А титан при этом хитрый итальянец не желает закупать в США – там дорого. Брюкнер же, создав на территории бывшей ГДР совместное немецко-украинское предприятие, особого внимания к себе не привлек и не привлечет. Украинцы, а именно Бондаренко, поставляют титан, из которого должны, по идее, изготавливаться детали всяких там спортивных тренажеров, Брюкнер же этот титан отгружает на «Фиат». Но титан начинают уже активно добывать в России, и если Кандолини удастся подписать выгодный контракт там, а с русскими он повязан еще с коммунистических времен, то и на этом фронте Брюкнер останется не у дел.
Чертов Vater! Так не вовремя, так некстати. Нельзя допустить, чтобы это стало началом конца. Нельзя.
Брюкнер позвонил Бондаренко:
– Нужна услуга. Твой брат-мафиози в Америке, он может устроить наблюдение за одним человеком?
– Ну?
– Рауль Риверо, гражданин Бразилии, прямо сейчас он плавает на частной яхте где-то около Майами. Мне нужно знать о каждом его шаге в Штатах, каждый контакт. И сведения нужны не в виде недельных отчетов, а каждые три часа.
– И?
– Что – и?
– Когда и как его надо мочить?
– Я... Я подумаю.
Доктор Лопаткин курил сигару, с удовольствием обкуривая все вокруг. Он делал все по правилам: отрезал кончик чуть наискось, прикуривал щепкой, а не зажигалкой, медленно вращая сигару, и курил, не затягиваясь. Доктор Лопаткин упивался процессом.
Запах, надо сознаться, был малопереносим. Денис мужественно сделал благостное выражение лица, втянул воздух и заметил с непередаваемой грустью:
– Я как раз недавно бросил...
Это было абсолютной ложью: Денис не курил ничего и никогда, но шаг оказался безошибочный, курцы сигар – особая каста, и своих они привечают. Кроме того, Денис обратил внимание среди прочих фотографий на стене кабинета на одну, где был изображен Рябов на тренерской скамейке с сигарой же в зубах.
– Кстати, помнится, Виктор Афанасьевич, царство ему небесное, тоже сигарами баловался.
– Вы были с ним знакомы? – спросил Лопаткин.
– Немного. Мы встречались однажды, и он... мне понравился, хотя мне показалось... он кое-что недоговаривал.
– Рябов вообще был большой хитрец, – грустно сказал Лопаткин. – Его тут всем будет здорово не хватать.
– Даже Овсянникову? – поинтересовался Денис. – Он же перестал его на поле выпускать с появлением Комарова. Мне кажется, молодой футболист должен почувствовать себя теперь свободней.
– Петя сам виноват, – сказал Лопаткин. – Мнительный очень.
– Вы об Овсянникове?
– Да.
– Расскажите, что имеется в виду.
– Видите ли... – Лопаткин глянул на Дениса исподлобья. – Простите, но, если вы не курите, может быть, мне тоже потушить?
– Ну что вы, что вы! Я просто наслаждаюсь запахом, умоляю, не лишайте меня такого удовольствия! – заверил Денис.
– А, ну как хотите! – расцвел доктор. – Так вот об Овсянникове. Однажды он вспомнил, что у него больной голеностоп. Мы все обследовали вдоль и поперек. Парень оказался здоров как лошадь. Но мнительный, как женщина бальзаковского возраста. И хитрец Рябов нашел выход. С овсянниковским голеностопом он поступал так. После очередной жалобы футболиста он его приводил ко мне. Овсянникова укладывали на стол лицом вниз, обматывали «больную» ногу влажным полотенцем. После этого я на глазах у него набирал в шприц обезболивающее, заходил сзади и содержимое шприца вкатывал в полотенце, а ногу колол припасенной заранее иголкой.
– Помогало?
– А то, – похвастался Лопаткин, выдыхая Денису в лицу облачко вонючего дыма. – Вылеченный Петя скакал как кенгуру.
Сейчас меня стошнит, подумал Денис, надо говорить скорее, отвлекаться...
– Вы сказали, что Овсянников сам виноват в том, что, как это говорится... был лишен игровой практики? – Денис даже удивился: откуда-то в голове всплыл этот спортивный штамп.
– Совершенно верно. Они сперва выходили оба в основе, причем именно Овсянников играл нападающего, а Комаров был под ним. Но Овсянников закомплексовал, перестал забивать, а Комаров, напротив, регулярно добивал за него. Так и вышло. Овсянников стал придумывать объективные причины своей неудачной игры... Жаль. Футболист он способный, я ведь тоже кое-что повидал на своем веку, уже почти двадцать лет лечу футболистов. Так вот, играть может, но он психологически нестабилен прежде всего. Особенно в сравнении с Комаром. Рябов ему много шансов давал, но в конце концов посадил на банку.
– На банку? – переспросил Денис.
Лопаткин внимательно посмотрел на Дениса:
– Ну да. Потому что все-таки Рябов ведь отвечал за результат всей команды, а не за то, наберет форму конкретный футболист Овсянников или нет. Ну и к тому же случилась эта глупая история с головой.
– Что за история?
– А Овсянников отказался головой играть.
Денис хотел было сказать: а разве в футболе это разрешается, но сообразил, что совсем уж тогда продемонстрирует свое невежество.
– Умер один английский футболист, – продолжал доктор Лопаткин. – Был такой Джефф Эстл, он играл в футбол лет тридцать назад. И медики официально признали, что смерть произошла от болезни мозга, вызванной постоянными ударами головой по мячу. Причем патологоанатом заявил, что повреждения мозга у Эстла напоминали те, от которых страдают боксеры. А вдова покойного футболиста вспомнила, как муж говорил ей, что бить головой по мячу, особенно намокшему, было все равно что влепиться со всего маху в кожаный чемодан, полный кирпичей. В Англии поднялся большой скандал. Профсоюз футболистов заявил, что все игроки должны быть предупреждены о том, что удары головой по мячу могут повредить их здоровью... Ну и так далее... Все как-то забыли, что, когда играл Джефф Эстл, мячи были совсем другие, нежели сейчас. Ну да неважно. У нас это было воспринято как курьез, не более. Но только не Овсянниковым. И вот, представьте, в очередном матче... Слушайте, да у нас же запись этого матча наверняка есть! – обрадовался Лопаткин. – Потерпите немного, я найду, оно того стоит. – И доктор вышел из кабинета.
Денис воспользовался паузой и немедленно позвонил Грязнову-старшему:
– Дядя Слава, что такое банка?
– Чего?! Ты чем занимаешься?
– Дядя Слава, скорее, у меня нет времени! Речь идет о футболе! Что такое банка?!
– А! Скамейка запасных.
Лопаткин вернулся с видеокассетой и воткнул ее в магнитофон. Немного покрутил запись матча взад- вперед и нашел то, что искал.
Десятый номер «Буревестника» привлекал к себе внимание каким-то не совсем мужским изяществом в обращении с мячом, это был еще юноша, гибкий, очень подвижный, но которому только предстояло еще
