Они сами говорили так. Вась, скажи мне правду, ты же обещал...
— Не бери в голову, милая, — продолжая гладить ее по спине, ответил он.
— Василий Петрович! — раздался вдруг в темноте громкий голос Арсеньича. — Извини, что прерываю вашу беседу. Я на вас не смотрю, можешь верить моему слову. Выдька на кухню, поговорить надо. С глазу на глаз. А Наталью не вини, она ни причем. Это я тебя вычислил.
Наталья вскрикнула и замерла с открытым ртом. В слабом свете фонаря, пробивающегося с улицы Кузьмин увидел действительный ужас на ее лице и поэтому поверил услышанному.
—Ты один, Иван Арсеньевич? — спросил, сглотнув комок в горле.
— Один.
— Сейчас приду... Ну ты молодец.
— Ладно, — небрежно бросил Арсеньич. — Жду.
...Включив неяркую настольную лампу, они сидели друг против друга за узким кухонным столом, глаза в глаза. Дверь в Натальину комнату была плотно закрыта.
— Ну здорово, полковник, — негромко сказал Арсеньич. Привет, майор, — ответил так же Кузьмин. — Говорил я нынче с Ванюшкой-то...
— Догадываюсь. Я знаю, он в свое время тебя за человека держал.
— А что, изменилось что-нибудь?
— Жизнь, Василий Петрович, штука сложная. Особенно такая, как у нас.
— И ты считаешь, мы можем договориться?
— Я считаю, просто обязаны.
— Так чего ты хочешь?
— Ты сам сказал. Нельзя нам друг против друга. А я не хочу, чтоб Натальино дите без отца росло.
— Ты чего несешь? — вскинулся Кузьмин.
Я? — усмехнулся Арсеньич. — Это она твоего — или твою, уж не знаю кого, в своем пузе носит.
— Туфта!
— Ладно, полковник, этот вопрос вы потом сами уточните: какое имя дать и прочее. Давай к делу.
— Погоди... Арсеньич, ты мне все мозги набок повернул...
— Не набок, а на место поставил. Ну давай осмысли. Можешь ее спросить. А можешь мне поверить. Врать не вижу резона.
— Та-ак... Ну и прихватили вы меня, ребята... А если я сейчас встану и уйду?
— Уже не уйдешь, полковник.
— Это почему же?
— Во-первых, я здесь. А во-вторых, Наталья. Или наоборот. Слушай, Вась, давай без чинов, а? — И, не дожидаясь ответа, Арсеньич продолжил: — Зря ты на меня этого елгавскогото кинул. Подставил парня ни за что. Он теперь плохо работать будет, потому что кураж потерял. Ну это, в конце концов, его дело. А к тебе лично у меня есть конкретное предложение. Если ты его, конечно, примешь..
— Говори.
— Пошли к нам сходим.
— Гарантии?
— Твоя Наталья. Ну... и я. Достаточно?
— А что вы с ней можете сделать, а?
— Мы? — словно бы удивился Арсеньич, усмехнулся и сказал: — Поможем дите воспитать. Отчество придумаем.
— Сильны.
— Но тогда действительно это уже будут наши проблемы. Можно мужской вопрос?
— Валяй, — в раздумье бросил Кузьмин.
— У тебя это с ней всерьез?
— А вы у меня там, на Шаболовке, ничего не вмонтировали?
— Вась, я не по этой части.
Верю. Может, даже не столько тебе, сколько Ванюшке. Вы с ним днями, я слышал, встретились?
— Ну если он сам тебе сказал, то да. И разошлись.
— Знаешь, Арсеньич, может, именно то, что вы разошлись, и решит наш вопрос.
— Хочу надеяться, — покачал головой Арсеньич. — А у тебя еще ничего, есть.
— О чем ты?
— Да о шевелюре твоей.
— Не понял.
— Когда-нибудь объясню. Ну сходим? Только так: да — да, а нет... и разговор другой. Ты ведь один приехал?
— А зачем тебе?
— Это тебе, а не мне. Оставлять здесь охрану или не стоит?
— Не надо, пусть отдыхает. Можно, я ей пару слов скажу?
Ну скажи, — пожал плечами Арсеньич. — Если хочешь моего совета, скажи, что через часок вернешься. Она тебя любит — поверит. А вообще, так они сами говорят, волновать их в этом интересном положении не нужно. На потомстве сильно отражается.
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ СИНДИКАТ ДЕЙСТВУЕТ
Апрель, 1992
1
В небольшом кабинетике Кузьмина, находившемся рядом с приемной Сучкова, раздался телефонный звонок. Василий Петрович снял трубку.
— Привет, Вась, Подгорный беспокоит. Как у тебя со временем?
— А у вас горит что-нибудь?
— Шутишь? Нет, не горит. Пока. Но поговорить надо. Ты когда смог бы подъехать?
— А ты где, у себя в Кунцево?
— Нет, тут, на Огарева. Сейчас двенадцать.
— Ну-у... Давай через полчаса. Идет?
— Жду.
Кузьмин вышел в приемную, спросил у секретарши, кто у самого. Она ответила, что буквально минутку назад отнесла Сергею Поликарповичу стакан чая, в кабинете никого не было. Кузьмин кивнул:
— Я зайду. Срочное дело.
Сучков со стаканом чая в руке стоял у окна.
— Прошу прощения, Сергей Поликарпович, у нас в течение ближайшего часа никаких мероприятий неожиданных не намечается?
— А тебе что, отлучиться надо?
— Буквально на полчаса.
Стою вот я, Вася, в окно гляжу, а сам думаю: сидит небось вон на той крыше или еще удобнее, в том вон окне, пониже, какая-нибудь сволочь и в меня целится. А? Невесело?
Кузьмин сочувственно промолчал. А что говорить? За какой-то месяц трое на тот свет отъехали.
