Валерия Петровна, молодящаяся дама лет тридцати — пятидесяти. Возраст ее удивительным образом зависит от освещения и погоды. Перед тем как зайти к Косте, я словно монетку в игральный автомат опускаю: задумываю число. И, честное слово, ежели совпадает, я по-настоящему, почеловечески счастлив. Ура! Нынче совпало — тридцать три, тютелька в тютельку. Ай да Турецкий, глаз — ватерпас.
— Доброе утро, Валерия Петровна!
— Здравствуйте, Александр Борисович. Вас ждут.
Костя восседает за огромным столом на фоне
огромной карты СССР. В его кабинете все монументально, капитально и неуютно. То ли дело его старый кабинет на Новокузнецкой с потертым сейфом и геранью на подоконнике.
— Вызывал, Константин Дмитрич?
— Вызывал, вызывал. Садись. — Меркулов выходит из-за своего безразмерного стола и садится напротив меня в кресло.
Валерия Петровна приносит два стакана чая в тяжелых подстаканниках. Мне, как всегда, с лимоном и сахаром, Меркулову несладкий и очень крепкий. И сам чайный ритуал, и старомодные подстаканники, и карта СССР на стене как нельзя лучше гармонируют с имперской обстановкой кабинета.
— Когда, Костя, карту сменишь? Все ж теперь...
— Не буду я ее менять.
— Так что ты думаешь, жизнь сама под твою карту подстроится-перестроится? Думаешь, все наши бывшие республики к нам на коленях с протянутой рукой приползут? Вот мне только что стажер мой игру на компьютере показал. Помнишь, морские бои, которые мы в школьном детстве вели на последних партах? Так вот теперь эта игра между Россией и Украиной идет. Если уж с Украиной и Белоруссией у нас проблемы, то что же о других говорить?
- Ну до войны с братьями славянами, скажем, еще далеко. Да и не так ужасно все. Ты поменьше газету «Завтра» читай... — Меркулов задумчиво потер переносицу указательным пальцем. — Слушай, Саша, что-то давно мы с тобой по-человечески не сидели. Замотался как бобик, ты уж извини. Давай, может, в эти выходные попробуем на природу, что ли, выбраться. Шашлычки пожарим, а то и рыбку половим...
— Да, Костя, когда шел к тебе, именно об этом и думал.
Меркулов наконец завершил массаж своей переносицы и перешел к делу:
— Саша, мне звонил зам министра внутренних дел, просил проследить за одним дельцем. Кстати, он тебя хорошо помнит, цени. Привет передавал.
— Спасибо, ценю, — ответил я, сгоняя с лица улыбку.
Замминистра, как правило, по мелочам не звонит, приветов не передает.
— Сегодня утром в квартире в дипломатическом городке на Кутузовском проспекте был обнаружен труп экономического советника посольства США Дэвида Ричмонда. Явно заказное убийство. Этим делом занимаются отдел милиции по охране дипкорпуса, ФСК и местное отделение милиции. Я уже послал туда Моисеева. Старик как-никак — гений криминалистики. Хотя на первый взгляд там все ясно, то есть ясно, как убили, но непонятно, за что. И кто. Посмотри, пожалуйста. С коллегами из ФСК не цапайся, но если что — на место поставь. Их золотое времечко прошло.
Выходя из кабинета Меркулова, я обратил внимание, что Валерия Петровна выглядит уже на тридцать два. Это хороший признак. Дождя, похоже, не предвидится.
Мы с Ломановым садимся в нашу служебную «вольво». За рулем милейший дядя Степа:
— Куда едем, Сан Борисыч?
— На Кутузовский.
Дядя Степа — личность весьма примечательная и оригинальная. Классическое имя милиционера, знакомое каждому с детства, прилепилось к нему настолько, что мало кто вспомнит его отчество, хотя дяде Степе уже крепко к пятидесяти. Кстати, на книжного дядю Степу он абсолютно не похож. Наш шофер среднего роста, довольно плотный веселый человек с умными карими глазами и небольшими залысинами.
Примечателен дядя Степа еще и тем, что активно снимается в кино. Роли у него в основном совпадают с профессиональной принадлежностью. Он признанный шофер милицейских и полицейских машин в отечественном кинематографе. Киношники обожают его за покладистый в смысле гонораров нрав. И конечно, более всего за то, что, когда в фильме задействован дядя Степа, каскадеры практически не нужны.
Я и сам однажды, правда не в кино, был свидетелем и одним из участников немыслимого трюка. Когда мы излишне настоятельно хотели побеседовать с господином Варсанидзе, более известным как Гога, о преимуществах здорового образа жизни, Гога не понял наших благих намерений и стал резко отрываться от нас на своем «мерсе». У дяди Степы тогда была всего лишь «волжанка», а дело было за городом, в районе Загорянки. Так дядя Степа, выжав из «волжанки» скорость, на какую она в принципе не способна, еще и срезал угол, после чего мы по полуразобранному мосту чуть ли не перелетели речушку.
Отстреливаться Гога не рискнул, когда мы с песнями выскочили ему наперерез. Он предпочел выслушать все, что мы хотели ему сказать.
Помимо вышеизложенных достоинств дядя Степа обладает одним неоспоримым преимуществом перед традиционно мрачными водителями нашего ведомства. Он шутник и балагур. Готов поклясться, что вовремя сказанное словцо не только повышает настроение, но порой помогает выпутаться из совершенно дурацких ситуаций, а то и разрядить взрывоопасную обстановку.
В последнее время, правда, дядя Степа что-то чересчур увлекся заемным юмором. Он покупает все сборники анекдотов, предпочитая, впрочем, те, что от Никулина. Однажды он показывал мне книгу с голой теткой на обложке и огромной вступительной статьей, в которой автор, доктор каких-то технических наук, на полном серьезе с графиками и таблицами исследовал анекдот, его историю, место рождения и сферы распространения. Мы с дядей Степой решили, что эта статья и есть самый лучший анекдот в книге.
— Сан Борисыч! — обернулся у ближайшего перекрестка дядя Степа. — Свеженький не желаете?
— Трави,— согласился я. Все равно ведь расскажет рано или поздно.
Значит, так. Раздается звонок. По телефону. «Але!» — «Позовите, пожалуйста, Рабиновича!» — «Вам какого: старшего или младшего?» — «Старшего». — «Они оба умерли». — Дядя Степа ржет так, как будто сам придумал эту шутку, и жмет на газ.
Мы с Ломановым серьезно переглядываемся, но не выдерживаем и тоже начинаем хохотать. Даже если дядя Степа расскажет абсолютную глупость, его заразительный смех сам по себе и мертвого рассмешит.
Вот так за шуточками и приехали. С левой стороны в начале Кутузовского проспекта тянется целый дипломатический городок из восьмиэтажных кирпичных домов с просторными автостоянками во дворах и охраной в будках. Раньше у них были даже свои магазины, наши туда и носа не смели сунуть. Мальчишки со всей округи через решетку забора глазели на диковинные автомобили.
Теперь от этих автомобилей не знаешь куда деваться. Дядя Степа, конечно, патриот, но даже он вынужден признаться, что «вольво» — машина, как бы это сказать... Ну, неплохая.
Нарушая дипломатический покой и размеренность жизни, поперек дороги у третьего подъезда стоит желтый милицейский «газик». Какой-то солидный араб никак не может припарковаться из-за него, но не выступает со своими арабскими матюками, а смирно стоит и ждет, когда ему освободит дорогу машина без водителя.
... Дверь в квартиру 28 — 29 была не заперта, да и вряд ли какой-нибудь даже самый ушлый домушник рискнул бы залезть в квартиру, битком набитую сотрудниками милиции и ФСК, а ежели считать с нами, то и представителями прокуратуры.
Двойной номер на дверях показывал, что в типичном, хотя и хорошем, советском доме сделана перепланировка. Две двухкомнатные квартиры были соединены в одну, в результате чего получился дом по западному образцу, где не пять семей ходят в один туалет, а всего одна роскошествует в двух.
Две комнаты, метров по двадцать, объединили в одну огромную гостиную. Только высота потолка немного подкачала, поэтому гостиная, несмотря на красивую белую мебель, выглядела несколько странно, словно бы ее сплюснули, как кусок пирога. Тем более странно она выглядела, когда в нее набилось так много людей, одетых явно не для вечернего коктейля. Да еще во главе с трупом хозяина.
