Искренний комплимент ей понравился. Она взяла Славу под руку, пахнув на него волнующими духами, и сказала, что очень торопилась из боязни, что он не дождется и уйдет. И поезд в метро, как назло, подолгу стоял в тоннеле.
Он взял у нее сумку, удивился ее тяжести, на что она небрежно ответила: так, всякие мелочи жизни. Непринужденно болтая, они подошли к его дому, поднялись на седьмой этаж и вошли в квартиру, доставшуюся Славе от родителей.
— Только вы должны меня извинить, Нина, — сказал Грязнов, — я здесь один проживаю и, кажется, говорил вам, что весь день — на работе, а дома... сами увидите.
Нет, в двухкомнатной квартире Славы сохранялся вполне пристойный холостяцкий порядок. Было чисто, тем более что и жил-то он в основном на кухне, где проводил все свое свободное время.
Слава полез в холодильник, чтобы добыть из него свое богатство: сверток с котлетами, несколько банок разнообразных консервов и бутылку водки. Чем, как говорится, богаты.
— Так, — сказала она, обойдя квартиру, — начнем вот с чего. У вас найдутся для меня какие-нибудь тапочки? Ну, давайте хоть свои шлепанцы, ноги устали от каблуков. — Без дубленки она была похожа на бойкую студентку-первокурсницу, только мелкие морщинки у глаз выдавали ее возраст и нелегкое прошлое.
«А фигурка, ножки у нее что надо!» — думал между тем Слава, подавая ей свои широкие тапочки.
— Где будем ужинать? — поинтересовалась она.
Вопрос был странным: конечно, на кухне, где же еще?
— Предлагаю другое. Время уже позднее. Беготню по квартире устраивать нам ни к чему, так? Поэтому давайте придвинем стол к дивану и все, что нужно, расставим на нем. Есть возражения?
— Ну что вы, Нина!
— Знаешь что, давай-ка, Слава, переходить на «ты», я ведь уже, кажется, не на допросе? Можно?
— Разумеется, — сглотнув слюну, казенным голосом сказал он.
— Я очень рада, что ты пригласил меня сюда. — Она подошла к нему вплотную. — Когда ты сказал «поужинаем», я даже испугалась, что в какой-нибудь кабак потащишь. А у меня и без того вся жизнь — сплошной кабак...
Нина распахнула полы его пиджака, и ее руки скользнули по его спине.
— Сними пиджак, — попросила она и, когда он выполнил ее просьбу, отшвырнув пиджак на диван, стала гладить его бицепсы, лопатки, шею, вытягиваясь и прижимаясь все крепче.
Слава уже едва держался на ногах и, в свою очередь, сжал ее так, что она охнула.
Все... пока... — прошептала она, расслабляясь и раздвигая движением гибкой спины его руки. — Ты сильный, я уже чувствую. Значит, нам будет хорошо. Все, Слава, отпускай свою даму, она будет стол накрывать.
И Нина быстро и ловко захлопотала, будто всю жизнь только тем и занималась.
— Слушай, Славка, а тебя, наверное, в школе рыжим дразнили, да? Это хорошо!.. Можно, и я тебя так иногда звать буду?.. Ты на меня не обидишься?.. А почему ты не женат?.. Ох, ты, наверное, такой опа- асный человек?.. И девки по тебе сохнут, да?..
Она не ждала ответов, она просто говорила, как говорит программа Московской городской радиосети, — постоянно, обо всем сразу, и можешь его совсем не слушать. Но оно создает атмосферу чье- го-то постоянного присутствия в доме. Избавляет от чувства одиночества.
Не успел Слава оглянуться, как все его банки-склянки отправились обратно в холодильник, на сковородке шипели, разбрызгивая масло, котлеты, а в тарелках, расставленных по всему столу, лежала такая вкуснота, о которой даже подполковник милиции, начальник отдела знаменитого на весь белый свет МУРа, и мечтать не мог себе позволить.
— Зачем же ты так?.. —только и мог он пробормотать сокрушенно.
— А затем, чтоб нам с тобой сегодня было вкусно. Во всех отношениях, понял, рыжик? Ой, не могу больше! — будто пропела она. — Устала терпеть, давай наливай скорее!
Нина достала из сумки пару бутылок «Арманьяка», поставила их с краю стола и, подумав, сказала:
— Нет, начнем лучше с водки. Тащи из холодильника. По первой надо родную нашу, чтоб душу пробрало. А хмелеть потом можно от чего угодно, правда, рыженький ты мой?
И прямо так, не садясь, дернули они по рюмке и закусили ломтями жирного балыка, вытаскивая его из импортной плоской банки и облизывая пальцы.
Нина изогнулась всем телом, ее остренький носик хитро сморщился, она лукаво подмигнула ему и показала на стол:
— А я очень люблю вот так, по-дикому, без вилок, руками. Вкусно ведь, да? Только ты теперь садись и как следует поужинай. Мотался же целый день как угорелый, и небось всухомятку. Сейчас принесу котлеты, а сама залезу под душ, ладно? На две минутки.
Слава, наконец, и сам сообразил, что голоден как черт. Он придвинул стул и стал есть как вернувшийся с работы усталый мужчина — всерьез и основательно.
А Нина ушла в ванную. Крикнула оттуда, что обожает вот такие — большие, которые только и остались в старых домах с высокими потолками, толстенными стенами и широкими подоконниками. Потом она приоткрыла дверь ванной и попросила у него рубашку:
— Дай свою любую, какую не жалко!
Он вытащил выглаженную в прачечной голубую фланелевую ковбойку и понес в ванную.
Нина, стоя за прозрачной занавеской, поливала себя из душа. Слава замер. Она увидела его глаза и рассмеялась:
— Ну чего уставился? Не нравится?
Он только и смог, что застонать от вожделения.
— Сейчас, сейчас, не торопись... успеешь... Кинь полотенце!
Выключила душ, быстро и легко промокнулась полотенцем, отдернула занавеску и шагнула к нему, поставив ногу на борт ванны. Он тут же сгреб ее обеими руками, прижал к себе, а она, шепча: не торопись, ну сейчас, сейчас... — сама расстегивала на нем рубашку и, пока он выпрыгивал из штанин, стянула через его голову майку.
Господи, ну куда ты так несешься!..
Слава сжал ее тонкую талию, поднял, а Нина, обхватив руками его шею, а бедра — сильными ногами, начала медленно сползать, опускаться по его телу, пока не настал тот миг, когда он почувствовал, что крепко и плотно вошел в нее. Нина задрожала, еще крепче стиснула его ногами и застонала-зашептала в самое ухо:
— Как я хочу тебя...
Он повернулся и сел на край ванны, держа Нину на коленях, а она, словно дорвавшись, наконец, до неведомого прежде наслаждения, стала такое вытворять, что он перестал вообще что-либо чувствовать, кроме ее безумных прыжков на нем, захлебывающихся всхлипов и неистового желания, пронзившего все его существо.
Они пришли к финишу, как высокопородистые скакуны на короткой дистанции, одновременно. Протяжно охнули, вздрогнули в жарких конвульсиях и будто опали. Нина, подергиваясь, тяжело дышала, а Слава продолжал уже машинально тискать и сжимать пальцами ее сильные бедра, круглые горячие ягодицы и атласную спину.
— Ну ты, мой хороший... — вздохнула она наконец. — Похоже, давно у тебя не было женщины... Так ведь и загнуться можно... Дай-ка я потихоньку слезу... Всего ожидала, но такого!.. Можешь мне не верить, но был момент, когда я потеряла сознание. Ну а я как? Нравлюсь тебе?
Слава исступленно впился в ее губы, всасывая их и ощущая во рту солоноватый привкус крови.
Нина снова застонала и забилась в его руках, но при этом стала наступать сама, проявляя все большую активность, закончившуюся долгим, почти отчаянным криком.
Она пришла в себя прежде него. Сползла с его колен и, поглаживая небольшие, девичьи груди с острыми сосками, сказала рассудительным тоном:
