Оставив одного бойца и нас у ворот, лейтенант рванул к дому, по ходу отдавая приказания тем ребятам, которые перемахнули во двор через забор.
Мы с Ломановым помчались за ним. Не стоять же как идиотам у ворот, ожидая, когда к нам доставят под белы руки всю честную компанию во главе с «крестным папашей» Буцковым.
Навстречу нам бойцы уже выводили закованных в наручники боевиков. Буцкова среди них не было.
— Где Буцков? — отрывисто спросил я.
— Наверное, на втором, — коротко ответил Пшеничников.
Мы рванули наверх, откуда слышались испуганные женские визги. Полуодетые девицы жались в углу просторного холла второго этажа. Они никак не могли или не хотели понять, что хотят от них эти парни в камуфляже и масках, да еще и с автоматами наперевес. Двое их дружков лежали на полу под прицелом, держа руки за головой. Омоновцы проверяли другие комнаты.
— Там заперто. Ломаем? — подбежал к Пшеничникову один из бойцов.
— Само собой. Девиц и этих — вниз, в машину.
Мы с Ломановым сунулись в одну комнату, в другую — везде нас ждала пустота и жуткий разгром, все-таки омоновские ребята хорошо здесь поработали.
В самом дальнем углу коридора Ломанов заметил узкую дверь, похожую на ведущую в хозяйственную подсобку. Я толкнул ее. Она была заперта.
— Саш, давай я, — сказал Ломанов, отходя к противоположной стене.
Он с размаху ударил плечом в дверь, и она неожиданно легко распахнулась одновременно с выстрелом. Ломанов коротко вскрикнул и стал падать спиной на меня.
Я даже опустил пистолет, автоматически поддерживая падающего Сережу, когда прозвучал второй выстрел.
Уложив Сережу на пол, я бросился вперед и чуть не врезался в стену — это была не комната, а крошечная каморка. В самом ее углу на каком-то белом ящике, откинув руку с пистолетом и привалившись к стене, сидел мертвый Буцков. Из его правого виска текла кровь.
Похоже, с ним все было ясно. Он все-таки ушел. От меня. И от правосудия.
Вбежал Пшеничников:
— Куда ж вы, идиоты, полезли! Это наше дело! Тащите парня к машине, — приказал он двоим бойцам. — Может, еще живым довезем... А это и есть твой Буцков? — спросил он, подходя к трупу в углу и забирая из его руки пистолет.
— Он, скотина, — бесчувственно сказал я.
Я понимал, что в случившемся с Ломановым виноват больше всех. И сам как мальчишка поскакал, и его не остановил. Ну взяли бы этого Буцкова пятью минутами позже... Живым или мертвым. Но и Ломанова бы не унесли таким белым и безжизненным...
Около Буцкова лежала записная книжка в кожаном переплете. Я поднял ее. Раскрыл, полистал и присвистнул: это было что-то типа злодейского кондуита.
На одной из страниц я нашел длинный список фамилий, каждая из которых была помечена крестиком, какие ставят на могилах. Длинной палкой с перекладинкой. То есть все эти люди умерли. Точнее им помогли умереть.
Не сам список, а его последовательность мне о чем-то говорила. И многие фамилии были знакомы. Наконец до меня дошло. Передо мной был список жертв нефтяной войны...
А через несколько страниц, под датой «9 августа», я обнаружил и собственную фамилию с таким же крестиком.
«Ну это ты, Буцков, поторопился», — подумал я.
И тут я почувствовал на себе полный ненависти взгляд. Я вздрогнул и обернулся на Буцкова — его еще не унесли, но в его смерти сомнений не оставалось.
Я посмотрел вокруг и понял. Белый ящик, на который осело тело Буцкова, был не просто ящик — это была переносная клетка для домашних животных. И оттуда, сквозь стеклянное оконце, смотрели на меня две пары кошачьих глаз, горящих безудержной злобой...
Ломанов умер по дороге в больницу. Пуля задела сердце.
Самым разговорчивым в конце концов оказался Степашин, правая рука Буцкова. Он до смерти был перепуган и старался отвечать на вопросы едва ли не раньше, чем они были заданы.
Сначала спокойно выслушав все его плачи по поводу того, что он никого не убивал и что вообще он просто секретарь Фонда воинов-интернационалистов, я запросто доказал ему при помощи уже имевшихся показаний буцковских джигитов, что именно он практически являлся вторым человеком в фонде после Буцкова.
Особенно сильное впечатление на него произвел вид записной книжки Буцкова. Степашин столь быстро и бесповоротно терял свое лицо, что я уже начал сомневаться, было ли оно у него вообще.
— Что вы можете сказать об этом списке фамилий? — Я открыл книжку на странице со множеством крестов.
— Это списки убитых по приказанию Буцкова нефтяных бизнесменов. Тех, которые не соглашались сотрудничать с фирмами, принадлежащими Буцкову.
— Какие фирмы принадлежали фонду?
— Собственно, Буцкову принадлежала одна крупная фирма— «Лотона». У нее было множество филиалов во всей стране. Везде заправляли бывшие «афганцы».
— А как сочеталась серьезная благотворительная деятельность фонда, которую нельзя отрицать, с криминальным характером способов создания капиталов?
— Андрей Леонидович был не простой мафиози. У него были большие амбиции. Он считал, и не без основания, что нынешнее правительство и вообще все, кто правит сейчас Россией, подонки и воры. Его целью было создать свою империю, на деньгах и связях которой он хотел подняться к вершинам власти. Он хотел править Россией — строго и справедливо.
Я едва удержался от нервного смешка — России для полного счастья только откровенного «справедливого» бандита не хватало.
— Куда шло оружие, которое фонд Буцкова закупал через посредство Нормана Кларка?
Степашин, похоже, не удивился перемене темы, словно смирившись с тем, что ему придется выкладывать все. Буцков был мертв, а ему терять было больше нечего.
— Оно шло в самые разные горячие точки бывшего СССР. Причем Андрей Леонидович был введен Кларком в заблуждение. Кларк, оказывается, через другие каналы поставлял оружие и противникам тех, о ком заботился Буцков. Это был, как мы потом выяснили, канал через одного гэбэшного деятеля. Причем крупной шишки. Но похоже, тот работал на свой страх и риск, набивая исключительно собственные карманы.
— А вы знаете его фамилию?
— Нет, фамилии я не знаю. Знаю лишь, что он возглавлял какой-то особый отдел в Службе внешней разведки. Он назвался генералом Григорьевым, когда мы вышли на него. По другому делу. Но это явно не настоящая фамилия.
— А в лицо вы его знаете?
— Видел два раза. Думаю, что смогу узнать.
— А вы не заметили какой-нибудь особой приметы? Ну родинка, например, или какой-нибудь физический дефект?
— Какой там дефект? Этакий барин... Хотя постойте! У него очень странные уши... Такие острые.
— Волчьи? — насторожился я.
— Да, пожалуй, это наиболее точное определение. Именно что — волчьи.
— А за что убили Кларка и Дэвида Ричмонда? Это связано с поставками оружия?
Про Кларка я ничего не знаю. Мы с Андреем Леонидовичем сами прочитали об этом в газетах. А Ричмонда убил Доля по приказу Буцкова.
— Причины?
— Тут совсем разные причины. Сначала, узнав о поставках оружия через гэбэшника, Буцков и
