– За Гришу. Бедная скотина стала еще одной жертвой авиакатастрофы. – Меркулов рассказал историю о гибели собаки Грязнову.
– Чего же ты мне сразу не позвонил? Мои ребята нашли бы мерзавцев!
– Ну и чтобы ты им предъявил? Наезд на собаку? У меня даже свидетелей, кроме пацанов, которых не стоит впутывать в это дело, не было.
– Думаешь, угроза?
– Наверняка. Новогорское дело. Сначала – телефонный звонок, а теперь – это… И ведь, суки, хоть бы что-нибудь поинтереснее придумали. Убийство несчастных животных из мести их хозяевам в каждом дешевом кино показывают.
– Хорошо, что они не поступили еще попроще – это уж точно в каждом детективе можно увидеть – и не прострелили тебе самому голову. Чуешь, куда все клонится? Сколько раз тебе говорил – возьми телохранителей. Сейчас их каждая собака… – Грязнов осекся: упоминание о собаке явно пришлось не к месту, – имеет.
– Да брось ты. Больно кого-то охранники спасают. Смешно даже. У меня теперь один выход – припереть этих негодяев к стенке, улики собрать, чтобы им невыгодно стало меня грохнуть. Пока я как по трясине пробираюсь. Вот сейчас, по-видимому, наступил в топкое место, еще шаг – и прощай мама родная. Но мне хорошие мокасины изготовить следует. Знаешь, Грязнов, обувь такая специальная есть – по болоту ходить?
– Знаю, – буркнул Грязнов и выпил.
Они заказали еще коньяку. Слава попросил к тому же порцию омлета и два больших шницеля с картошкой.
– Ну ты и поесть не дурак, – восхитился Меркулов. – Сейчас ведь подзарядишься и в самолете – на покой, так что пока твоя головушка еще варит, слушай о деле.
Грязнов кивнул, закусывая салатом.
– Дело запутанное и пока, можно сказать, топчется на одном месте. Официальную версию аварии ты уже знаешь – якобы отказали моторы Харьковского завода. Но год назад подобную катастрофу в Намибии потерпел такой же самолет с таким же точно грузом. И самое интересное – есть все основания предполагать, что никаких «Су» внутри «Антеев» не было.
– Как? – Шницель у Грязнова шлепнулся с вилки назад в тарелку.
– Были только корпуса, голая обшивка, имитирующая самолеты.
– Лихо работали ребята. Нагло.
– Да они и сейчас, похоже, работают, судя по Грише. Следы заметают. Сам понимаешь, что такие махинации без директора не провернуть, но Лебедев Алексей Сергеевич вот уже несколько дней как отправился к праотцам, по официальной версии, вроде бы по собственному желанию. Теперь получается, и спросить не с кого. Однако есть в этой истории и еще одна темная деталь – исчезновение одного из членов экипажа. Можешь себе представить, Слава, человек садится в самолет перед рейсом, а потом бесследно исчезает, а самолет гибнет. Должны мы эту тайну открыть?
– Угу! – Грязнов трудился над вторым шницелем.
– Вот тебе, скорее всего, этим и придется заняться. Не думаю, что занятие будет скучным или кабинетным. Один из местных следователей, некий Сабашов, уже пытался разыскать невидимку, но его убили… Из обычного охотничьего ружья.
– А там, значит, Сашка сейчас трудится?
– Зашивается, Слав, зашивается. Ты же понимаешь, что все эти непойманные штурманы, директора – мелкие сошки, которых убирают. А нам нужны не только исполнители, а те, кто ворочает чудовищными прибылями с этих чудовищных преступлений. Так что приготовься, мы летим в самое пекло. И дали нам на все про все два дня. Генеральный грозится прекратить это дело за отсутствием состава преступления.
– Не боись, Константин Дмитриевич, выпутаемся.
Они выпили еще по пятьдесят граммов и отправились на посадку. Грязнов, как и предполагал Меркулов, едва плюхнувшись в кресло и пристегнув ремни, захрапел еще до того, как самолет покатил на взлетную полосу. Последним завещанием Славы стали слова, чтобы Меркулов обязательно разбудил его, когда стюардессы начнут разносить ужин.
Меркулов безучастно разглядывал, как размещались в креслах пассажиры. Многие стаскивали с себя тяжелые шубы и меховые шапки – не в пример Меркулову и Грязнову, одетых в легкие ботиночки и кожаные курточки. Константин Дмитриевич вспоминал длинный сегодняшний день – смерть Гриши, аудиенцию у Генпрокурора. Что же поразило его больше всего? Странно, но это было не напутствие Малютова, не кровавая лужа у тела мертвой собаки, не плачущий мальчик у подъезда и не наглость угрожавших заместителю Генерального прокурора России. В голове Меркулова снова и снова крутились слова Юрия Юрьевича о баранах. Кто же высказывал подобную идею совсем недавно? Кто-то неприятный?… А! Чирков! Неужели?! Конечно, он! Отчего одна и та же мысль приходит в голову таким разным людям? Может, и впрямь идеи носятся в воздухе?… Или в этом совпадении заключена какая-то другая тайна – неслучайных случайностей?…
Глава 43. РУЖЬЕ
Турецкий отпустил служебную машину и решил пройтись к дому Савельевой пешком. Он пытался представить себе, чем был вызван ее звонок. Елена объявилась неожиданно. Александр звонил ей два дня подряд и домой и в школу. Глухо. Он подозревал, что ее не было в эти дни дома. Но где она была? И почему не предупредила его? Он был немного обижен и даже с удивлением замечал в себе ревностные чувства.
«Может быть, просто захотела меня сейчас увидеть? – думал он, шагая по улице. – Непохоже. Она никогда не звонила мне в прокуратуру. И голос у нее был встревоженный. Неужели что-то произошло?»
Он чувствовал все время тяжесть на сердце. Если даже на время и забывал причину этого, то сама тяжесть никуда не исчезала. Сабашов… Этот милый, безобидный и добросовестный человек. Турецкий и не подозревал, что тот стал ему так близок.
