товарища».
– Проходите, Лия Георгиевна. – Турецкий поставил коньяк на сейф, подхватил у нее бумаги и, указав взглядом на бутылку, добавил торжественно: – Пока не предлагаю. Выпьем после успешного окончания дела.
– Тогда можете начинать, Александр Борисович. Дело завершено три месяца назад. Успешно, успешней не бывает.
Язва, подумал Турецкий. Чего и следовало ожидать. И выглядит не так шикарно, как на фотографии. Впрочем, все равно здорово. А снимку все-таки четыре года, так что пока все без обмана.
– Будем считать, что мы представлены. Вам следует сказать...
– Можете называть меня просто Лией Георгиевной.
Язва, окончательно удостоверился Турецкий, ощутив при этом небывалый прилив сил.
– Итак, уважаемая Лия Георгиевна, прокурор ничего не смог мне рассказать о вашей роли в расследовании смерти Вершинина, но кое-что сразу бросается в глаза. Это было ваше первое серьезное дело, так? Вы проявили себя с лучшей стороны, заслужили благодарность и поощрение. Но некоторые моменты до сих пор не дают вам покоя. – Турецкий пристроил портативную кофеварку на сложенную вдвое старую папку и выплеснул в нее остатки минералки. – Во-первых, есть мелкие фактики, которые образцово- показательное следствие намеренно проигнорировало, чтобы не портили общей стройной картины. Во- вторых, поощрили вас не только за усердие, но и за лояльность. И теперь вас гложет червячок: это были мелкие недочеты, неизбежные в столь громком деле, или края подводной части айсберга? А может, и надводную часть задрапировали до неузнаваемости? И грыз бы вас этот проклятый червячок еще довольно долго, но буквально пару минут назад вы его растоптали. Из духа противоречия.
Лия мило улыбнулась:
– Будем считать, Александр Борисович, вы его реанимировали. Вопрос позволите?
– Давайте.
– Как вы прозорливо заметили, я могу быть и усердной, и лояльной. Чего именно вы от меня ждете? Иными словами, я хочу понимать конечную цель нашей совместной деятельности.
– У вас остались сомнения по окончании следствия?
– Да.
– Вот и будем считать, Лия Георгиевна, что наша цель их разрешить.
– Допустим. А как насчет ваших сомнений? Вам известно, что-нибудь такое, чего не знаю я? Вы прилетели возмещать ущерб, нанесенный авторитету покойного полпреда нелепыми сплетнями или в Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда России действительно умудрились отыскать в деле какие-то процессуальные нарушения?
Турецкому лукавить не хотелось, поэтому он неопределенно пожал плечами:
– Кофе хотите, Лия Георгиевна?
– Да, спасибо.
– Пока вы знаете об этом деле гораздо больше меня, я имею только самое поверхностное представление. Расскажите, а я послушаю. Все, что считаете заслуживающим внимания, и все, о чем здесь не упоминается, – он похлопал по скоросшивателям, – несущественные подробности, можете опускать, с материалами я ознакомлюсь после.
По крайней мере кофе любит – уже хорошо, прикидывал Турецкий, украдкой разглядывая помощницу, пока она, улыбаясь, прихлебывала зверски крепкий напиток – импровизированный тест на мужественность первой ступени. Не ударилась в объяснения с полоборота, тоже плюс, после перепалки умеет собраться с мыслями. И, увы, судя по всему, девчонка давно уже оперилась, «старшему товарищу» можно расслабиться. Он закурил, откинулся на стуле и блаженно затянулся.
– Откройте окно, Александр Борисович, – тут же попросила Лия. Турецкий благородно встал на сквозняке, старательно выдыхая дым в форточку. – Обвинение против Яковлева, – начала она после паузы, – зиждется на трех столпах: отсутствие одного патрона в магазине его автомата и следы недавнего выстрела в стволе – раз, пулевые отверстия в черепе Вершинина и стеклах «Волги», соответствующие по калибру, направлению, скорости пули, одним словом, баллистика – два и, наконец, признание самого Яковлева – три. Какой из них кажется вам шатким?
– А вам, Лия Георгиевна?
– Мне – никакой. Ну а вам, по-видимому, третий. Ведь Яковлев отказался от своих показаний?
– Вы лично его допрашивали?
– Лично нет, но присутствовала на многих допросах. И заявляю вам, Александр Борисович, совершенно ответственно: ни малейшего давления со стороны следствия на него не оказывалось. Знаете, как с ним носились?! Как в старых советских фильмах. Ни на миллиметр ни от одной процессуальной нормы, следствие ведут знатоки, только не в кино, а в реальной жизни, вот как все и было. Если вы мне не верите, лучше сразу ищите другого помощника.
– Я вам верю, Лия Георгиевна, верю, – поспешил успокоить ее Турецкий, – если бы я никому здесь не верил, предпочел бы работать самостоятельно. Может, я в ваших глазах и старая развалина, но, слава богу, в состоянии не только штаны протирать.
Она засмущалась, и Турецкому это понравилось: значит, не успела еще стать насквозь прожженным циником, жизнь и работа не доконали.
– Я вовсе не это хотела сказать.
Он снисходительно махнул рукой:
– Проехали. Продолжайте, пожалуйста!
– А, собственно, Александр Борисович, это все. Ну почти все. В кулуарах ходили слухи, что администрация президента довольна и ходом следствия, и его результатами. Конечно, погиб президентский полпред, но от несчастного случая никто не застрахован. Вас интересует мое собственное понимание политической стороны проблемы?
– Разумеется, Лия Георгиевна.
– Вы задумывались вот над чем: несущаяся на страшной скорости черная «Волга», не останавливающаяся по требованию вооруженного сотрудника милиции, – это объект социальной ненависти? Внутри Садового кольца шестисотый «мерседес» – средство передвижения, а километрах в двухстах от Кремля, в какой-нибудь деревне, где, кроме грязи по пояс, трех алкашей и двух пенсионерок, ничего нет, то как раз объект социальной ненависти. Игорь Яковлев – простой парень, которому однажды крупно не повезло. Но если постараться и приложить некоторое количество дури, из него можно сделать Робин Гуда. По крайней мере в глазах определенной части населения. А вопрос, торчат ли из этого уголовного дела белые нитки или ослиные уши, давайте отложим до завтра, когда вы ознакомитесь со всеми материалами. Я могу идти?
– До свидания, – сказал «важняк» сухо, – завтра в восемь.
Турецкий просидел над скоросшивателями до позднего вечера, даже стенограмму суда посмотрел. В принципе все выглядело гладко: и заключение баллистической экспертизы, и признательные показания Игоря Яковлева. Все хорошо, только абсолютно все фигуранты дела вели себя в момент убийства, мягко говоря, как-то странно. И Вершинин почему-то ехал без охраны, на обычной «Волге» без спецномеров и пуленепробиваемых стекол. И Друбич, когда понял, что шеф мертв, долго не пытался задержать убийцу. Конечно, он как бы действовал по инструкции: опасаясь, что на дороге была засада, он остановился, только пройдя поворот, по рации вызвал охрану. А потом? Потом он добрых полчаса, грубо говоря, сидел и курил. Да любой нормальный человек на его месте или уж драпал бы до самого водохранилища, или хотя бы попробовал вернуться и не позволить убийце скрыться с места преступления. И Яковлев тоже застрял на обочине – ни вперед, ни назад, как будто ждал, когда его придут и арестуют.
Короче, во все это верится только в предположении, что все участники событий круглые идиоты. Еще этот в дымину пьяный его шурин...
И место, где пуля настигла машину, фактически известно только со слов Друбича. И пуля, как по заказу, утонула в болоте...
Короче, с Друбичем Турецкий решил поговорить в самую последнюю очередь, а если его показания правдивы, этот разговор может и вообще не понадобиться.
5 сентября. А. Б. Турецкий
