену, четверых детей, двух братьев, сестру и тетку – окружали сослуживцы, подчиненные убитого начальника уголовного розыска. Всех их Трофимов тихо называл Турецкому и Грязнову по именам. Присутствовало еще несколько молодых мужчин, про которых трудно было что-либо сказать, кто они, Трофимов их не знал.
Турецкий обратил внимание, что о заслугах Малахова, как обычно принято в таких случаях, практически не было сказано ничего. Но говорили при этом много и явно искренне о чисто человеческих качествах полковника: его дружелюбии, честности, мужестве и так далее. Отметили, что незаменимых у нас, конечно, нет, но, похоже, это именно такой случай, в человеческом, личном плане. Сказали, что память о таком человеке не может не остаться навсегда. Вице-мэр добавил:
– Иван Сергеевич Малахов был человек во многом уникальный. К несчастью, трагическая нелепость оборвала эту достойную жизнь в самом расцвете.
«Да уж, – подумал Турецкий, – три пули – это, конечно, нелепость».
– ...А ведь у него были такие планы. Такие планы...
Вдова Малахова сокрушенно покивала головой.
– Саша, что ты об этом думаешь? – спросил Грязнов. – Он определенно чувствовал неловкость за свое полупохмельное состояние.
– Не знаю пока. Это может не значить ничего. А может быть – многое.
Солнце жарило уже не так сильно, более того, небо с востока заволокло облаками.
Когда последняя горсть земли упала в яму, Трофимов попрощался со вдовой Малахова, его детьми и родными и подошел к Турецкому.
– Ну что, теперь в управление и в гостиницу?
– Нет, Андрей, давайте в яковлевский лес.
Трофимов покачал головой, но предпочел промолчать.
Дорога заняла не больше сорока минут. Небо хмурилось все больше и уже напоминало Турецкому давешний сон в самолете.
Еще в машине Турецкий просмотрел материалы по гибели Малахова.
– Калибр оружия?
– Стандартный: 7,62 мм. Стрелять могли из чего угодно.
– Количество пулевых ранений?
– Три. Два в область живота и одно в голову.
– Другие следы насилия? – настаивал Турецкий.
– Отсутствуют.
– Выстрел в голову похож на контрольный?
– Вполне. За исключением того, что явно сделан с большого расстояния, как и два предыдущих, судя по результатам баллистической экспертизы, там у вас в папке это все есть. Но именно ранение в живот было
